Четыре года назад в парижской постановке оперы "Моисей и Арон" Ромео Кастеллуччи заставил евреев переходить вброд нефтяную реку. В Основном проекте Московской биеннале, куратором которого стал другой крупный оперный режиссер – Дмитрий Черняков, драгоценное топливо непосредственно не течет, но незримо присутствует. Во-первых, из 35 художников, участвующих в проекте, треть из России. Во-вторых, неподалеку от входа на экспозицию помещены комнаты двух принцесс, которые на открытии были окружены сочувствующей свитой и любопытствующей прессой. Одна из них, саудовская принцесса Халла бинт Халид, известная более как иллюстратор детской литературы, представила проект аккуратной женской эмансипации в розовых тонах. Другая принцесса, не по крови, а по факту, – художница Лейла, дочь президента Азербайджана И. Алиева. Ее инсталляция называлась "Всё священно", и вход туда был до поры помпезного открытия намертво запечатан разрисованной бумагой. Впрочем, мне удалось там оказаться во время технического открытия и очутиться в зеркальной комнате, расписанной с помощью компьютерной графики в духе старинных карт морей и небес, где обитали фантастические существа.
Открытию биеннале предшествовал финансовый скандал
Итак, в воздухе Западного крыла Новой Третьяковки витал запах нефтяных, следовательно, больших денег, но открытию биеннале предшествовал скандал о проторях и убытках. Примерно за месяц ряд участников предыдущей Московской биеннале публично обвинил ее президента Юлию Музыкантскую и возглавляемый ею фонд в невыполнении финансовых обязательств и неэтичном поведении. Согласно Картотеке арбитражных дел, в настоящее время художественный фонд "Биеннале современного искусства" выступал и выступает в качестве ответчика по 11 делам, общая сумма претензий по которым составляет около 11 миллионов рублей. Президент Музыкантская эти обвинения публично и энергично оспаривает.
Назначение куратором проекта знаменитого режиссера Чернякова побуждало мечтать о синтезе разных видов изящных искусств. Увы, этого не случилось, разве что по произнесении приветственных слов было исполнено музыкальное сочинение, специально написанное старым акционистом Германом Нитчем. Оно состояло из лязгающих металлических звуков, и в памяти возникали поэтические строки о том, что русский век шествует путем своим железным. Вообще, вопреки сильнейшему присутствию австрийского искусства, на выставке обнаружились лишь стертые следы венского акционизма. На экранах показывают довольно безобидные перформансы "жестокого" Нитча, с ними соседствуют три его "Остановки Крестного хода" (оммаж Нитчу сделала Н. Ситникова – кроваво-красные абстрактные портреты Прометея и апостола Петра). Вали Экспорт представила видеоинсталляцию снующих по потолку комнаты игральных костей, вероятно, намекая, что жребий за посетителей уже брошен. Компанию австрийцам составил китаец Чжан Хуан, который некогда облеплял свое голое тело мухами и ставил в пруд пролетариев, чтобы поднять уровень воды. В Третьяковке можно увидеть лишь его живописный "День КНР", символически написанный пеплом ладана.
На нынешней Венецианской биеннале мне более всего запомнились видеопроекты и фильмы. В московской экспозиции их оказалось мало. Видеоработы Евгении Буравлёвой и Павла Отдельнова скорее комментировали их живопись, а самодостаточным был только фильм Евгения Гранильщикова "Тактика" – синефильские упражнения в декорациях гламурных Патриарших прудов Москвы.
В условиях неощутимости кураторской воли заметную роль в экспозиции играют стратегический партнер Биеннале – венская Альбертина, а также ее архитектура, исполненная Сергеем Чобаном при участии А. Стерлиговой и И. Гуровича. С. Чобан придумал "белый город художников" со зданиями-комнатами разной конфигурации, улочками и площадями. Все они решительно и крупными буквами названы именами художников, но не местностей или направлений ("Имена местностей: имя", Марсель Пруст), словно намекая на высказывание П. Вяземского: Революция в России возможно не ради идеи, но во имя лица. Участие же двух авторитетных институтов – Третьяковской галереи и Альбертины – сильно способствовало "музеефикации" основного проекта Биеннале. Слишком весомым оказался вклад Альбертины – работы 11 художников из ее коллекции, включая картины Георга Базелица, Герхарда Рихтера (с музыкальным сопровождением А. Веберна), Марии Лассниг; тогда как специально для Биеннале создали объекты только 6 российских художников.
Сонм маленьких фигурок молельщиков выполнен из хлеба и соли с добавлением крови
Зато в созданном таким образом городском пространстве получилась своеобразная симфония российских и австро-германских художников, лейтмотивами ее стали фигуративность, гиперреализм, искусство ведуты. Яркие и меланхолические персонажи полотен Нео Рауха, Маркуса Мунтина и Ади Розенблюм, Георга Базелица, Ксении Хауснер вступают в диалог с русскими авторами. Мария Кулагина соорудила колонну "Ловец", по которой подымается – без цели и смысла – людская цепочка. Мария Суворова представила картины из башенного цикла пороков: золотая, алая и белая башни символизируют, соответственно, алчность, гнев и гордыню. Сосед Базелица по комнате Андрей Кузькин выступил с уроком русского гостеприимства, выставив инсталляцию "Молельщики и Герои". И бюсты героев, и окружающий их амфитеатром сонм маленьких фигурок молельщиков выполнены из хлеба и соли с добавлением крови – автор намекает и на христианскую традицию, и на пенитенциарную. Крохотные людишки словно замерли в немом крике, головы героев залиты кровью, и вся композиция исполнена гнева, жалости и возмущения.
Бюсты героев Кузькина не дополняются, подобно античным образцам, приметами их мужественности. Вообще, следует обратить внимание на практически полное отсутствие сексуальности в пространствах белого города художников, что не прибавляет ему жизнетворчества.
Выходы из дистиллированного города намечают соседи по экспозиции – Евгения Буравлёва и Павел Отдельнов. Создавшая немало выразительных импрессионистических городских пейзажей, Буравлёва пишет сельские пустоши, укрытые мысленным снегом (цикл "Снег в голове"). Павел Отдельнов озаботился судьбой отходов городской культуры. Он снабдил свой мусор GPS-маяками и проследил за его перемещением вплоть до устрашающих могильников ТБО (твердых бытовых отходов).
Итак, белый город художников вышел вписанным в треугольник нефтепроводов, вечно заснеженных пустот и мусорных кладбищ. Пожалуй, эта вполне российская перспектива лаконично изображена в инсталляции Александра Бродского "Дороги. 1992" – модели подземного перехода, закиданного осколками и обрывками, почти темного, освещенного лишь светом видеопроекции с играющим уличным музыкантом и ногами прохожих. Неужели из русского подземного перехода есть лишь вышеупомянутые выходы?!
Или разгадку следует искать в этимологии названия проекта. Слово "ориентирование" содержит в себе намек на Восток – Orient. Быть может, кураторы биеннале пытаются с помощью сиятельных художниц ориентировать зрителей на роскошь и негу восточных деспотий?
