Что на этой неделе обсуждают правозащитники, юристы и гражданские активисты
- День России: десятки избитых, более 500 задержанных – так полиция встречала участников марша против фабрикации уголовных дел и в поддержку журналиста Ивана Голунова.
- Полиция фабрикует, а суды рассматривают дела против гражданских активистов и выносят обвинительные приговоры.
Празднование Дня России в Москве закончилось массовыми задержаниями и штрафами – уже не впервые. На этот раз полиция боролась за удобство празднующих горожан с теми, кто, по мнению властей, празднует неправильно, кто несмотря на освобождение журналиста Ивана Голунова решил выйти в его поддержку и заявить о недопустимости фальсификации уголовных дел.
О том, сколько людей задержано, рассказывает правозащитница Алла Фролова – она координирует юридическую помощь в проекте "ОВД-Инфо".
Видеоверсия программы
Алла Фролова: По нашим последним подсчетам, в Москве вчера было 530 задержанных, из них не менее 20 несовершеннолетних, не менее 40 (а я считаю, что даже больше) журналистов. Я думаю, что многие журналисты не представлялись таковыми, некоторые это скрывали. Абсолютно точно есть один избитый в ОВД "Алексеевское" – это несовершеннолетний парень: его била Росгвардия в автозаке. Я знаю, что этим занимается ОНК, сейчас они подали запрос в МВД Москвы.
Было 26 ОВД, в основном дальние, и это продумано. Мы подошли к тому, что было год назад в Санкт-Петербурге. Верховный суд подтвердил – и Москва тоже изменила подсудность. Раньше судили там, где совершено правонарушение. Если брать вчерашние события, то судить должны были в Мещанском и Тверском судах – это центральные суды. А сегодня они начали судить по территориальности – там, где были ОВД, куда доставляли задержанных. Они хотят как бы размазать правозащитную помощь людям в судах. Мы понимаем, что такое Западное Дегунино, Измайлово... Получилось так, что сегодня одного повезли в Тушинский суд – протоколы вернули, и он опять в ОВД до завтрашнего дня. Другого привезли в Савеловский суд из ОВД "Сокол". И сегодня уже было первое решение по Вячеславу Стеблину, которого оставили в "Таганском" по статье 20.2, часть 8 "Повторное правонарушение". Ему присудили 150 тысяч рублей штрафа. Завтра будут еще три суда. Дмитрий Иванов, молодой парень, студент, сидит в ОВД "Фили-Давыдково". Завтра его будут судить в Дорогомиловском суде.
На базе потрясающего журналистского профессионального объединения с гражданским обществом вчера произошло единение. Мы почувствовали, что нас поддерживают, понимают, нам помогают с информацией. Нам помогают материально, ведь мы живем на краудфандинг. И мы делаем все, что можем, и за счет этого мы постараемся обеспечить всех защитой в судах. Мы пойдем в ЕСПЧ, будем придерживаться позиции, что это политпрессинг, нарушение свободы собраний. Мы знаем наши суды, но вместе мы можем побороться и сделать очень многое.
Марьяна Торочешникова: Зачем вчера начали кого-то задерживать и разгонять? Могли же просто оставить это незамеченным. Они же не замечали все эти дни одиночных пикетов на Петровке, 38, очередей на эти пикеты. Там даже не было обычных провокаторов из какого-нибудь SERB, НОДа или другого движения. Дали бы людям выпустить пар...
Мы знаем наши суды, но вместе мы можем побороться и сделать очень многое
Алла Фролова: Я не знаю, как дальше будут расследоваться нарушения системы МВД. По всей видимости, они это как-то продумывали. Они закрыли дело на Ивана Голунова, и это счастье, что общество достучалось, ведь полно сфабрикованных дел! Но все-таки они попытались дать понять: "Вот освободили его – сидите дома!" Система не любит прецедентов.
Вчера, я думаю, на улицах было все-таки как минимум около пяти тысяч человек.
Марьяна Торочешникова: Полиция называла цифру 1200, а потом они "превратились" в 200 человек.
Алла Фролова: Потому что остальных они забрали. Но это очень трудно определить, ведь они рассредоточили людей по переулкам, и, конечно, было тяжело всем объединиться – они не давали этого сделать. И если мы проглотим это в День России... "Вы портите праздник!" И мы знаем кому – всей элите. "А вдруг в следующий раз вас выйдет больше – что, мы опять должны молчать?" Это еще и логика запугивания.
Марьяна Торочешникова: Людей задерживали в том числе за футболки. А можно ли сейчас по Москве ходить в футболке, на которой написано "Стоп провокациям!", "Я/Мы Иван Голунов" и так далее, которые выражают точку зрения (если они явно не разжигают ненависть, вражду)?
Алла Фролова: Если там будет написано "Путин", то нельзя. С надписями политического характера тоже могут быть проблемы, даже сейчас: "Вашего Голунова отпустили. Чего вы ходите-то здесь? Хватит поддерживать накал!" Вчера была еще и акция запугивания. Они пытаются показать, кто в доме хозяин.
Марьяна Торочешникова: А что писали в протоколах? Меня потрясло известие о том, что в протоколах многих задержанных было указано "выкрикивал политические лозунги", и этим "политическим лозунгом" было "Я/Мы Иван Голунов".
Алла Фролова: По всей видимости, протоколы были заготовлены заранее. Они абсолютно одинаковые в ОВД "Аэропорт" и в ОВД "Головинский". Видимо, все это печаталось на одном принтере. А где-то даже написали, что это "антироссийские лозунги – "Я/Мы Иван Голунов". Но где-то потом они стали это вычеркивать.
Естественно, они всем вменяют статью 20.2, часть 6.1. Это единственная статья, где написано "за участие в несогласованном мероприятии". В статье 20.2, часть 2, этого не написано. В статье 20.2, часть 5 – самой практикуемой ранее – этого тоже нет. Вчера впервые по всей Москве была эта статья. Они отчитались раньше, чем всех отпустили: МВД на два часа раньше дало информацию, что осталось четыре человека. Даже здесь они обманули, потому что пятеро остались на ночь. Они сейчас могут посмотреть, кто из журналистов продолжает мутить воду: "И потом мы можем его арестовать". А любой арест – это все равно тяжело для любого человека: это потеря времени.
Марьяна Торочешникова: А все ушли с протоколом?
Алла Фролова: Из 530 задержанных человек 400 ушли с протоколами. Несовершеннолетних они оформляют отдельно, человек 40 журналистов они просто отпустили (они потом проверяли пресс-карты).
Был потрясающий сюжет. Около автозака журналист пытается доказать, что он журналист. Рядом стоит иностранец. Спрашивают: "А вы кто?" Говорят: "Он американец". – "Кто привел американца? Американец, свободен!" То есть они этого не боятся.
Надо ожидать, что человек 400 будут наказаны. Может быть, не все. Мы поборемся во всех судах, будем все это оспаривать, доказывать, вызывать полицейских в суды. Просто так мы не сдадимся. А то, что они устроили сегодня в Таганском суде... Как только судья услышала, что едет адвокат, она сразу сказала: "Мне некогда ждать". Она судила Стеблина три минуты.
Марьяна Торочешникова: А как же право на защиту?
Алла Фролова: Она его выслушала. Он сказал: "Я ничего не совершал". Она ответила: "Хорошо" – и ушла на решение. При этом решение она делала 1 час 40 минут. Но в течение 40 минут защитник приехал бы. Потом она вышла и дала 150 тысяч штрафа.
Марьяна Торочешникова: А что это за формулировка в ОВД "Сокол"?
Алла Фролова: В ОВД "Сокол" вчера провели спецоперацию "Заложники". Два человека не захотели представиться. Но это право любого гражданина: он не хочет представляться, потому что считает задержание незаконным. Другое дело, что каждый из нас несет ответственность, что за это могут задержать на 48 часов. 13 человек представились, а их было 15. Полицейские сказали: "Пока эти не представятся, мы не отпустим тех". И это продолжалось часами. Пять человек они держали на улице во внутреннем дворе. К вечеру стало холодно, и задержанные говорят: "Ребята, пустите! Нам холодно". – "Нет". И они часами их там держали – пока мы не влезли, а нам помогли ОНК, члены Общественного совета при ГУВД Москвы. Мы действовали абсолютно всеми законными правозащитными методами.
Один из сотрудников ОВД "Сокол" подошел к адвокату и сказал: "Мы, сотрудники ОВД "Сокол", очень хорошие. Это не мы! Приказы на территории ОВД отдают некие люди в штатском, но это не наши сотрудники. Мы не знаем, кто они такие, но мы должны выполнять их указания".
Марьяна Торочешникова: А насколько велика вероятность того, что какие-то из протоколов об административных правонарушениях не дойдут до суда?
Алла Фролова: Это может быть, потому что полицейские часто пишут протоколы на коленке. Они совершенно не понимают, что там должно быть. Сегодня троих вернули из суда, потому что оформлено неправильно, не по закону. А когда дело дойдет до судов...
Самые массовые задержания были все-таки 26 марта 2017 года, на акции "Он вам не Димон". Там было 1 тысяча 43 задержанных, а через суды прошли человек 800. И в первые девять месяцев было одно закрытое оправдательное решение журналиста, и то только потому, что это The Guardian. Все остальные были наказаны по-разному: от тысячи рублей до 300 тысяч. Но сначала виноватыми должны быть все.
Марьяна Торочешникова: А что с Навальным?
Алла Фролова: Навального отпустили – я думаю, до вызова в суд.
Марьяна Торочешникова: Но там-то перспективы невеселые...
Алла Фролова: Либо 300 тысяч, либо 30 суток ареста.
Статья 20.2, часть 6.1 очень хорошо подходит под "дадинскую" уголовную статью. После "дела Дадина", когда ее ввели в 14-м году, Конституционный суд все-таки дал разъяснение, но идет абсолютно нарушение этого в "деле Егорова" в Подмосковье и в Архангельске по Боровикову, по мусорным протестам. Для того чтобы открывать уголовное дело, нужны три статьи, которые несут общественную опасность. А 20.2, часть 6.1 несет общественную опасность – нарушение инфраструктуры, помехи и все остальное.
Марьяна Торочешникова: Но ведь люди, которые наблюдают за тем, как проводят эти акции, видят, что мешают, нарушают инфраструктуру, закрывают сад "Эрмитаж", мешают проходу граждан, перегораживая дороги автозаками, вовсе не участники этих акций, а Росгвардия и полиция.
Кампания в поддержку Голунова показала, что общество все-таки просыпается, видит, что на месте Ивана в любую минуту можем оказаться мы все
Алла Фролова: А полиция скажет: "Это для вашего же блага, для вашей безопасности. А эти могут испортить вам праздник". К сожалению, общество просыпается медленно. Но именно кампания в поддержку Голунова показала, что общество все-таки просыпается, оно видит, что на месте Ивана в любую минуту можем оказаться мы все. Будем надеяться, что общество сдвинется с этой точки.
Возьмем самую простую 319 статью "Оскорбление представителя правоохранительных органов". Если он матом под камеру кричит на вас, это не считается оскорблением. Эту статью открывают только в том случае, если, как в Архангельске, кто-то показал какой-то палец полицейскому.
Марьяна Торочешникова: То есть она работает в одну сторону.
Алла Фролова: Да, поэтому я считаю ее антиконституционной.
Во вторник суд предписал исполнительному директору движения "За права человека" Льву Пономареву заплатить 300 тысяч рублей штрафа за организацию несанкционированной акции. Полиция, а теперь и суд считают, что 13 мая гражданин Пономарев собрал людей на Лубянской площади в Москве, организовал несогласованное с властями шествие и лично принял в нем участие. Вот комментарий самого правозащитника.
Лев Пономарев: В постановлении полицейских было написано: "организовал незаконный пикет у здания ФСБ, а потом шествие". И меня поразило, что в том документе они цитировали закон. А в законе написано, что он касается собраний, пикетов, митингов и шествий. И там написано, что такое пикет: это проведенное собрание с такими атрибутами, как плакат...
Марьяна Торочешникова: ...звукоусиливающая аппаратура.
Лев Пономарев: Без звукоусиления. Митинг – со звуком, пикет – без звука. И там могут быть даже какие-то сооружения.
Марьяна Торочешникова: Наглядная агитация.
Лев Пономарев: Но у меня ничего этого не было. А они цитируют этот закон и говорят, что я провел пикет. И они написали, что еще я организовал шествие, чтобы усилить свое преступление. А в это время я публично сказал: "Наше мероприятие закончено", – попросил всех разойтись, а сам с друзьями пошел в McDonald’s попить кофе. Действительно, какая-то группа ребят пошла, что-то кричала, но это не имело никакого отношения к этому собранию граждан. То есть логика такая: если кто-то прошел и что-то покричал, то это организовал я, потому что они прошли мимо здания ФСБ, когда там был Пономарев, и очевидно, что, не посмотрев на меня и не зарядившись моими эмоциями, они не стали бы кричать. Примерно такое обвинение.
Но самое главное не то, что написала полиция, ведь понятно, как она пишет, – ей нужно гнать какой-то план. А вот то, что судья потом проштамповал все, что написано в постановлении... Причем я обратил ее внимание: "Вот здесь противоречие, вот здесь противоречие..." А суд для того и служит, чтобы разбирать эти противоречия.
Марьяна Торочешникова: Вы там даже видеозапись смотрели...
Лев Пономарев: Да, я попросил. У меня там в этот момент была дружба с полицией. Я проводил как бы запрещенную акцию, но ко мне подошел полковник Александр Махонин, которого я сто лет знаю. Это вполне приличный полковник полиции, и когда акция согласована, он всегда очень хорошо сотрудничает со мной как с ее организатором. Он подошел ко мне и сказал: "Вы сейчас здесь проводите акцию, которая не согласована с властью, и если будут какие-то нарушения, я вас буду забирать". То есть он как бы признал, что акция может проходить: "Если будут перекрывать улицу, если будут скандирования, если вы будете мешать проходу граждан, я буду вынужден вас задержать". Я ответил: "Александр Александрович, все будет тип-топ. Задерживайте, если что-то произойдет". Но ничего не произошло. Он все время был рядом, наблюдал и в каком-то смысле охранял. У нам пришли провокаторы из SERB (они ко мне неравнодушны, всегда приходят на мои акции, кричат, хулиганят), и он их в какой-то момент убрал. Я сказал: "Александр Александрович, смотрите, они уже толкаются, провоцируют драку", – и он их увел.
Я просил позвать Махонина – судья его не позвала. Я попросил посмотреть видео. Она посмотрела видео, на котором было видно, что без десяти восемь я оттуда ушел и всех призвал уйти. Она все это видела.
Марьяна Торочешникова: И тем не менее вынесла решение, то есть суд был формальностью.
Лев Пономарев: Да, суд – абсолютная формальность. Я внимательно вглядывался в глаза этой миловидной молодой женщины и хотел понять... Я там выступал с жаром, она тоже внимательно на меня смотрела. И я думал: она меня не любит, ненавидит как оппонента власти или она просто вынужденно действует по лекалам? Вот вынужденно или нет – я по глазам так и не понял. Это как бы манекен, который надел на себя мантию.
Марьяна Торочешникова: Судя по всему, это вполне типичная история. И те люди, о которых мы говорили с Аллой Фроловой в первой части программы, задержанные 12 июня в Москве, наверное, пойдут по такому же шаблону.
Лев Пономарев: По такому шаблону в России прошли десятки тысяч человек. В стране утвердились массовые политические и административные репрессии, именно репрессии, вне всякого закона, хотя и закон у нас не очень хорош. Это абсолютно репрессивная машина. И это укоренилось – вот что самое страшное. Это есть и будет.
Марьяна Торочешникова: И что с этим делать? Этому вообще невозможно противостоять?
Лев Пономарев: Вопрос сложный. Мы вместе с Аллой Фроловой делали доклады, Сванидзе докладывал первому лицу нашего государства – Владимиру Путину. Причем Сванидзе, член СПЧ, сделал очень честный доклад. Он привел эти факты, и не только по Москве, но и по многим другим городам, он все сказал.
Марьяна Торочешникова: И что?
Лев Пономарев: Ничего! Вроде президент давал какие-то невнятные поручения. Я не состою в СПЧ, но у меня там есть друзья, в том числе и Федотов, я часто сам инициирую вопросы СПЧ. И я внимательно слежу, какие распоряжения дает президент. И вроде что-то там написано, и вроде он даже как-то комментирует... Когда бывают встречи СПЧ с президентом, он говорит: "Свидетелей Иеговы сажаем – этого не должно быть!" – почти такие слова.
Марьяна Торочешникова: А на следующий день приходят сообщения об очередных арестах.
Лев Пономарев: Совершенно верно, ежедневные аресты! Более того, через месяц свидетеля Иеговы пытают электрическим током. Был такой вопрос: "Who is Mr. Putin?" Буквально возникает такой вопрос. Если он авторитарный руководитель, то ему важна его репутация. Мы можем прочитать на Kremlin.ru, что он сказал. Он удивился: "Они же христиане, они молятся..." Это написано на Kremlin.ru, есть стенограмма. Значит, президент высказал недовольство – все, берут под козырек и разбираются. Ничего подобного! Вызывающим образом через месяц сажают несчастного датчанина на шесть лет.
Марьяна Торочешникова: А может быть, он как-то подмигивает, дает какие-то знаки? Разговаривая с правозащитниками, он говорит: "Да, да, какое безобразие!" – а сам где-то своим ребятам: "Не обращайте внимания".
Лев Пономарев: Тогда он не авторитарный руководитель, а слабак, вообще-то говоря. Он теряет репутацию. Так нельзя руководить такой страной, как Россия.
Марьяна Торочешникова: Ну, это вы сейчас "разжигаете", Лев Александрович.
Лев Пономарев: Нет, я не разжигаю. Я не говорю, что он такой. Нет! Я хочу сказать, что он просто не владеет ситуацией. Страной руководят силовики, которые окружили его со всех сторон.
Марьяна Торочешникова: Но он же тоже их часть…
Лев Пономарев: Часть, но, видимо, не самая значительная. У них распределены роли: внутренней политикой занимаются силовики – Совет безопасности и так далее, а он – внешней политикой.
Марьяна Торочешникова: За событиями вокруг ареста Ивана Голунова практически незамеченной осталась другая история – это история руководителя одного из подмосковных отделений партии "Яблоко" Евгения Куракина. Суд подмосковного города Реутова арестовал его на два месяца. Правозащитники связывают арест с общественной деятельностью Куракина и его намерением участвовать в выборах в Совет депутатов Реутова в сентябре этого года. Но разве можно человека тайно арестовать, не пустить адвоката?
В стране утвердились массовые политические и административные репрессии, именно репрессии, вне всякого закона, хотя и закон у нас не очень хорош
Лев Пономарев: Я опубликовал на "Эхе Москвы" пост, который, наверное, тоже повлиял. Действительно, его похитили, когда он пришел в прокуратуру. Следователь написал донос о том, что он якобы не приходит на следственные действия, скрывается, поэтому его надо взять под стражу. Если человек скрывается, но приходит в прокуратуру и его арестовывают в прокуратуре, причем не по своему делу, а по какому-то чужому, может человек чем-то заниматься? Очевидно, что нет. Это все сделано искусственно. Это очень напоминает дело Шестуна в Московской области. Это более известный человек – он руководил этим районом. Видимо, Московской области дана команда убирать всех "нехороших" кандидатов. Шестун хотел идти на выборы главы администрации Серпуховского района. Ему сказали: "Не ходи!" Он говорит: "Нет, пойду". Говорят: "Посадим". Он спрашивает: "Как вы меня посадите, если я невиновен?" – "Посадим". Причем ему угрожала ФСБ. И вот его посадили.
И с Куракиным абсолютно такая же ситуация: он хочет идти на выборы, он популярный человек, правозащитник, активист. И даже если он не пройдет на выборы, он все равно будет там наблюдать, так что его лучше убрать – вот и убирают. Это еще одна иллюстрация того, что внутренней политикой в России руководят силовики. Ему сейчас вменяется старое уголовное дело, восьмилетней давности. Он полтора года провел в СИЗО. Но мы добились, чтобы он оттуда вышел, потому что следствие не находило ничего, за что его посадить: восемь лет длится следствие по некоторому делу, по которому посадить человека нельзя!
Марьяна Торочешникова: Зато это хороший "крючок": "Если что – мы тебя опять закроем – посидишь, подумаешь..."
Лев Пономарев: И судили его тайно, адвоката не оповестили. Ни на сайте Реутова, ни на сайте Балашихи – а его могли судить или там, или там – ничего не было. Друзья узнали, что суд уже прошел, и он находится в ОВД Балашихи. Поехал адвокат – не пустили. Потом была моя довольно громкая публикация, после чего адвоката пустили.
Марьяна Торочешникова: Все, что происходит сейчас в судебной и полицейской системе, вы назвали "конвейером лжи". Насколько эффективно сейчас работает этот "конвейер", судя по тем делам, которые разворачиваются в эти дни, – дело "Сети", дело "Нового величия", дело Куракина и прочие дела, о которых мы, может быть, даже не знаем?
Лев Пономарев: Да, мы не знаем об очень многих делах. Все больше и больше политизированных дел. Конечно, суды у нас работают так себе. Когда дело не политическое, можно и выиграть. Но когда дело приобретает политическую составляющую, то за каждой мантией есть какой-то человек, условно говоря, офицер резерва.
Марьяна Торочешникова: А какова политика, например, в наркотических делах? Можно чуть ли не ежедневно услышать и прочитать в соцсетях о том, как кого-то поймали с наркотиками, подбросили или спровоцировали на приобретение – и человек уехал на десять лет или больше.
Лев Пономарев: Когда обычный человек – никакой политики. Это просто конвейер для того, чтобы силовики делали себе погоны. Есть отдельные адвокаты, которые разоблачают и сажают ментов за это, но тут надо быть очень большим профессионалом и иметь контакты, рычаги воздействия в этом мире. Но когда они используют это против журналистов, это уже политическое дело.
Марьяна Торочешникова: Или против правозащитников: например, Оюба Титиева.
Лев Пономарев: Треть заключенных сидят по одной уголовной статье – наркотической. Это огромный вызов для нас всех. Сейчас законодательство вроде бы немножко меняется в лучшую сторону. Москалькова, уполномоченный по правам человека в России, понимает эту проблему и выходит с такой законодательной инициативой для того, чтобы уменьшить количество фабрикуемых дел. Но это страшная беда. Как правило, силовики "крышуют" это. Это большой соблазн, большая коррупция: наркотики дают очень "дешевые" деньги.
Я прочитал в Сети, что в Иркутске 50 женщин вышли в пикет перед зданием администрации области с плакатом о том, что начальник ГУВД Иркутской области "крышует" наркотики вместе с бандитами. Я нашел этих девочек, они приехали ко мне, сейчас я им помогаю. А когда одна из них вернулась в Иркутск, против нее возбудили пять уголовных дел – за оскорбление, за клевету. И сейчас ей помогает очень хороший адвокат. Видите, до чего дошло, – начальник ГУВД! И конечно, они не просто так обвиняют. Молодые люди у себя в районах стали бороться с распространением наркотиков, вылавливать, избивать и выгонять закладчиков (сначала они обратились в полицию, но поняли, что тех "крышует" полиция). Против этих ребят стали возбуждать уголовные дела, и сейчас многие из них сидят по надуманным событиям, а девочки борются за своих мужей.
Марьяна Торочешникова: То есть теоретически кампания в поддержку журналиста Ивана Голунова при неблагоприятном для него стечении обстоятельств могла перелиться в массовый протест во всех городах России, потому что там накипело.
Лев Пономарев: Накипело уже давно. Но сейчас это выливается в публичную сферу, об этом пишут достаточно лояльные бизнес-газеты.
Марьяна Торочешникова: "Справедливая Россия" выступила с законопроектом о компенсациях для людей, которые были незаконно привлечены к уголовной ответственности: тысяча рублей за день предварительного расследования, пять тысяч за домашний арест... Если примут такой закон, не приведет ли это к тому, что в принципе перестанут прекращать уголовные дела и оправдывать?
Лев Пономарев: Это популизм перед выборами. Но такой закон очень опасен: да, не будут оправдывать. Правда, и так почти никого не оправдывают. У нас 0,3% оправдательных приговоров, причем ситуация ухудшается: было 0,5–0,7%, а сейчас 0,3%. Силовики рулят страной, и это очень опасно. И в какой-то момент может быть взрыв.
Марьяна Торочешникова: С другой стороны, сейчас адвокаты очень большие надежды возлагают на суды присяжных. Хотя подсудность по статьям им за эти годы сократили, но зато теперь они могут рассматривать дела и в районных судах. И уже есть оправдательные приговоры.
Лев Пономарев: Надежда на суды присяжных очень большая. Слава богу, мы еще не живем в тоталитарном государстве. У нас очень много тоталитарных практик – пытки, наркотики и так далее, но иногда прорываются нормальные предложения. Так что возможность бороться у нас пока есть. И сейчас главная для меня борьба – вокруг двух уголовных дел, которые очень опасны для будущего, для молодежи. Одно дело – это "Сеть". Почти каждый день на процессах "Сети" говорится о пытках, это попадает в протокол, записывается, судья расспрашивает, как пытали, и все это становится известно. И я хотел бы, чтобы миллионы людей в стране узнали, что в России в XXI веке под пытками добиваются признательных показаний.
Марьяна Торочешникова: А второе дело, которое вас тревожит, – это дело "Нового величия"?
Лев Пономарев: Оно сейчас рассматривается в суде. И я ставлю перед собой задачу добиться того, чтобы эти дела были прекращены, чтобы дело не дошло до реальных посадок.
