Яков Кротов: Наши сегодняшние гостьи получили по пять лет за свою веру, причем за веру православную. В студии Радио Свобода – Надежда Розанова и Жанна Фролушкина, духовные дочери отца Андрея Попова.
Пять лет – это приговор суда, но благодаря новому закону, который вводит коэффициент за отсидку с изоляторе, где условия намного хуже, отсидели все немножечко по-разному.
Надежда Розанова: Я отсидела приблизительно три года и четыре месяца.
Жанна Фролушкина: Я примерно так же. Отец Андрей отсидел больше, практически три с половиной года.
Яков Кротов: Отец Андрей Попов – человек, хорошо известный многим посетителям православных ярмарок начала 2000-х годов, известный в СМИ, и о том, что его посадили, писали многие. А вот о том, что он вышел на свободу, как я обнаружил, не писал практически никто. Человек был почти слепым до ареста, а в тюрьме потерял зрение окончательно, его здоровье серьезно ухудшилось. Но у нас есть возможность посмотреть небольшое видеоинтервью с ним. Я спросил, кем он себя сейчас считает, ведь судебная расправа, насколько я понимаю, была направлена на то, в том числе, чтобы убедить человека, что никакой он не священник, никакой не православный, что он полубезумец-полумошенник.
Андрей Попов: Конечно, Богом я себя не считаю. История о боге Кузе началась с того, что своим близким, среди которых, как потом выяснилось, были не очень доброжелательные люди, я рассказал, что мне с детство нравилось имя Кузя, Кузьма. А словосочетание "бог Кузя" взялось из того, что в своих беседах, лекциях, в своем общении с друзьями я очень много рассказывал о Боге, о том, что это личность, какая это личность, какого масштаба, как Бог проявляется и прочее. И то, что я много говорил о божественном, было так перетолковано, будто бы я себя называл Богом. Нет, я говорил только о том, что Бог мне открывает нечто, дает какие-то дары и знания, что я имею с ним связь, если быть точнее. И вот отсюда появилось это очень обидное и издевательское словосочетание "бог Кузя". Никогда никаким Богом я себя не называл и не считаю.
Никогда никаким Богом я себя не называл и не считаю
Относительно священства: да, действительно, в 2001 году я был рукоположен архиереем Русской церкви, митрополитом Волоколамским и Юрьевским Питиримом, имею священный сан. Я не только имею священный сан (не признанный, естественно, РПЦ, потому что это было совершено келейно, и там были другие нюансы), но я и служил в храмах РПЦ и на территории России, и какое-то время на территории Украины. Поэтому я считаю себя священником Русской Православной церкви.
Яков Кротов: Надежда, как вы относитесь к своему духовнику?
Надежда Розанова: С глубочайшим уважением перед тем, как он выдержал это испытание, будучи инвалидом второй группы, а на самом деле инвалидом первой группы, потому что зрения он в тюрьме практически лишился. Его условия в тюрьме могут быть приравнены к отбыванию наказания для мужчин-рецидивистов особого режима: это закрытое помещение, из которого выпускают в лучшем случае на прогулку или к следователю. И просидеть эти три с половиной года в тюрьме (а кроме этого, его перевели на этап в ярославскую колонию №1, где он какое-то время пробыл) - это нужно иметь огромное мужество инвалиду, да и просто человеку, который прекрасно знает, что он осужден несправедливо: того, что ему вменяется, он не совершал. Мое уважение к его мужеству и к его вере только выросло.
Яков Кротов: Сколько лет вы с ним знакомы?
Надежда Розанова: Десять лет.
Яков Кротов: Жанна, а вы?
Жанна Фролушкина: Двадцать.
Яков Кротов: Насколько я понимаю, вы имеете отношение к миру денег, в приговоре ведь фигурировало мошенничество?
Жанна Фролушкина: Да, но это вообще не обосновано, и тому было много доказательств. Это как минимум абсурдно. Я, например, в 2000 году оставила бизнес, продала свое имущество, решила посвятить себя духовному пути, помогать людям. Бизнес был средний, но благодаря ему я построила дом, у меня была квартира в центре Москвы, довольно большое помещение. Разве есть смысл состоятельному человеку идти на выставку и стоять со столиком, чтобы обмануть бабушку? Я же ходила туда, чтобы просто помогать людям, помогать бедным храмам, заниматься благотворительностью. Я вообще по жизни занималась благотворительностью, даже когда был бизнес, всегда были какие-то благотворительные проекты – "Чистый город", "Здоровое поколение", помогала детским домам, онкологическим центрам. А бизнес помогал создать какую-то материальную базу, обустроиться. Так что было втройне абсурдно все это слышать.
Яков Кротов: А что, на православных ярмарках можно много собрать?
Жанна Фролушкина: Да нет, конечно. Мы предлагали провести расследование, посадить специалиста, пусть даже психолога, на православной выставке, выделить ему стенд, чтобы посмотреть, можно ли там собрать миллионы, те огромные суммы, которые везде озвучивали. Это просто дикость!
Яков Кротов: Я бывал на православных ярмарках, последний раз с месяц назад - в Сокольниках, и у меня всегда какое-то двойственное ощущение. С одной стороны, ощущение светлости: люди, которые стоят там за прилавками или ходят, это такие родниковые люди. А с другой стороны, ощущение некоторой удушливости, потому что все вращается в сфере православного магизма – стопочки Богоматери и так далее…
Надежда Розанова: Это, по сути, была благотворительность даже не для отца Андрея. Изначально все было нацелено на помощь бедным сельским храмам. Для такого храма большая проблема заработать, чтобы залатать крышу, провести освещение, поставить обогреватель. Я помогала храмам еще задолго до знакомства с отцом Андреем, как человек верующий, православный. Я из рода священника, отца Александра Орлова, который до революции был последним настоятелем храма Веры, Надежды, Любови на Миусском кладбище, и для меня помочь храму было святым делом. Яков Кротов: Кто был движущей силой обвинения, кому вы помешали – это было ясно из дела? Доносы были?
Надежда Розанова: Ну, конечно.
Жанна Фролушкина: На доносах все и строилось. Просто одна женщина объединила вокруг себя единомышленников. У нее была личная неприязнь, даже, можно сказать, личная ненависть, и, как я понимаю, из мести она даже изначально поставила в известность, что будет вредить.
Надежда Розанова: Это были личные проблемы с ее мужем.
Яков Кротов: Муж ходил к отцу Андрею?
Надежда Розанова: Да, и мы все были одной компанией.
Жанна Фролушкина: У нее произошла ссора с мужем, и она сказала: "Все, до свидания. Я не хочу больше с вами дружить…"
Яков Кротов: Но разве одна женщина может все это сделать?
Жанна Фролушкина: Смотря какая женщина. Я тоже думала, что такого не бывает.
Яков Кротов: Но я видел обличения в адрес отца Андрея Попова, которые писал дьякон Андрей Кураев. Эти выпады не сыграли роли?
Был порыв души – служить Богу и людям, и, кроме как в Православной церкви, другие варианты даже не рассматривались
Жанна Фролушкина: Вообще, нападки всегда шли фоном, просто отец Андрей старается не обращать на них внимания. Если у священника нет подтверждающих документов, с этим всегда будут проблемы в той или иной степени. Я обивала пороги патриархии, разговаривала с очевидцами, с теми, кто знал владыку Питирима, был в курсе этого рукоположения, с сестрой владыки Питирима Ольгой, и я сама лично присутствовала в тот момент, когда произошло это знакомство, я просто подошла к владыке Питириму, попросила благословения и спросила: "Как быть, если человек слепой, но очень хочет служить? И он действительно обладает духовными дарами, он искренне верующий, глубокий, интересный человек". Владыка Питирим заинтересовался, говорит: "Где он?" – "Да вот, стоит около иконки". – "Пусть подойдет". Так завязалось знакомство с владыкой Питиримом (это было в храме Петра и Павла), они общались, владыка Питирим звонил и просил молитв. Некуда было податься: был порыв души – служить Богу и людям, и, кроме как в Православной церкви, другие варианты тогда просто даже не рассматривались.
Яков Кротов: У нас ведь все время есть такие щелчки, не говоря о Свидетелях Иеговы, о мормонах, об "Армии спасения": все последние 30 лет в России многих православных священников Московского патриархата периодически выводят за штат, иногда анафематствуют, как отца Глеба Якунина, иногда осуждают церковным судом, как отца Павла Адельгейма. В этом смысле судьба отца Андрея редкая, потому что его еще и до тюрьмы довели - я так понимаю, не без участия высшей иерархии.
Надежда Розанова: Естественно.
Яков Кротов: По-моему, это противоестественно – христианин христианина… А публика обычно относится к этому довольно равнодушно, говорит: должна быть Церковь, а этот или этот священник – сектанты внутри православия, они создают секту под себя, они плохие духовники, они младостарцы. Отец Андрей из младостарцев?
Надежда Розанова: Нет, конечно. Он всегда был и остается православным верующим человеком, который на протяжении всей своей жизни регулярно бывает на каждом богослужении, фактически утром и вечером.
Яков Кротов: Это не критерий. Критерием является эксклюзивность (не будем употреблять термин "сектантство"), когда вот это ваш кружок, вот духовные чада, вот младостарец, и духовные дети зациклены на старце, а старец зациклен на духовных детях, и они не ходят в другие храмы, не читают послания патриарха, с пренебрежением относятся ко всему, что находится за пределами этого кружка. Узнаете себя?
Надежда Розанова: Такого не было.
Жанна Фролушкина: Конечно, такого не было даже близко! Андрей Юрьевич каждый день ходит на службу в православный храм. И я тоже хожу, правда, реже, не каждый день.
Надежда Розанова: И я хожу.
Яков Кротов: А в изоляторах есть тюремные храмы?
Надежда Розанова: Есть, но, к сожалению, туда редко выводят.
Жанна Фролушкина: Я часто просила вывести меня в церковь. Они не выводят нашу камеру, и я пишу заявление, чтобы вывели меня лично, может быть, с другой камерой - на праздник, например, пишу, что я хотела бы сходить на исповедь. Но выводили крайне редко.
Надежда Розанова: Потому что у них и народу очень много, и священник служит не каждый день, и желающих пойти в церковь много. В тюрьме многие приходят к вере. Кто-то, возможно, ходит в церковь для развлечения, но я за все это время побывала там только десять раз, и из них раз пять причащалась и исповедовалась.
Яков Кротов: Но это не сектантское поведение. А вы говорили священнику про отца Андрея, это обсуждалось?
Надежда Розанова: Если священник спрашивал, да, я рассказывала свою историю. Люди относятся к этому по-разному, кто-то с сочувствием, кто-то с недоверием, но это уже дело совести каждого.
Яков Кротов: Ненавижу выражение "узники совести", но формально вы ими являлись, потому что совесть не бросает в узы, она освобождает, а вы были узниками чужой бессовестности. Кто приклеил православному священнику кличку "бог Кузя"?
Надежда Розанова: Я думаю, те, кто вместе с этой женщиной его оговорили, написали и в патриархию, и в органы, что мы - секта, чем мы никогда не являлись. А журналисты это подхватили, и с их легкой руки появилась "секта бога Кузи".
Яков Кротов: Дадим еще раз слово отцу Андрею. Насколько пребывание в тюрьме изменило его духовную, религиозную жизнь?
Андрей Попов: Я жил с Богом с 14 лет. А в тюрьме это, наверное, еще больше обострилось - именно потому, что иной надежды, как только на Всевышнего, там действительно не было. Было вообще непонятно, сколько это продлится, каким будет приговор, все это очень долго тянулось. И отчаяние мое, я думаю, было бы бесконечным, если бы не вера в Бога. Я просто понимал, что Бог не даст в обиду, что Он сохранит. А если говорить еще проще, чтобы подчеркнуть степень этого отчаяния, то умереть мне тогда хотелось в несколько раз больше, чем жить.
Но после тюрьмы я окончательно перестал бояться смерти, потому что это было пребывание в такой вечной неизвестности, в изоляции от близких, любимых, друзей, от всех и от всего, что было мне дорого. У меня есть друзья, с которыми я общаюсь и до тюрьмы общался, и они не забывали обо мне. Я выжил только благодаря мыслям о Боге и желанию увидеть их.
Отчаяние мое было бы бесконечным, если бы не вера в Бога: я понимал, что Бог не даст в обиду, сохранит
Какую-то широкую проповедь, миссионерскую деятельность я никогда не вел и не собираюсь этого делать. Но есть люди, которые просто хотят со мной общаться, и с которыми очень хочу общаться я. С ними я и буду общаться.
Яков Кротов: Надя, а как вам дались четыре года тюрьмы?
Надежда Розанова: Это тяжело. Бывали очень тяжелые моменты. Прежде всего, это ощущение полного бессилия, полной невозможности доказать свою правоту и невиновность. И если бы не вера, я даже не знаю, как бы я держалась. Я думаю, даже и без посещения храма Бог остается с тобой. У отца Андрея очень много стихотворений-молитв, стихотворений, посвященных Богу, и молитвослов всегда был со мной: его стихи и настрой. Вот стихотворение отца Андрея "Арестанты".
Доведены здесь люди до того,
Что не боятся даже осужденья.
Скорее бы, и больше ничего –
Такое их сердечное стремленье.
Не верит в оправдание никто,
А это ведь судьбина человека.
К чему все это, милые, за что?
Позор же месту этому до века!
Яков Кротов: Жанна, а как бы вы сказали: вас больше обогатил бизнес или тюрьма? У вас был приговор с конфискацией?
Жанна Фролушкина: Отобрали все, что было. Был бизнес, была работа, были какие-то сбережения, было наследство от мамы, а сейчас просто ноль.
Яков Кротов: А могу я сказать, что блаженные нищие, потому что они могут начать с начала, и Бог поможет?
Жанна Фролушкина: Знаете, верю. Именно поэтому на душе сейчас радость и уверенность, что все будет хорошо. Высший суд - все-таки Божий, и он все расставит по своим местам. Вот когда я там была - и в следственном изоляторе, и в колонии во Владимире - все удивлялись: "Вот смотришь на тебя - ты такая спокойная"… Там все переживают, суетятся… Я говорю: "Знаете, у меня так хорошо на душе, потому что у меня совесть чиста, а когда чиста совесть, то не из-за чего беспокоиться". Хотя первое время мне, конечно, было грустно и обидно.
Яков Кротов: Надя, а вы были в разных точках?
Надежда Розанова: Я не успела попасть на этап, меня отпустили непосредственно из СИЗО №6.
Яков Кротов: И в СИЗО вы были в разных камерах.
Надежда Розанова: Да, как подельники.
Яков Кротов: И сейчас нет желания мести?
Жанна Фролушкина: Ни в коем случае! Наоборот, хочется от этого отстраниться и жить, как жили. Мы и до этого не делали ничего преступного, и впредь не собираемся. У нас как были близкие друзья много лет, так же мы и будем общаться, встречаться, проводить творческие вечера своим узким кругом. Будет возможность заниматься благотворительностью – будем, не будет – не будем. Сейчас нужно все начинать с нуля, как-то восстановиться после заключения. Физически и морально тяжеловато, потому что тюрьма отняла много здоровья. А там было только сострадание к Андрею Юрьевичу, к Наде, к нашим друзьям, близким, к тем, кто за нас переживает.
