Во второй части этого выпуска: «Родной язык». Беседа с писателем Алексеем Макушинским (Майнц).

«Мои любимые пластинки» с оперной певицей Н.Казлаус (Вильнюс).

Елена Холоденко:

Вопреки тому, что археологи имеют дело с древностью, Киев для моих собеседников – живоесущество. И, можно сказать, родное и любимое – со своими характером, поведением, радостями и болью.

Михаил Сагайдак, директор Центра археологии Киева:

– Верхний Город стоял с большими валами. Для древности, безусловно, это был трагический момент, когда срыты были валы. И то, что нарисовал голландский художник Ван Вестерфельд в1651 году – он еще видел эти валы возле Золотых ворот и в других местах, – все это исчезло и превратилось в новые улицы и кварталы.

Безусловно, мы сегодня можем и в европейских городах встретить картины новых строительств. И все-таки европейская культурная среда выдерживает баланс заповедного, старого. Самое главное, что мы видим сейчас – это роль заказчика. Ведь роль заказчика, понимающего, что он строит, она всегда является ключевой. Если бы у Софии Киевской был бы другой заказчик, или он взял бы другую бригаду, других мастеров, то она бы выглядела по-другому. В реальности, мне кажется, мы пока теряем страшно много. Я вижу застройку летописной Щекавицы, которая искажает все. Я вижу желание выйти на склоны, желание уничтожить исторический ландшафт. Если мы поймем, что такое исторический ландшафт, если мы поймем истоки, глубинные связи, и это осознают в первую очередь градостроители, это будет своеобразная культурная революции.

Тимур Бобровский, старший научный сотрудник Национального заповедника «София Киевская»:

– Еще одна вещь, которая поражает в городе Киеве. Он имеет своего подземного двойника. Я имею в виду не современное метро, а то, что касается событий многосотлетней давности. Это свои коммуникации для скрытого прохода. Это свои убежища для того, чтобы скрываться во время военных катаклизмов. Это свои духовные места, пещерные монастыри с храмами. Это хозяйственная жизнь. Городское пространство под городом со времен Киевской Руси, а особенно в 17-18 веках, очень активно использовалось для хранения. Мы имеем под городом огромнейшую разветвленную сеть хранилищ. Как сейчас бы сказали – погребов. Но эти погреба совсем не похожи на современные. Это протяженные разветвленные галереи, иногда до 100 м, где жители Киева хранили то, что они накопили за свою жизнь, не только съестные припасы.

Мне удалось собрать сведения более чем о 350, цифра к 400 подбирается, подземных разных сооружений. Пещерный монастырь Киево-Печерской Лавры – мы знаем тем есть ближние и дальние пещеры. Но кроме них еще существуют в Киеве Зверинецкие пещеры, Гнилецкие пещеры 11 века. Пещерные монастыри были под двумя древнейшими киевскими монастырями: Выдубицким и Кирилловским. И они до сих пор остаются практически неизученными, не считая отдельных разведок. А существовали еще отдельные пещеры отшельников – в районе Аскольдовой могилы, Андреевского спуска. Известен уже из позднего времени – 17-18 веков – огромный пещерный монастырь в Китаево, на территории древнего еще Киево-русского городища. А там рядом на Мышеловке большой пещерный монастырь – самый последний построенный в Киеве начала 19 века, так называемый Преображенский.

То есть это огромное количество пещерных монастырей, сложенных по принципу Киево-Печерской Лавры. Но Лавра на протяжении тысячелетий очень сильно видоизменялась. Ее пещеры сейчас практически потеряли свой первоначальный облик. Сегодня в Лавре ты можешь увидеть только гробы со святыми останками, мощами. Тогда как в Зверинецкие, Гнилецкие можно прийти и увидеть, как эти святые люди жили в 11-12 веках, в каких условиях. И ты понимаешь, что твое представление о том, что ты видел в Киево-Печерской Лавре и то, что ты видишь здесь, несколько отличается.

–Пещеры использовались только монахами?

–Нет-нет. Опасное время для города Киева – вторая половина 12 века, тогда начались княжеские междоусобицы. Киев переходил из рук в руки разных князей. Подвергался военной опасности. В это время появилась традиция: в монастырях и в жилых усадьбах выкапывались специальные тайники, убежища, чтобы спрятаться от какой-то опасности. Самое известное из этих убежищ раскопано в пределах Десятинной церкви. Десятинная церковь стала последним оплотом защищавшихся киевлян в 1240 году, когда хан Батый штурмовал Киев. Вот туда спрятались последние киевляне. Но не хватило ни воздуха, ни сил, и они так и остались там – погребенными.

Владислава Осьмак, экскурсовод:

– Киевляне первой трети 20 века жили при настоящих храмах, которые советская власть обрекла на уничтожение. Для тех, кто родился в год, когда был восстановлен Михайловский Златоверхий, он уже является чем-то оригинальным. После событий Революции Достоинства он для нас всех – святыня. Потому что с ним связано огромное количество крови, пота, страданий, но и побед тоже. Вот он стал Златоверхим не потому, что купола золотом крыты, а потому что это какая-то вершина духа была. Это была крепость участников Революции. Вот, наверное, самое правильное слово – крепость. И то, что в Михайловском Златоверхом в ночь, когда спецподразделения Беркут шли на майдановцев и давили их, и то, что там забили в набат, и то, что это был первый набат и это был первый набатный удар с 1240 года – это история. Но и новый храм. Под ним где-то почти невидимые фундаменты храма 1108 года с последующими переделками. Но он уже история.

И вот я думаю: а если бы его не было? Да, мировая практика говорит о том, что восстанавливать утраченные объекты, если с момента их уничтожения или разрушения по каким-то стихийным причинам, прошло более 40 лет, не целесообразно – люди привыкли жить без них. Мне церковь Пирогощи первые несколько лет была – как песок в туфле. Ну не вяжется… А потом – я ее «увидела». Зимой там шла служба вечером. И на карнизах, отделанных медью, лежал снег. А внутри был теплый-теплый свет, и она была как – я не знаю – как паляниця только что из печи вынутая. Хотелось ее обнять и погреться об нее. И я поняла, что это наша киевская традиция – терять и возрождать. И все принимать, обживать, делать своим. Вот в чем особенность этого города – у него колоссальная адаптивная функция и колоссальная способность к регенерации.

Помните, у Аркадия Гайдара в «Судьбе барабанщика»: «Киевляне – это такой народ, ты их палкой бей. А они танцевать будут». Южный климат, чуть, может быть, более легкий характер, роскошь природы. Мыслитель Георгий Федотов поражался тому, почему киевляне этого не видят. Потому что мы живем в этом, это наше счастье, это нам от Бога досталось. Живем, да…

Полностью передачу «Киев. Актуальная археология» можно послушать на сайте радио «Свобода».

Далее в программе: «Родной язык». Беседа с писателем Алексеем Макушинским (Майнц).

«Мои любимые пластинки» с оперной певицей Номедой Казлаус (Вильнюс).