Кем были для сообщества левых активистов, экологов и правозащитников адвокат Маркелов и журналист Бабурова? Появится ли в центре Москвы памятник Стасу и Насте?
Лозунг марша 19 января: “Антифашизм – это поступок”. Дело “Сети” как проблема левого движения: cолидарность против пыток и репрессий.
Левая трудовая повестка митинга и шествия 19 января. Раздробление общества на группы и политика ненависти как способ манипуляции народом и механизм поддержания правого популизма.
Как выглядит и как могла бы выглядеть антивоенная повестка современных антифа после аннексии Крыма и с началом военного конфликта в Донбассе? Уроки адвоката Станислава Маркелова в процессе полковника Буданова.
О задачах современного антифашистского движения – поэт и музыкант Кирилл Медведев, журналист Влад Тупикин, политолог Утэ Вайнманнн, активисты левого движения. Маркелова и Бабурову вспоминают правозащитник Александр Черкасов ("Мемориал") и глава пресс-службы "Новой газеты" Надежда Прусенкова.
Использованы фрагменты фильма Валерия Балаяна “Любите меня, пожалуйста” и видеохроника Радио Свобода.
Ведет программу Елена Фанайлова
Елена Фанайлова: Десять лет со дня убийства Стаса и Насти, десять лет жизни страны, десять лет жизни антифашистского сообщества. Послушаем Льва Пономарева, лидера движения "За права человека", который в своем почтенном возрасте совсем недавно был в застенках. Вот как он характеризует политическую сторону этого убийства.
Лев Пономарев: Я считаю, что прямую ответственность за убийство Станислава Маркелова, так же как за убийство Анны Политковской, других политических оппонентов власти, несут спецслужбы.
Елена Фанайлова: Чем в этом году будет это шествие, как вы это время чувствуете?
Утэ Вайнманн: В этом году главный лозунг мероприятия: "Антифашизм – это поступок". Мы видим поступки в последнее время не так уж часто, но это чрезвычайно важно, что антифашизм – это не просто идеология, а именно действие.
Елена Фанайлова: Кого мы сейчас можем иметь в виду?
Утэ Вайнманн: Сейчас ведется кампания в поддержку ребят, которые обвиняются в терроризме, дело "Сети", и очень многие из тех, кто раньше не ходил на шествия, говорят, что теперь это для них приобретает больше смысла. Это важно для той части антифашистского движения, которая не ассоциируется с либералами, поскольку Станислав был человеком левых убеждений, не анархистом, кстати, хотя анархисты взаимодействовали с ним, но он сотрудничал с либералами, со Львом Пономаревым. Важно, чтобы на шествии сегодня был представлен именно широкий политический спектр. На практике это не очень получается. Многие либеральные силы не ходят на эту акцию.
Елена Фанайлова: Но что неуловимо поменялось? У меня чувство, что раньше было больше свободы. 2010 год, ужасное событие, и это вывело толпы! Я сама ходила на это шествие, и это была поразительная, еще до 2012 года, мощная городская акция. Сейчас такое трудно уже себе представить.
Кирилл Медведев: Разница в том, что тогда самую сильную ненависть вызывала взаимосвязь этих уличных нацистов с властью, их тесные и не всегда понятные и видимые со стороны переплетения.
Елена Фанайлова: Да, которые, в конце концов, вскрылись в результате судебного процесса Тихонова и Хасис.
Кирилл Медведев: Отчасти вскрылись, но мы знаем, что многие единомышленники и друзья Тихонова и Хасис вполне нормально существуют на свободе, делают карьеры в госструктурах, в медиа, едут в Украину и действуют там по обе стороны фронта.
Елена Фанайлова: Мне кажется, острие темы сейчас находится здесь, по крайней мере, один из пиков, это участие в военном конфликте.
Совершенно не нужно успокаиваться
Кирилл Медведев: Главное, что эта взаимосвязь вызывала гнев и ненависть. Сейчас все сложнее, потому что уличный неонацизм существует, но он не так виден. Есть ощущение, скорее всего, ложное, что с ним более-менее разобрались, что он не так опасен, а с госконсерватизмом, с имперством, которое исходит от власти, нужно бороться другими средствами, более широкими – митингами, движениями, не сконцентрированными конкретно на антифашистской повестке. Совершенно не нужно успокаиваться, скорее всего, впереди нас ждет новый виток этих прекрасных тактических и стратегических взаимосвязей между новым поколением неонацистов и спецслужбами, властью и так далее. К этому надо быть готовым.
Влад Тупикин: На первую акцию вышли товарищи Стаса и Насти по антифашистскому движению, это была в основном молодежь, и формы первых выступлений были довольно радикальными. На первые официально согласованные акции выходили люди совершенно разного толка, разных взглядов, и организаторы хотели предотвратить превращение этой памятной и одновременно протестной акции в "выставку политического хозяйства", выставку флагов, когда маленькая либеральная или левацкая секта выходит со своим флагом. Позиция организаторов заключалась в том, что мы не выносим называния своих организаций, свои флаги, эмблемы, идем под антифашистскими флагами, эта идея очень многим с самого начала пришлась не ко двору. Многим казалось, что и на этом можно срубить политический капитал. За все десять лет мемориальные акции 19 января смогли удержаться от выпячивания той или иной политической силы. Хотя скажем прямо, что с каждым годом эта акция становится все более и более левой по содержанию, я имею в виду кричалки, взгляды людей, которые туда приходят. К сожалению, либералы ходят все меньше, и связано ли это с какими-то политическими обидами…
Елена Фанайлова: Может быть, это связано с нежеланием платить штраф и со страхом того, что арестуют, автозак и так далее.
Кирилл Медведев: Мы по-прежнему хотим видеть и видим на этом шествии либералов, которым не свойственен фанатичный антикоммунизм, и левых, которым не свойственен фанатичный антилиберализм. Эти две среды замечательно объединял Стас.
Елена Фанайлова: В 2015 году на этом шествии были такие кричалки, как "Свободу заключенным антифашистам" – тогда еще не все вышли после "Болотного дела".
Влад Тупикин: Когда закончились суды в рамках "Болотного дела", спецслужбы нашли себе новых обвиняемых – это выдуманное террористическое сообщество "Сеть". Это дело, начатое в Пензе, продолженное в Питере, и в 2019 году, скорее всего, начнутся суды по этим делам. Людей обвиняют в неимоверных планах государственного переворота.
Елена Фанайлова: Это напоминает 30-е годы. Недавно посмотрела "Процесс" Лозницы – все возвращается с невероятной скоростью, трагедия в виде фарса.
Утэ Вайнманн: Дело "Сети" – абсолютно выдуманное, потому что не было никакого террористического объединения, и в деле не фигурирует никаких поступков. Не было никаких покушений, взрывов, вообще ничего, и им ничего не вменяется. Антифашисты именно из-за репрессий не могли проявлять себя в полной мере в последние годы, хотя из этой среды есть люди, которые вполне себе реализовались в профессиональном плане. Может быть, в адвокатской среде таких, как Маркелов в свое время, не найти, но в других сферах такие люди есть. Сейчас антифашистская среда подвергается репрессиям. В Пензе двоих обвиняют в организации некого террористического сообщества, им грозит от 15 до 20 лет.
Кирилл Медведев: На днях шестерым пензенским заключенным продлили срок содержания под стражей до 18 апреля. Все это время мы слышим абсурдные, чудовищные вещи про это дело, про то, как оно фабриковалось, как там все происходит, про пытки, родителям не дают встречаться с заключенными. Родители ведут кампанию очень активно и спокойно, участвуют в пикетах, в пресс-конференциях, дают интервью, и это очень важно. Я думаю, что в итоге эти ребята выйдут закаленными, подкованными борцами, и их родители станут такими тоже.
Елена Фанайлова: Послушаем Надежду Прусенкову, пресс-секретаря "Новой газеты". Мой вопрос к ней был тот же – про дух времени, про то, как антифашистское движение себя чувствует сейчас. И я говорила, в частности, что меня поражает то, как быстро общество скатывается к неоконсерватизму, к правым идеям.
Надежда Прусенкова: У нас совместно с "Медиазоной" и с издательством Common Place выходит книга прослушек разговоров Тихонова и Хасис "11 дней до ареста". Я перечитываю это все заново, и такое ощущение, что страна отброшена ровно на эти десять лет. Еще три, четыре, пять лет назад не было ощущения, что вся эта история с левыми и правыми, антифашистами и националистами снова актуализировалась. Страна становится консервативной, снова возвращается имперская риторика, идеология осажденной крепости, опять в политике звучит неприкрытый национализм, опять есть стремление разделять людей на чужих и своих, опять возвращаются пытки и репрессии. В первую очередь это, конечно, дело "Сети". Оно, наверное, сейчас самая красноречивая история, которая показывает, как обстоят дела с антифашизмом в России, и дает ответ на вопрос, что делать антифашистам – бороться за дело "Сети".
Елена Фанайлова: Почему до сих пор невозможно установить памятник, мемориальную доску, что-то в этом духе? Мне кажется, эти люди, как никто, заслуживают какого-то знака на городском теле Москвы. Я задала этот вопрос и Надежде Прусенковой.
Памятный знак Стасу и Насте обязательно должен быть
Надежда Прусенкова: Ситуация не очень сильно сдвинулась. Это жуткая бюрократия, куча неожиданных моментов. Во-первых, выяснилось, что здание, возле которого все произошло, это объект культурного наследия федерального значения. Это белые палаты XVII века, установить там что-то, приделать туда что-то, просто прислонить нельзя, это не согласуют никогда. Это было сказано нам сразу. Во-вторых, что, помимо того, что это исторический памятник, это здание еще находится в ведении одного силового ведомства, которое тоже никогда на это не пойдет. Поэтому разговор о мемориальной доске был закрыт довольно быстро. Остался момент с памятником или памятным знаком. Это не обязательно должен быть бюст из бронзы или ростовые фигуры, это может быть какой-то символ. Об этом можно и нужно говорить, предлагать варианты. Был вариант со знаком в асфальте, но очень многим не понравилось воплощение и сама идея, что что-то будет на земле, по чему можно ходить ногами. И от этой неоднозначной затеи тоже довольно быстро отказались. Сейчас существует несколько вариантов, один из них – это откусить небольшой кусочек у парка Энгельса, который начинается сразу, где заканчиваются палаты, это белое здание, дом №1 по Пречистенке. Мы обсуждали этот вопрос с муниципальными депутатами Хамовников, и есть вариант: установить какую-то символическую композицию, например, какой-нибудь фонарь или что-то, связанное с игрой света, два луча, уходящих в небо, как у башен-близнецов. Но тут возникло еще одно препятствие – этим летом московские власти сформулировали такой ответ на наш запрос: это все очень хорошо, мы уважаем ваших товарищей, но в Москве нет практики увековечивания места гибели. Тут сразу на ум приходит Немцов-мост, который тоже официально не зафиксирован. Но он фактически уже существует на географической карте Москвы. Я думаю, мы придем к такой же истории, что фактически это место будет обозначено, а юридически, официально это все довольно сложно. Но мы все равно будем пытаться, мы все равно это предлагаем в мэрию варианты и посмотрим, что они скажут на это. Конечно, идея о том, что нельзя увековечивать место гибели, не выдерживает критики. Мы считаем, что памятный знак Стасу и Насте обязательно должен быть.
Кирилл Медведев: Власти всегда, когда им это выгодно, упирают на закон, но мы понимаем, что чаще всего это вопрос давления, массовости. Поэтому мы переживаем, что кто-то не приходит на шествие из-за того, что для них там слишком много либерализма, другие не приходят, потому что слишком много коммунизма, третьим слишком много ЛГБТ, для кого-то слишком мало ЛГБТ и так далее. Этот памятник нужен всем нам, на нем не будет никаких партийных флагов. Стас и Настя – это люди, которые могут объединить 99% нашего общества, и давайте все-таки постараемся, чтобы этот памятник был.
Влад Тупикин: В Москве есть памятник, который увековечивает место гибели, это памятник Николаю Эрнестовичу Бауману. Он был убит черносотенцами, русскими протофашистами, на другой день после объявления царского Манифеста 17 октября, который даровал гражданам России само понятие гражданства, право на свободу печати, свободу собраний. И памятник Бауману стоит неподалеку от места, где он погиб, это неподалеку от метро "Бауманская", в самом начале Спартаковской улицы, рядом с Елоховским собором, и все это вполне уживается в этом месте.
Утэ Вайнманн: Конечно, одного памятника недостаточно. Люди, которые не ходят на шествие, не причисляют себя к активистскому сообществу, часто даже не знают, кто такие Стас Маркелов и Настя Бабурова, чем они занимались. И конечно, необходимо объяснять, что такое антифашистский поступок, что необходимо действовать. Антифашистский поступок – это, например, поддержка уязвимых групп, и это ни в коем случае нельзя отнести к социальной деятельности, потому что во всем этом есть антифашистский политический посыл. Такой поддержки в обществе сегодня очень мало. Кто сегодня вспоминает, например, в разговоре о беженцах? Не все проблемы решаются деньгами, да и не у всех эти деньги есть.
Елена Фанайлова: Посмотрим фрагмент воспоминаний Александра Черкасова, известного правозащитника и друга Стаса Маркелова. Он рассказывает о практике Стаса, и Саша начинает свой рассказ с их знакомства в 1993 году, когда они вместе помогали демонстрантам возле Белого дома, которых расстреливали. Их группа называлась – Санитарная дружина имени Максимилиана Волошина.
Александр Черкасов: Со Стасом Маркеловым я познакомился в один примечательный день. Это было 3 октября 1993 года, мы с ним вместе таскали раненых вплоть до Останкино. Потом у меня сменился напарник, и Стас продолжил там работать до тех пор, пока еще можно было кого-то вытащить. Потом он и другие люди из этой компании продолжали встречаться в "Мемориале". Стас учился в Юридической академии, он был студент-анархист, собирался становиться адвокатом. Ему говорили: "Стас, с тобой все ясно. Ты выучишься, наденешь пиджак, станешь адвокатом, и все эти разговоры закончатся". Он выучился, надел пиджак, стал адвокатом. Он умел находить общий язык с силовиками, он блестяще овладел своей профессией. Но он остался примерно тем же самым человеком, с теми же идеалами, которые теперь защищал уже другими способами. Человек с такими убеждениями нашел себя – это защита левых активистов, экологов. Можно по-разному относиться к экологическому движению, но его важность стоит признавать. Люди, высказывающие такие взгляды, должны иметь право не быть битыми казачьем с нагайками просто потому, что они выступают против строительства атомной электростанции. ФСБ и тогда не брезговала фабрикацией уголовных дел против левых активистов. Стасу удавалось успешно защищать их.
Елена Фанайлова: Не хватает таких адвокатов сейчас, если говорить о деле "Сети"? Или все-таки появились люди подобного мировоззрения, толка, понимания проблематики?
Кирилл Медведев: Таких адвокатов практически нет. Есть юристы, которые готовы помогать, и бесплатно, и за деньги, есть активисты, готовые устраивать акции в поддержку и так далее. Но такого человека, как Стас, который одновременно и существовал бы среди активистов, и понимал бы низовые настроения, не чурался бы этого общения, и действовал был как публичный представитель, спикер, адвокат антифашистской субкультуры, экологов и так далее, нет. Отчасти из-за этого мы и вспоминаем его все время и на него ориентируемся во многом. К сожалению, на данный момент Стас по-прежнему остается уникальной фигурой, и проблема в том, что условия, в которых мы сейчас существуем, еще меньше способны породить такую фигуру, чем 90-е и 2000-е. Потому что все сложнее соединять разные виды деятельности. Мне кажется, пик такой интеграции – это была Болотная и "Оккупай", когда все пытались собраться вместе.
Такой фигуры, как Стас, не хватает сейчас в российской общественной жизни
Влад Тупикин: Да, Стас выполнял роль публичного интеллектуала, который был способен слушать разных людей, совершенно разные среды, мог говорить с профессиональными юристами, с представителями правоохранительной системы, с силовиками. Он обладал невероятной чувствительностью, говорил о важнейших общественных проблемах. Стас был прекрасным публицистом, и одна из его последних публикаций – это обширна рецензия на Конституцию Российской Федерации, которая называлась "Не читайте эту книгу", написанная для одного из существовавших тогда интеллектуальных журналов. Он выступает там как профессиональный юрист и как человек, обладающий безусловным позитивным критическим мышлением, который понимает, что в нашей жизни необходимо изменить, чтобы она стала свободнее, счастливее, чтобы Россия ассоциировалась не с чем-то мрачным, а с чем-то позитивным. Такой фигуры, как Стас, не хватает сейчас в российской общественной жизни. Сегодня, если бы этого убийства не случилось, Станислава Маркелова знала бы вся страна.
Елена Фанайлова: И Александр Черкасов говорил в нашей беседе, что Стас был человеком, направленным в будущее, и его проект был для будущего. Черкасов говорил также о деле Буданова, когда Стас был защитником семьи Кунгаевых. Это, конечно, невероятная, знаковая история, которая делает его звездой адвокатского мира, если можно так выразиться в этих трагических обстоятельствах.
Александр Черкасов: И потом все стало серьезнее. Вторая чеченская война, военные преступления, дело полковника Буданова, где Маркелов был адвокатом потерпевшей стороны. Первоначально арестованный полковник Буданов потом оказался под защитой чуть ли ни всей мощи наших силовых структур, от тех, кто пытался отрицать совершенное им, кто вовремя убирал из материалов дела не самые приятные документы, свидетельствующие о факте изнасилования, до тех, кто ходил с плакатами "Все мы – будановы". И осуждение Буданова – это заслуга Станислава Маркелова. Притом что он настаивал на том, что невозможно условно-досрочное освобождение Буданова, в частности из соображений личной безопасности полковника. Все дела о военных преступлениях в Чечне, доведенные до приговора, были выиграны усилиями адвоката Станислава Маркелова, и это никуда от нас не уйдет.
Елена Фанайлова: Черкасов привел прекрасный образец антивоенной деятельности. Какова антивоенная повестка у современных левых, современного антифашизма? Мы в ситуации гибридной войны – постправда, нет ни белой, ни черной зоны, есть только бесконечная серая зона, мы вынуждены доверять во многом разного рода СМИ. И протестуя всем сердцем против войны, мы не всегда обладаем достаточным количеством информации, чтобы делать правильные выводы и правильные выборы. Как верно заметил Кирилл, часть правых воюет в Украине по одну и по другую сторону, и часть вербуется уже в Сирию. Рискну сказать, что, вероятно, и часть левых это делает. Как быть в этой ситуации с антивоенной повесткой?
Кирилл Медведев: Если бы Стас был жив в 2014 году и до сих пор, абсолютно очевидно, что он сделал бы все, чтобы здоровая оппозиция не раскалывалась по национальному вопросу. По всему его бэкграунду, по всем его высказываниям очевидно, что он не занял бы ни одну из радикальных позиций, не одобрил бы российскую агрессию в Донбассе, но не стал бы насмешливо относиться к информации о нацистах в Украине, потому что они там есть. И он лучше, чем многие, понимал, что нацизм в Восточной Европе – это реальность, это проблема. И это одна из тем, в которой нам очень не хватает Стаса, людей, могущих убедительно продвигать такую объединительную позицию. Потому что это все еще не закончилось.
Утэ Вайнманн: Эта история надолго. Общество довольно раздроблено, и у нас нет никаких сейчас объединяющих фигур, нет площадок, на которых можно было бы вести эти дискуссии. А их надо вести.
Елена Фанайлова: Мне кажется, площадок становится все больше и больше. Меня поражает, что в Москве, в крупных городах России власть поет одно, а люди делают совершенно другое – собираются маленькими группами, обсуждают, выстраивают себе нормальные общественные проекты. Это художественные, активистские, правозащитные собрания. Другое дело, что это не площадки центрального телевидения.
Утэ Вайнманн: Конечно, есть много маленьких инициатив, но у нас нет полноценного антивоенного движения, нет мощных антивоенных высказываний ни по украинскому, ни по сирийскому вопросу. Конечно, можно сослаться на то, что не хватает информации, еще чего-то. Но для того чтобы адекватно реагировать, нужна некая рефлексия, а рефлексия возможна только в том случае, когда разные стороны общаются друг с другом. Стас Маркелов участвовал в социальных форумах, это была площадка для широких слоев именно активистов, в основном левых взглядов, и не только. Сейчас есть очень много разных гражданских инициатив, но такие вопросы часто не обсуждаются, речь идет, скорее всего, именно о самоорганизации или о каком-то частном вопросе. Но в более широком плане эта рефлексия не ведется. Стас был человеком очень широких взглядов, он не ограничивался только своей профессиональной деятельностью. И сейчас есть, конечно, много хороших адвокатов, которые ведут дела честно, профессионально, сталкиваясь с проблемами, но нет тех, кто имеет такой общественный опыт, как вести общественную деятельность. У Стаса это было. Он был профессионалом и мог взять на себя роль человека, который может со всей уверенностью говорить, объединяя многих людей. Сейчас нет этого объединяющего элемента, этого видения, вот это главное.
Влад Тупикин: Общественное движение в 2014 году попалось на крючок имперских фантомных болей, причем попались очень многие люди, не только из правого спектра, люди, которые точно не определились со своими взглядами, раскол был довольно серьезный. И понятно, что с некоторыми людьми тему Украины, вообще внешней политики поднимать нельзя, если ты хочешь сохранить с ними минимально допустимые человеческие отношения, какое-то поле для сотрудничества, профессиональных контактов. Одна из главных проблем, которая могла бы стать объединяющим фактором, наоборот, разрывает социальную ткань нашего общества, она не проговорена. Есть маленькие соты новых социальных инициатив, добровольческих объединений, но нет большой площадки, на которой люди разных взглядов могли бы поговорить. Антивоенная повестка в России очень актуальна, но некому говорить об этом так, чтобы слышали люди с разных сторон. С начала событий в Донбассе прошло уже пять лет, эта война должна быть, наконец, закончена, нужно обменять пленных и нормализовать жизнь людей там. Этот антивоенный аспект должен быть прежде всего гуманитарным, для начала, – сделать жизнь людей минимально приемлемой, вернуть все в нормальное русло. Поругаться можно быстро, но потом можно очень долго пытаться хотя бы начать разговор. Есть много причин помнить зло, помнить боль и пестовать ненависть, но в этой ситуации надо пестовать не ненависть.
Елена Фанайлова: Слово "антифашист" может производить впечатление крайне устаревшего, дескать, это проблематика ХХ века, немецкого нацизма, левого дискурса. Но в нынешней исторической ситуации политического вызова, когда правые силы чрезвычайно консолидированы, когда новый национализм становится трендом политического развития, невозможно не обращаться к антифашистским практикам, к истории левого движения.
