До недавнего времени слово "Кондопога" напоминало многим россиянам лишь о беспорядках на национальной почве в 2006 году, да о песне Бориса Гребенщикова, где эти беспорядки получили свое отражение в строчке "то у нас Кондопога, то у нас Кострома". Теперь еще долго Кондопога будет ассоциироваться с одной из самых значительных культурных утрат в новейшей российской истории: 10 августа здесь сгорела церковь Успения Пресвятой Богородицы, уникальный памятник русского деревянного зодчества конца 18-го века, дошедший до наших дней практически в первозданном виде вместе с уникальными внутренними росписями.

По последней версии, о которой российским информационным агентствам рассказывают источники в полиции Кондопоги, Успенскую церковь поджег 15-летний подросток, приехавший в город на каникулы к своей бабушке. ТАСС рассказывает, что у поджигателя были "психические отклонения"; "Интерфакс" и "Комсомольская правда" даже успели причислить подозреваемого к сатанистам.

Губернатор Карелии Артур Парфенчиков уже заявил, что Успенская церковь будет восстановлена с использованием уцелевших при пожаре конструкций. Храм планировали реставрировать в ближайшие годы, для этого он был детально изучен, составлены подробные чертежи.

В мае 2017 года Успенская церковь была передана по договору безвозмездного пользования местному приходу РПЦ. Службы там проводились и до этого, правда, редко и только летом. Как выяснили карельские СМИ, от страхования храма его новые владельцы отказались. Несмотря на формальную передачу церкви, Успенская церковь на момент пожара использовалась муниципальным учреждением культуры "Кондопожский музей".

Собеседники Радио Свобода, эксперты по российскому деревянному зодчеству, восприняли пожар в Кондопоге как личную утрату. Они говорят о системных причинах случившегося и винят в произошедшем РПЦ, на балансе которой находился храм, и Министерство культуры: и те, и другие могли вовремя позаботиться об охране и защите памятника, но не сделали этого.

Руководитель НИИ народного зодчества доктор архитектуры, профессор Вячеслав Орфинский:

"Успенская церковь в Кондопоге – это, безусловно, лучший деревянный шатровый памятник в России. Это варварский удар по нашей культуре. Это уничтожение самого ценного памятника такого рода. Его уникальность – в идеальных пропорциях, в удивительной выразительности. Это памятник, с которым связан целый пласт истории".

Александр Попов, архитектор, реставратор памятников древнерусского зодчества:

"Был такой директор Института истории искусств – Алексей Ильич Комич. Он говорил: "Я считаю, что из русской деревянной архитектуры это самый яркий памятник. Что тут еще можно сказать. Я был там полтора года назад и до сих пор еще не могу прийти в себя, не могу поверить, что его больше не существует".

Вячеслав Орфинский: "Я хочу сказать по поводу церкви. Церковь получила чистый подарок величайшей ценности. Церковь виновата безусловно. Все в душе думали, что эти люди заинтересованы в ее защите вдвойне: и по своим религиозным убеждениям, и по своему нравственному кодексу. То, что случилось, показывает полное невнимание. Получив такой памятник, они должны были сделать все для его защиты. Церковь, безусловно, должна отвечать. Я знаю, что музей относился к церкви трепетно. Я не раз там бывал и слышал рассказы музейных работников. У меня не укладывается в голове, что это могло произойти при каком-то попустительстве со стороны сотрудников музея. Если бы меня спросили, кто может быть виноват, я бы никогда не назвал музей".

Александр Попов: "Основная ответственность лежит на Министерстве культуры федеральном и Министерстве культуры Карелии. Карелия за последние годы потеряла уже два уникальных памятника: Кемь и Кондопогу. Это были два уникальных памятника. Самая главная проблема в том, что все делают непрофессионалы. Нынешняя система такова, что профессионалов просто не допускают до работы. Государство ежегодно выделяет деньги на деревянную архитектуру. Деньги выделяются последние 12 лет, и за все это время – ни одного сданного памятника, чтобы можно было сказать: вот, проведена реставрационная работа. На государственные деньги памятники уничтожаются. В Советском Союзе денег было мало, в 90-е их вообще не было, сейчас их выделяют, но они уходят как вода через решето".

​Вячеслав Орфинский: "Вообще передача таких памятников церкви – это не массовое явление. Я думаю, это скорее исключение. Это не только религиозный памятник, это памятник культуры, нашей общей культуры. Я считаю, что в самом лучшем случае то, что случилось, – это безответственность и головотяпство со стороны церкви, хотя, наверное, и музей виноват тоже – если они допустили какую-то небрежность, они должны получить по заслугам. Такие общенародные памятники должны пользоваться прежде всего охраной Министерства культуры. Заместитель министра, которая сейчас занимается этим, моя ученица. Они делают все, что в их силах. Их вина – самая меньшая. Они рассматривали два раза предложения по ее реставрации, только упоминания этой церкви было достаточно, чтобы министерство провело специальное совещание".

Вячеслав Орфинский: "Можно ли восстановить Успенскую церковь? Она исследована детально. Чертежей достаточно. В принципе, можно, но очень сложно. Нужны плотники высочайшей квалификации. У нас такие плотники есть. В музее "Кижи" есть целый коллектив, который спасает Кижский погост под постоянным контролем ЮНЕСКО. Конечно, каждый памятник, сделанный заново, – это уже не совсем памятник, но в данном случае фактического материала достаточно, чтобы сделать качественную работу".

Александр Попов: "Для предотвращения таких случаев, как в Кондопоге, надо прежде всего проверить все памятники федерального значения, посмотреть, что у них с охраной, что у них с молниезащитой. Часто деревянные памятники горят только потому, что у них нет молниезащиты, или просто стоит там этот прутик оборванный и выступает в роли молниеприемника. Сейчас время непрофессионализма. И в музеях он уходит, на моих глазах, по тем музеям, которые я знаю. Отношение становится наплевательским – интересуют только деньги и больше ничего".