96 сотрудников Русского музея написали своему директору Владимиру Гусеву коллективное письмо против закрытия многих залов и переезда фондов ради реконструкции одного из внутренних дворов Михайловского дворца, где располагается музей.

Сотрудники Русского музея не впервые пишут письма против планов реконструкции внутренних дворов. Только раньше их подписывали считаные смельчаки, а теперь подписалась почти сотня сотрудников – видимо, решив, что терять уже нечего. Идея реконструкции внутренних дворов Михайловского дворца теплится уже около 15 лет, последняя вспышка наблюдалась в 2016 году, когда проект был резко раскритикован Советом по сохранению культурного наследия и, казалось, канул в небытие. Но защитники сохранности Михайловского дворца как величайшего памятника архитектуры радовались рано – после серии скандальных обсуждений проект было решено реанимировать путем некоторого облегчения – теперь застеклить хотят только один внутренний двор, сделав там лифт для посетителей с ограниченными возможностями.

Никто не против создания доступной среды для инвалидов, вот только сотрудники музея уверены, что достичь целей можно гораздо проще – отремонтировав уже имеющиеся подъемники. И они никак не могут понять, как можно тратить гигантские деньги на остекление двора и лифт, когда бесценные музейные сокровища утопают в грязи и сырости от ненадлежащего хранения. По словам хранителя фонда картинных рам Оксаны Лысенко, ее фонд многие десятилетия находится в таком небрежении и запустении, что тысячи драгоценных рам фактически пришли в негодность и теперь требуют долгой реставрации.

– Одно из лучших в России собрание картинных рам находится в аховом состоянии. В нашем помещении с 50-х годов не было ремонта. Несколько раз были протечки, и хоть их устраняли, но ситуацию это не улучшило: каждый раз при отключении центрального отопления у нас повышается влажность. Фонд находится в цокольном этаже, и грунтовые воды очень близко подходят к каменным плитам пола, так что при отключении отопления в двух помещениях они становятся черными от влаги, а когда идут ливневые дожди, в одном помещении появляется лужа. Понятно, при таких тяжелых условиях большинство наших экспонатов находится в аварийном состоянии. Директор об этом прекрасно знает. Сейчас нам обещают вместе с реконструкцией двора сделать ремонт наших помещений, но для этого нам придется перевозить рамы на транспорте, а с многих из них из-за многолетних ужасных условий хранения при одном прикосновении осыпается грунт с позолотой и орнамент. Взять и просто так их перевезти – это значит их погубить. Сначала реставраторы должны поставить на эти рамы профзаклейки, а это очень длительный процесс – пять реставраторов сделали это на 10 рамах за 10 дней, рам у нас тысячи, а сроки переезда – к 1 декабря, это нереально.

– Такое положение только у вас или есть другие проблемные фонды?

– Обеспокоены многие хранители. Во многих фондах до сих пор нет современного оборудования для хранения, стеллажей, системы автоматического пожаротушения – и если, не дай бог, пожар, то многие памятники просто погибнут, и конечно, в первую очередь надо думать об этом. Помещения, предлагаемые для временного хранения фондов, не отвечают необходимым требованиям. Ни в одном из них опять же не установлена система автоматического пожаротушения – это самая большая проблема.

Драгоценные рамы жалко, но не менее тяжелая ситуация с иконами, а это – гордость и слава Русского музея. “Вероятно, ни в одном, даже провинциальном музее в настоящее время нет таких условий хранения древнейших экспонатов и картинных рам, как в Русском музее. В антисанитарных условиях находятся и рабочие помещения Отдела древнерусского искусства, стены и потолки которых покрыты толстым слоем вековой грязи. Начинать в данных условиях очередное уплотнение Отдела древнерусского искусства – преступление перед русской культурой. Не лучше ли начать приводить в исполнение текущие хранительские задачи, а не начинать осуществление проектов, сомнительных со всех точек зрения?” – спрашивают авторы обращения.

Похоже, сотрудники Русского музея, до сих пор по разным причинам старавшиеся не выносить сор из избы, решились, наконец, обнародовать шокирующие подробности отношения руководства музея к вверенному ему достоянию России: “Иконы основного фонда в настоящее время имеют 10 (десять!) мест хранения, что совершенно недопустимо со всех точек зрения. Помещение основного фонда не реставрировалось 72 года, имеет протечки. Древнейшие иконы стоят на стеллажах, сколоченных в 1946 г. из эвакуационных ящиков. В недавнее время была начата замена этих стеллажей силами столярной мастерской Русского музея, которая в сложившихся условиях продолжена не будет”.

Авторы письма объясняют причину, по которой иконы так и не дождутся новых стеллажей: “Для этих помещений технической службой Русского музея несколько лет назад было спроектировано оборудование, которое до настоящего времени не запущено в производство. При осмотре этих помещений назначенной Вами комиссией отдел древнерусского искусства был уведомлен, что изготовление оборудования начинать не планируется, поскольку средств на это (в связи со стеклением дворов) нет. Таким образом, Отдел древнерусского искусства, уже 72 года (!) хранящий иконы основного фонда (XII–XVII вв.) в малопригодных условиях, так и не улучшит систему хранения”.

По словам одного из хранителей фондов древнерусского искусства Ирины Шалиной, дорогостоящая реконструкция двора не принесет пользы ни одному из фондов музея.

– Не добавляются ни фондохранилища, ни экспозиционные площади, ни помещения для сотрудников, многие из которых работают в тесноте. Для остекления одного двора приводится в движение почти полмузея – вокруг этого двора находится довольно много фондов и мастерских, и все они выселяются. Мы не понимаем, почему мы поставлены в условия экстренного переезда в сжатые сроки, часто в неприспособленные помещения, и мы осознаем, что в таких условиях мы можем просто потерять часть экспонатов. Отдельная опасность – это переноска вещей. Экспонаты переносит специальная бригада наших такелажников. Их мало, и они занимаются исключительно выставками и внутримузейными нуждами, например, перемещением картин с экспозиции в реставрационную мастерскую. А для такого масштабного передвижения придется нанимать сторонние организации, непроверенных людей – и как за ними уследить? И главная проблема – нескоординированность всех этих действий. У нас не было ни одного общего собрания, нам не объяснили причины и приоритеты этого ремонта, ни у кого нет полного плана передвижений и информации об условиях, в которых ценности будут временно храниться. Каждая структура музея знает что-то только про себя, но ни у кого нет целостного представления. И непонятно, почему так происходит и откуда взялись эти экстремальные сроки.

– С другой стороны, работы разделены на два этапа, Церковный и Сервизный внутренние дворы будут реконструироваться по очереди – чтобы построить пассажирские, грузовые и панорамные лифты, лифты для инвалидов, реконструировать чердаки, гардеробы, магазины и кассы цокольного этажа, реставрационные помещения. И в марте 2018 года Главгосэкспертиза одобрила этот проект.

– Понимаете, она же одобрила только инженерную конструкцию, но не сам факт строительства внутри исторического здания некой капитальной пристройки. Это должен одобрить Комитет по охране памятников, а нас не ставят в известность, есть такое разрешение или нет. Просто объявили о закрытии больших залов, причем сегодня одних, завтра других, никакой полной картины нет. Сначала говорили о минимальном закрытии экспозиции, сейчас уже говорят о закрытии залов и Сурикова, и Репина – а это уже повлечет изменение всей экспозиции. Невероятная затрата человеко-часов, времени, сил, опасность утраты экспонатов – и все ради чего? Почему такие приоритеты, когда главное достояние – фонды – нуждаются в современных фондохранилищах, оборудовании, помещениях, но это никого не заботит. Вместо этого предлагается уплотнить фонд древнерусского искусства, и без того переполненный, да лучше бы протечки там устранили! Мы все время пишем докладные, просим дополнительные помещения, а нам вместо этого предлагают уплотниться. А кроме того, есть же еще огромная текущая работа музея – фонд древнерусского искусства, например, планирует огромную выставку произведений XVII века весной, и все сотрудники этим занимаются даже в выходные – это кропотливый труд, ненормированный рабочий день. И я не понимаю, как можно одновременно готовить выставку и переезжать. Да, внутренние дворы остекляют в разных музеях мира, но там сначала строят прекрасные фондохранилища для перемещения вещей, в деталях продумывается транспортировка, и только тогда речь идет о строительстве. С другой стороны, мы ведь живем в великом памятнике зодчего Росси, и я не очень понимаю, зачем менять его планировку.

Именно этот вопрос больше всего волнует писателя, журналиста Михаила Золотоносова, много лет пристально следящего за тем, что происходит в Русском музее.

– Сотрудники Русского музея с самого начала были против этого проекта, хотя и страшно боялись рассказать об этом публично. Изначально здесь были видны нарушения Федерального закона об объектах культурного наследия, а Михайловский дворец – это особо ценный объект, внесенный в реестр указом президента. Этот закон запрещает изменение объемно-пространственных характеристик таких объектов и капитальное строительство на их территории. Внутренние дворы входят в ансамбль, тут возможны работы только по сохранению объекта культурного наследия, а капитальное строительство является его порчей. Прокуратура еще в 2015 году подчеркнула, что это является нарушением 73 ФЗ "Об объектах культурного наследия Российской Федерации". Тогда Русский музей манипулировал разрешением Министерства культуры, но прокуратура подчеркнула, что уполномоченный орган охраны – не Минкульт, а КГИОП. А КГИОП не давал разрешения даже на проектирование внутренних дворов, и его нет до сих пор, так что демагогия директора музея Гусева, его заместителя Баженова и главного хранителя Бабиной абсолютно незаконна. То есть с одной стороны, они предпринимают меры по нарушению 73 ФЗ, с другой – принуждают сотрудников также нарушить этот закон. То есть в их действиях можно усмотреть признаки уголовного преступления – превышения должностных полномочий.

– Вам известно о конкретных действиях директора музея, направленных на начало реконструкции двора?

– Владимир Гусев издал приказ от 27 марта 2018 года о проведении комиссионного обследования помещений для передислокаций особых бронекладовых и распоряжение от 30 марта о составе комиссий по обследованию помещений для фондохранилищ. Оба приказа направлены на зачистку помещений, выходящих окнами во внутренние дворы. Там хотят на эти исторические стены класть межэтажные перекрытия, устанавливать лифтовые шахты, пробивать оконные проемы, превращая их в дверные. А внутри здания придется устраивать на каждом этаже вестибюли для входа со стороны дворов. При этом приказа – ни министерского, ни самого Гусева о застройке внутренних дворов нет. Таким образом, сотрудников принуждают нарушить закон в отсутствие приказа – чтобы не было ответственности руководства Русского музея и Министерства культуры в связи с этими преступными действиями. И совершенно неважно, кто, куда и в какие сроки перемещает фонды: главное беззаконие заключено в намерении перестроить внутренние дворы. Ради этого и производится передислокация. Я считаю, что они затеяли это для того, чтобы осваивать средства – теми способами, которые сейчас в России приняты. Стоит напомнить, что недавно по тому же Министерству культуры была осуждена большая группа чиновников во главе с заместителем министра культуры Пирумовым, которая занималась вот такого рода освоением средств, при котором большая их часть расхищалась. Я думаю, эту ситуация с Пирумовым можно экстраполировать на планируемую в Михайловском дворце большую капитальную стройку.

В то же время Михаил Золотоносов скептически относится к тому, что сотрудники музея адресовали свое письмо, которое фактически является жалобой на директора Гусева, самому директору Гусеву. По мнению Золотоносова, чтобы остановить беззаконие, нужно сделать ситуацию максимально публичной и обратиться в прокуратуру.

Директор Русского музея Владимир Гусев в данный момент находится на больничном и к телефону не подходит. Его заместитель Владимир Баженов тоже оказался недоступен, в пресс-службе Русского музея ситуацию комментировать отказались.

Зато грядущей реконструкцией музейных дворов заинтересовался депутат Законодательного собрания Петербурга Борис Вишневский, который уже обратился к министру культуры России Владимиру Мединскому с просьбой вмешаться в ситуацию с планами реконструкции Государственного Русского музея, с которой не согласны многие сотрудники, а также обеспечить нормальное функционирование учреждения.

– Некоторое время назад уже возникали эти планы с перекрытием стеклянными куполами внутренних дворов Государственного Русского музея – на мой взгляд, совершенно недопустимые. И я, и мои коллеги, занимающиеся градозащитными вопросами, тогда возмущались, писали в разные инстанции, и проект был изменен. Но теперь выясняется, что, с точки зрения большого количества сотрудников, он все равно принесет значительный ущерб музею: планируется закрытие многих залов, перебазирование большого числа коллекций. В общем, работа музея будет в значительной степени парализована – и главное, непонятно зачем, ведь новых площадей, как считают сотрудники, реконструкция двора музею не принесет. Я их мнение считаю обоснованным – они работают в музее и знают, о чем говорят. Поэтому я и обратился к министру культуры с просьбой все проверить, рассмотреть и принять меры для того, чтобы музей мог нормально работать. Я написал именно Мединскому, потому что музей – это федеральное бюджетное государственное учреждение культуры, подчиненное министерству, и министерство вправе эти работы остановить, изменить их сроки, у него большие полномочия.

В то же время Борис Вишневский скептически относится к идее обращения в прокуратуру – он предполагает, что прокуратура либо ответит, что нарушений не нашла, либо перешлет обращение в то же Министерство культуры. Депутат намерен пристально следить за развитием ситуации в Русском музее.

В своем письме сотрудники Русского музея указывают, что забота о людях с ограниченными возможностями выглядит надуманной, поскольку и сейчас в музее в корпусе Бенуа имеется лифт для инвалидов, а на сервизной лестнице Михайловского дворца – конструкция для подъемника. “Их ремонт может снять проблему, которая выдается за одну из главных в проекте остекления дворов Русского музея! Совершенно очевидно, что в случае начала планируемых работ Русский музей встретит 125-летие со дня своего основания (март 2020 г.) не масштабной выставкой, а частично закрытой экспозицией и разрухой в фондах”.

Письмо сотрудников музея директору Владимиру Гусеву заканчивается предупреждением своему директору: “Мы, как сотрудники музея, которым доверено сохранение нашего национального достояния, ни под каким давлением не пойдем на нарушение хранительских инструкций. Вы также должны это понимать, вынося окончательное решение о начале строительных работ”. Сотрудники выражают надежду, что директор проявит мудрость, не допустит разрушения вверенного ему музея и остановит “начатое безумие”.