70 лет назад, 24 июня 1948 года Советский Союз прервал сухопутную связь Западного Берлина с внешним миром. Почти 11 месяцев США и Великобритания снабжали два с лишним миллиона человек всем необходимым по воздуху. Гуманитарная операция получила название "Воздушный мост".
Сталин и его восточногерманские сторонники пытались взять Западный Берлин измором, вынудить западных союзников уйти оттуда, а берлинцев – покориться советским оккупационным властям. Почти год наглухо были перекрыты ведущие в западную часть города железные и автомобильные дороги, все необходимое – от продовольствия до угля – доставлялось в Западный Берлин самолетами. Каждые две-три минуты садились и взлетали транспортные самолеты.
Результатом блокады Западного Берлина, снятой 11 мая 1949 года, стало резкое ухудшение общественного мнения западных стран об СССР и ускоренная подготовка к объединению земель, находившихся в западной зоне оккупации, в Федеративную Республику Германия. Западный Берлин стал автономным самоуправляемым городом, связанным наземным транспортным коридором с ФРГ. В ответ на это в октябре 1949 года в советской зоне оккупации была создана Германская Демократическая Республика (ГДР), просуществовавшая до 3 октября 1990 года.
В рамках нашего архивного проекта, мы вновь публикуем вышедшую 20 лет назад программу, которая была посвящена полувековому юбилею блокады Берлина.
История советской блокады Западного Берлина 1948-1949. Как была организована "Дорога жизни" рассказывают историк Роберт Хэнкс, летчики Кэролл Мур и Гэйл Халворсен. Политолог Сергей Никитич Хрущев о значении Воздушного Берлинского моста для расклада сил в послевоенном мире. Автор и ведущая Марина Ефимова. Впервые в эфире 25 июня 1998.
Марина Ефимова: Пятьдесят лет тому назад, 24 июня 1948 года, советские оккупационные войска в Германии начали блокаду Западного Берлина, перекрыв все шоссе, железные дороги и каналы, по которым доставлялись в город продовольствие и топливо. В Западный Берлин входило двенадцать городских районов с населением в два с половиной миллиона человек. Блокада продолжалась триста тридцать дней, втрое меньше, чем ленинградская, но была отмечена такой же лютой зимой 1948-49 года. Тем не менее, за одиннадцать месяцев блокады уровень смертности в городе лишь чуть вырос по сравнению, скажем, с 1947 годом. Среди погибших в блокадном Берлине было тридцать девять англичан и тридцать один американец. Все летчики.
С самого начала, со своего возникновения в 1945 году, Западный Берлин был для советских оккупационных властей занозой. Рассказывает военный историк адмирал Роберт Хэнкс.
Роберт Хэнкс: Когда союзники разделили Германию на зоны оккупации, Берлин оставался в советском секторе, примерно в ста шестидесяти километрах от границы американской и английской зон. Тем не менее было решено, не без борьбы, что Берлин тоже поделят на зоны. Советские получили восемь восточных районов города, а западные были поделены между союзниками: шесть юго-западных получили американцы, четыре северо-западных – англичане, и два – французы. Для координации и кооперации была создана Объединённая союзная комендатура. Так и случилось, что Западный Берлин оказался в тылу советских.
Марина Ефимова: По джентльменскому соглашению снабжение Западного Берлина велось союзниками по железным дрогам, шоссе и каналам, проходящим через советский сектор. По джентльменскому, то есть по устному соглашению. И только один договор о путях сообщения был подписан формально обеими сторонами – о трех воздушных коридорах к Западному Берлину шириной тридцать два километра каждый.
Роберт Хэнкс: Поскольку любое присутствие союзников в советском секторе было нежелательным, то даже и воздушные коридоры им были отведены самые узкие, какие только допускались по нормам международной безопасности. Самолеты перед посадкой летели практически между домами, поскольку приземляться можно было только на двух аэродромах, которые были окружены жилыми районами – Темпелхоф в нашем секторе и Гатов в британском.
Марина Ефимова: Во французском секторе поначалу вообще не было аэродрома, но общими силами союзники его построили за три месяца. С самого учреждения берлинских секторов отношение советских оккупационных войск к союзническим трудно было назвать добрососедским. Вот что пишет автор книги Bridge in the Sky: Full Story of the Berlin Airlift Франк Донован.
Франк Донован: Еще до появления в городе союзнических учреждений советские попытались распропагандировать берлинцев: на развалинах были развешены гигантские портреты Сталина и плакаты, напоминающие, что Берлин освободили советские войска. На заседании Объединённой комендатуры советский комендант генерал Котиков добился права вето, и все общие меры принимались союзниками по советской указке. Доходило до того, что однажды советские патрули без предупреждения сломали все англоязычные указатели направлений в городе, заявив, что они заслоняют советские объявления. Надо заметить, что и американцы, и англичане вели себя мирно, с юмором, и особого упрямства не проявляли – они отдыхали от войны. Среди берлинцев немедленно распространилась шутка о том, кто из оккупационных властей какими мотивами руководствуется. Советские – алчностью, англичане – осторожностью, французы – брезгливостью, американцы – желанием как можно скорее вернуться домой.
"Берлинцы не забыли советским солдатам первых недель оккупации – мародерства и леденящего душу крика "Фрау, ком!"
Марина Ефимова: Лукавство, чтобы не сказать коварство, офицеров советской комендатуры доходило иногда до детского уровня. Например, по воспоминаниям полковника Хоули, американского коменданта, русские добились проведения общих заседаний в полдень, как раз когда у американцев и англичан ланч. "Часам к четырем, – шутливо вспоминает Хоули, – нас мучил такой зверский голод, что мы были согласны на все". Так все и шло до выборов в конце 1946 года, когда берлинцам было разрешено самим избрать местную власть. Западный сектор советские забросали листовками на немецком языке, обвиняющими союзников в желании разделить страну. "Голосуйте за коммунистов, и они объединят Германию!" Жителям раздавали фрукты с листовками "Голосуйте за коммунистов, и вы будете жить лучше!" Но, несмотря на всю агитацию, девяносто два процента избирателей проголосовали против коммунистов. Донован пишет:
Диктор: "Советский отдел пропаганды во главе с полковником Тюльпановым недооценивал берлинцев – их интеллект, их независимость и их цинизм. Берлин и против Гитлера голосовал до тех пор, пока в стране были свободные выборы. Берлинцы не забыли советским солдатам первых недель оккупации – мародерства и леденящего душу крика "Фрау, ком!" Как известно, за первые недели советской оккупации в Берлине было убито больше женщин, чем во время всех союзных бомбардировок. Даже в восточном секторе лишь 21 процент избирателей голосовал за коммунистов. Советские поняли, что только силой можно превратить Берлин в символ победившего социализма.
Марина Ефимова: Шутки кончились. Начались массовые похищения из западных секторов немецких антикоммунистов, в том числе похитили четырех судей. Советские широко распускали слухи, что союзники собираются покинуть город – высокие чины разъезжали по западному сектору, выбирая себе штаб-квартиры в зданиях, которые, якобы, освобождают союзники. Слух был настолько умело фальсифицирован, что в него поверила даже газета "Нью-Йорк таймс". Весь 1947 год прошел под знаком начинающейся конфронтации, а в апреле 1948 начались прямые акции.
Роберт Хэнкс: Все произошло очень быстро. Началось 1 апреля 1948 года. Советские оккупационные власти стали в обычной своей манере действовать без предупреждения: остановили английский военный поезд и задержали всех его немецких пассажиров. Потом на автобане попытались устраивать досмотр американского военного транспорта. Через несколько дней мост через Эльбу, построенный, между прочим, американцами, закрыли, якобы, на ремонт. Скоро стало ясно, что советские оккупационные власти откровенно хотят выкурить союзников из Берлина. Расчет был на то, что если они начнут блокаду и поставят двенадцать районов города перед лицом голодной смерти, то союзникам останется или уйти, или начать третью мировую войну, а на это они не пойдут.
Марина Ефимова: Командир оккупационных войск Германии генерал Люсиус Клей был среди американского командования, кажется, единственным человеком, твердо решившим не уходить из города. 24 июня, после начала блокады, он запретил эвакуацию семей американских военнослужащих из Западного Берлина, чтобы не посеять панику среди населения. Защищая свою позицию перед Вашингтоном, Клей написал в рапорте: "Когда Берлин падет, Западная Германия падет за ним. Мы потеряем лицо, мы продемонстрируем свою неспособность противостоять силе, и тогда коммунизм неудержимо покатится по Европе. Пожалуйста, не обвиняйте меня в желании принять героическую позу. Ничего нет героического в том, чтобы терпеть унижения, не имя право дать сдачи".
Диктор: "Вечером 24 июня генерал Клей обедал с приехавшим в Берлин по делам генералом военно-транспортной авиации Элом Ведемейером. Узнав ситуацию, Ведемейер спросил: "А почему не снабжать город по воздуху?" – "Да что вы, генерал, – ответил Клей, – тут два с половиной миллиона жителей!" – "До чего я не люблю, когда недооценивают транспортную авиацию", – проворчал Ведемейер и напомнил Клею, как во время войны транспортные самолеты три года совершали длинные перелеты через Гималаи, снабжая шестидесятитысячную американскую армию в Китае. Они доставляли по семьдесят две тысяч тонн грузов в месяц. "Все бы хорошо, – задумчиво сказал Клей, – но семьдесят две тысячи тонн – это вдвое меньше того минимума, который понадобится Берлину".
Марина Ефимова: Так описывает историк Донован зарождение идеи. 26 июня 1948 года тридцать пять транспортных самолетов "Дакота" вместимостью шесть тонн каждый, – все, что удалось наскрести в Германии, – начали рейсовые полеты. В тот же день к американским летчикам присоединились англичане. 27 июня, одновременно в Овальном офисе Белого Дома и в английском кабинете министров, было принято решение ни под каким видом не покидать Берлин. Когда военный министр Кеннет Роял спросил президента Трумэна, не стоит ли обсудить эту труднейшую ситуацию, президент ответил: "По этому вопросу не может быть никаких дискуссий. Мы остаемся в Берлине. Дайте Клею все полномочия на организацию полномасштабного воздушного снабжения". И когда Роял сказал: "Но там столько проблем!", Трумэн ответил: "Проблемы будем решать по мере их поступления".
"27 июня, одновременно в Овальном офисе Белого Дома и в английском кабинете министров, было принято решение ни под каким видом не покидать Берлин"
Роберт Хэнкс: Французы практически участия не принимали из-за языка. Во время этих полетов было очень важно, чтобы все участники – летчики, диспетчеры, командование – объяснялись на одном языке, а у французов отношение известное – если хотите со мной говорить, говорите по-французски. Да и самолетов у них было мало. Другое дело – англичане. Они взяли на себя от четверти до трети всех перевозок. Главным образом они доставляли уголь из Рура и соль на гидропланах. Все команды координировались из одного центра, проходили короткую тренировку и включались в конвейер. Американских пилотов, штурманов, механиков и инженеров собирали со всего света – они прилетели из Панамы, Гуама, из Японии, с Аляски, отовсюду.
Марина Ефимова: Сама структура воздушного моста была продумана замечательным организатором, летчиком, генералом-лейтенантом транспортной авиации Вильямом Таннером. В Берлин из западных зон оккупации вели, как уже говорилось, три воздушных коридора – южный, средний и северный. Таннер организовал одностороннее движение самолетов: в Берлин летели по южному и северному коридорам, из Берлина – по среднему. Самолёты вылетали с баз с перерывом в три минуты. Это значит, что между самолетом, летящим впереди, и самолетом, летящим сзади, держалось расстояние в четырнадцать километров. В каждой наземной бригаде работало по двенадцать человек, обычно это были перемещенные лица – хорваты, поляки, латыши, литовцы, эстонцы под командой американского капрала.
Роберт Хенкс: Таннер начал соревнование между летчиками и наземными комнатами. Это было нетрудно, потому что почти все заразились идеей спасти город, все же там было два с половиной миллиона человек, огромное количество детей. К весне 1949 года американские и английские команды уже ставили неслыханные рекорды, причем цифры рекордов – число вылетов или тоннаж грузов – контролеры писали прямо на фюзеляжах, чтобы все видели. Транспортный самолет С-54, главный транспорт воздушного моста, вмещал двенадцать тонн, и в апреле 1949 года одна команда из двенадцати человек загрузила его за пять минут сорок пять секунд. Таннер лично беседовал с вновь прибывшими летчиками, вводил их в курс дела. Он говорил: "Конечно, ярость русских против немцев объяснима, но нельзя же мстить детям. С божьей помощью мы этого не допустим".
Марина Ефимова: По символическому, хотя, я думаю, случайному совпадению, официальное название операции воздушного снабжения Берлина было "Дорога жизни" – "Life Line". Как дорога, ведущая к осажденному Ленинграду через Ладожское озеро. Советские, правда, не подстреливали транспорты на берлинской "Дороге жизни", как это делали немцы на Ладоге, но попугивали. Вдруг появлялся встречный самолет, советский истребитель, который летел прямо в лоб американскому транспортному, но в последний момент взмывал вверх. Тем не менее, бесперебойное снабжение Берлина благополучно продолжалось до тех пор, пока в дело не вмешалась природа. Летчик Кэролл Мур прибыл в Берлин в ноябре.
Кэролл Мур: Туман был таким густым, что если стоять плечом к плечу, то не видно лица соседа. Мы летали между двумя рядами семиэтажных домов, но я их не видел примерно до марта. Когда туман поредел, и я в первый раз увидел эти здания – с обеих сторон, в двухстах метрах от моих крыльев – мне захотелось нырнуть обратно в туман. Хорошо, что первую неделю мы даже не знали, что они так близко.
Марина Ефимова: К концу месяца к туману добавился мороз.
Кэролл Мур: Лопасти пропеллера стали выглядеть как бейсбольные биты, так они обрастали льдом. И когда ты разогревал мотор, то льдины с пропеллера разлетались и стучали по фюзеляжу как пулеметные очереди. Ужас!
Марина Ефимова: Рассказывает адмирал Хэнкс.
Роберт Хэнкс: Зимой 1948-49 года условия полета в Берлине стали особенно тяжелыми – туман и мороз. А при посадках правило было такое: надо садиться с первого захода, потому что следом идет другой самолет. Если промахнулся, возвращайся на базу и начинай полет снова. При таком условии снабжение упало со ста сорока семи тысяч тонн в месяц до ста тринадцати. Таннер сам сел за штурвал, совершил несколько взлетов и посадок, и принял решение ввести специальную диспетчерскую службу, которая вела самолеты в условиях нулевой видимости. И дела сразу пошли лучше.
Марина Ефимова: Диспетчерские вышки стояли в конце каждой посадочной полосы, и диспетчер служил как бы глазами пилоту, сажавшему самолет по приборам при нулевой видимости. В письмах домой летчики писали: "Спросите, какой наш самый любимый голос на свете, и мы все скажем – диспетчерский". Вот одна из записей диспетчерского голоса, сделанная зимой 1948 года.
Диктор: Рекомендую скорость пятьсот футов в минуту. Поднимитесь футов на восемьдесят. Вы идете слишком низко. Повторяю, держитесь футов на восемьдесят выше. Так. Хорошо. Приближайтесь к посадочной полосе. Сто футов. Пятьдесят. All right. Теперь не меняйте курса до полной остановки. С прибытием в Темпелхоф! Good Day!
Марина Ефимова: К концу зимы дело было так налажено, что ежемесячный тоннаж грузов превысил двести тысяч тонн в месяц по сравнению с пятьюдесятью тысячами в июне 1948.
Роберт Хэнкс: Представьте себе конвейер, только в воздухе. Взлетаем нагруженными, приходим назад пустыми, взлетаем нагруженными, приходим пустыми… И каждый самолет – одно звено этого конвейера. И, как настоящий конвейер, он не останавливается ни днем, ни ночью, ни в туман, ни в грозу, никогда, потому что два с половиной миллиона человек нужно постоянно обогревать и кормить. И мы их кормили. Не очень сытно, но достаточно, чтобы выжить.
"...два с половиной миллиона человек нужно постоянно обогревать и кормить. И мы их кормили. Не очень сытно, но достаточно, чтобы выжить"
Марина Ефимова: "Берлинский кризис стал первой битвой холодной войны, – пишет в "Нью-Йорк Таймс" историк Питер Элсворд. Для нас тогда все поменялось в один день. Союзники, которые вместе сражались с Гитлером, стали врагами, а бывшие враги – терпеливыми жертвами. И этот новый расклад сил и симпатий стал доминирующим на следующие сорок лет. Как Воздушный Берлинский мост отразился на советской стороне? Об этом – политолог, профессор Браунского университета Сергей Хрущев.
Сергей Хрущев: Я бы сказал, что это было первое столкновение и первое поражение. Это была, конечно, неожиданность, потому что Сталин хотел испытать Запад на прочность и он считал, что это будет легко. Расчет был на быстрый успех. В течение одного-двух месяцев американцы поймут, что они ничего не могут сделать, попросят разрешение оттуда все уехать и, тем самым, он покажет, кто здесь хозяин. А Запад показал свою силу и свое желание сопротивляться. Это была, как называют, разведка боем, когда посылают батальон, а не армию, и проверяют, как отреагирует обратная сторона. И разведка боем показала Сталину, что лучше не начинать, лучше не связываться, и он проявил достаточно осторожности. И, кстати, Сталин не сделал из этого выводов и пошел на следующую пробу сил в Корейской войне. Берлинский мост – это очень серьезное событие в противостоянии Советского Союза и Америки или Советского Союза и Запада за статус сверхдержавности, за то, кто будет диктовать свою волю миру. Хотя, конечно, человеческие чувства были везде, мы всегда найдем немцев, которые подкармливали кого-то, мы найдем русских женщин, которые, несмотря на весь этот ужас, кормили немецких пленных. И там были американские пилоты, которые делали такие парашютики из носовых платков и сбрасывали немцам конфеты. Немецкая детвора стояла по пути этих самолетов и ждала, кому сегодня достанется этот маленький парашютик. Что им запомнилось на всю жизнь. Я вот недавно видел такую передачу – эти старые, толстые херры и фрау вспоминали, что конфеты им доставались, а одна жалобно сказала: "А мне так никогда ничего и не досталось".
Марина Ефимова: Конечно, Сергей Никитич Хрущев прав – в каждом народе есть добрые, щедрые, гуманные люди. Но когда личная гуманность поддерживается мощью государства, это сильно меняет коэффициент полезного действия. Недаром саркастичные берлинцы говаривали в 1948 году: "Если уж сидеть в блокаде, то лучше в советской. И ждать, когда тебя покормят американцы. Представляете, если бы все было наоборот?" Историю с конфетами на парашютах, которую упомянул профессор Хрущев, начал лейтенант Гэйл Халворсен, родом из штата Юта. Вот запись его рассказа.
Гэйл Халворсен: Я заметил человек тридцать ребятишек за колючей проволокой. Увидев меня в форме и узнав, что я тоже буду летать, они загалдели: "Еще один! Еще один!" Во время войны и после нее я побывал во многих странах – в Южной Америке, в Африке. Везде дети, увидев человека в американской военной форме, просили конфет, просили жвачки. А эти – ничего, не унижались до попрошайничества. Этим они меня подкупили. Я сказал, что завтра сброшу им с самолета конфеты, если они обещают друг с другом поделиться. Они обещали и спросили: как узнать мой самолет? Я сказал, что покачаю крыльями. Поначалу я мастерил парашюты из носовых платков. Чтобы точнее их сбрасывать, мы опускали самолет чуть ниже положенного уровня. И, вообще, мы все это делали без разрешения, и каждый день я говорил себе: все, последний раз! И мы сбрасывали еще раз, и еще, и еще. Мы поняли, что попались, когда на почте сказали: "Тут не вашему ли экипажу мешок писем?" Там были десятки писем, адресованных "летчику, качающему крыльями". Один мальчик Питер писал: "Мама не пускает меня к аэродрому, поэтому я буду ждать каждый день в два часа на углу набережной и Берген штрассе. Прилагаю карту". На следующий день вызывает меня командир: "Халворсен, чем вы занимаетесь?" – "Летаю как сумасшедший, сэр". Он говорит: "Засадил бы я вас на гауптвахту, да на ваше счастье берлинские журналисты раструбили про вас по всему свету".
Марина Ефимова: В апреле 1949 года союзные летчики сбрасывали на Берлин до пятидесяти тонн шоколада в месяц. Дети прозвали их "шоколадными бомбардировщиками".
Роберт Хэнкс: Что говорить, это был славный эпизод нашей истории. Берлинский мост был первой выигранной битвой, которая показала нам, что борьба воль может быть такой же победоносной, как и борьба пушек, и что диктаторскому режиму можно противостоять довольно действенно, не разрушая при этом полмира.
Марина Ефимова: В мае 1949 года Сталин отступился и снял блокаду. Воздушный мост держался еще до сентября, чтобы создать в Берлине необходимые запасы, то есть, в общей сложности – 15 месяцев 437 дней. Последний рейс в город совершил английский экипаж на самолете "Дакота". На его фюзеляже было написано: "Псалом 20, песнь 12". Открываем 20 псалом: "Ибо они предприняли против тебя злое, составили замыслы, но не могли выполнить их".
