Рутинное, казалось бы, заседание суда о продлении меры пресечения Кирилла Серебренникова и его коллег по "Седьмой студии" во вторник стало особенным – следствие попыталось представить новые доказательства "вины" режиссера, а он сам выступил с большой речью, в которой эти доказательства отверг. Сетевым феноменом стали онлайн репортажи в Фейсбуке с суда – их вели как минимум трое из числа попавших в зал суда, в том числе Зоя Светова:
На большом экране картинка из драматического фильма. Тюремная клетка – в ней человек небольшого роста в кепке и в очках. Около клетки – люди, всемирно известный режиссёр, адвокаты , журналисты , собака ротвейлер. Удовлетворить ходатайство следствия !
Вести репортаж было не так-то легко.
Марину Давыдову грубо, хамя, применяя силу, вывели из суда :(
Протокол при этом составляют на меня!!! За оскорбление должностного лица. Что-то невероятное.
Фото и видео из коридоров и зала суда передают атмосферу:
Когда подследственных проводят по коридору в зал или из зала суда, все должны максимально освободить середину для прохода, встав как можно ближе к стене. В связи этим мой словарь сегодня обогатился выражением, услышанным от судебного пристава и обращенным ко всем нам: "Сохраняем коридор!".
Серебренников и Малобродский, конвоируемые с собаками, при Кадырове и Путине на свободе. Все, что вы хотели знать о правосудии в РФ.
Домашний арест Серебренникову и Юрию Итину и содержание под стражей Алексею Малобродскому впервые продлевали после того, как появились сообщения, что следствие завершено, и вскоре дело отправится в суд, где начнется разбирательство по существу. Перед судом и непосредственно во время слушаний в сети "вбросили" информацию о том, что Серебренникову и Ко. теперь вменяют хищение 133 миллионов рублей, что бывший бухгалтер Нина Масляева (которая ранее дала признательные показания) обналичивала эти деньги, что часть их якобы пошла на оплату квартиры режиссера в Берлине, что Серебренников, Итин и Малобродский выплачивали сами себе миллионные зарплаты. В твиттере не сидели без дела:
В России снова царица доказательств это признание. Масляева в деле Серебренникова, Щерчков и Ларицкий в деле Белых и т.д. Ничего и расследовать не надо, они просто показания записывают и несут в суд.
Впрочем, на самом суде выяснилось, что обвиняемые все, что написано выше, отрицают – кроме факта того, что действительно работали с наличными (что, как говорит Серебренников, теоретически может быть бухгалтерским нарушением, но никак не преступлением).
Адвокат Харитонов: « Из допроса Войковой: «Наличные средства привозила Масляева и они тратились на проекты Платформы. Все допросы также это подтверждают. Деньги тратились только на Платформу. И никто не сможет доказать что то другое.
Итин: Зарплату мы получали с января 2012 по август 2014 года. Мы получали по 100 тысяч рублей каждый. А не то что говорил следователь , что мы себе на зарплату 43 миллиона выписали»
ТАСС и РИА Новости тиражируют цитату адвоката Харитонова, что он якобы признал, что Масляева обналичила 133 миллиона рублей. И теперь это разлетелось по всем лентам. Ничего подобного Харитонов НЕ ГОВОРИЛ. Корреспондента РИА Сергея Юсова, автора сообщения, мы нашли в коридоре Басманного суда, поднялся гул, и он признал ошибку. Он был растерян и не мог объяснить, как он так дал информацию. Он поговорил тут же в коридоре с Харитоновым, он ему объяснил, что этого не звучало и близко!
И никак НЕ МОГЛА Масляева обналичить эту сумму. Это сумма всего обвинения. И тем более такого не говорил адвокат. Сергей дал на ленту РИА поправку. Но как же легко исказить суть!
Мы все, кто тут, кто был в зале и в коридоре, говорили Сергею об ошибке. Вообще не включал человек мозг во время передачи сообщения.
Я говорю, у вас же море подписчиков, эту лживую информацию сейчас подхватили и понесут в сотни СМИ и в сознание людей.
Вообще матом бы я про них написала просто да и все.
Справедливости ради Сергей Юсов, работавший до этого, как он сказал, 5 лет в Интерфаксе, признал ошибку и в целом нормально отреагировал. Я не знаю, будет ли эта поправка, но это ЛОЖЬ о признании адвокатом обналички в 133 миллиона рублей в деле "Седьмой студии". Этого не было. И в суде так не звучало.
Спасибо большое Юлия Ауг за дар, за то, с какой страстью она сказала корреспонденту РИА Новости, почему так нельзя врать!!!!
В целом уровень представленных доказательств был примерно такой:
«А вот свидетель Петченко, друг и партнёр Масляевой, показания которого есть в деле, – говорит Харитонов, – рассказывает, что однажды в его присутствии Масляевой позвонил Серебренников со словами: «Вези мне срочно 300 тысяч рублей на квартиру». Потом и Масляева рассказывает такую же историю, но якобы Вороновой звонил Серебренников с просьбой о деньгах». Харитонов рассказывает, что спросил МаслЯеву и Петченко, в какой период этот разговор состоялся. Петченко сказал – 2013 год. Масляева – 2014 год. Квартиру, напомнил адвокат, Серебренников купил в 2012 году.
Впрочем, сумма в 133 миллиона рублей, несмотря ни на что, фигурирует в материалах дело. Министерство культуры намерено потребовать от Серебренникова и других "возместить ущерб".
Вот важная новость (см. ссылку). Важная для тех, кто все-таки поехал на Культурный форум, даже с самыми благими намерениями. Важная для тех, кто считает возможным и производственно необходимым находиться в одном помещении с Мединским или Аристарховым. Важная для тех, кто каждый раз, после очередного судебного заседания беспомощно разводит руками – что ж делать? Надо работать, сжав зубы. Коллективы, планы. По поводу творческих достижений Vadim Rutkovsky вот что недавно написал: " "Подводить театральные итоги 2017-го неловко: пока мы ходим на премьеры, в СИЗО – Алексей Малобродский, под домашним арестом – Кирилл Серебренников, Софья Апфельбаум, Юрий Итин, обвиняемые в хищении бюджетных средств, выделенных на проект «Платформа» в 2011-2013 годах. Не по себе мне не от творящегося следственного и судейского произвола – это абсурдно, чудовищно, но не удивительно, такова российская жизнь, ничто не меняется со времен Сухово-Кобылина. Обескураживает другое – покорное приятие коллегами арестованных возмутительной реальности: никаких протестных акций солидарности, так, немного погрустили публично и продолжили жить-поживать и спектакли выпускать. Не хотелось бы, чтобы эти мои итоги были последними, но мне, как зрителю, становится по-человечески неинтересно следить за театральной жизнью, идущей словно параллельно творящемуся беспределу".
Дмитрий Губин в посте, озаглавленном "Серебренников, голые жёпы, говно и навозные мухи", ответил хулителям режиссера.
Пока Серебренников со товарищи арестован, над ним кружит рой мух навозных на окладе, плюс облако гнуса сопровождения, которое из добровольцев.
– У-у-у!!! – жужжат навозные. – Сто тридцать мильёнов наших денег театральные либерасты на фуа-гру протратили!
– Ж-ж-ж!!! – не отстают безмозглые. – На спектакли денежки брал, а на сцене голые жёпы показывал!
О гниды и дураки, о дураки и гниды!
"Голые жёпы" – это не Серебренников. "Голые жёпы" – это Пиотровский. Эрмитаж – вот где прибежище "голых жёп" (и сись, и пись)! И оборот у Эрмитажа в отоваривании ими – крупнооптовый, миллионами. Попробуйте в Эрмитаже добраться до Иорданской лестницы, не миновав десятка крепких, аппетитных, всех полов задниц.
Но навозные против жёп в Эрмитаже не протестуют, – типо, "искусство". А театр для них – такой партсельхозактив с разбором персональных дел.
Я в "Гоголь-центр" к Серебренникову, когда жил в Москве, ходил, как к себе домой. Руку на сердце: Серебренников – великий режиссер и великий театральный деятель, причем мирового масштаба. Я помню, как в Германии после ареста Кирилла его портретом открывались театральные журналы. Серебренников – выдающийся не только в драме. Его "Золотой петушок" в Большом – вообще лучшее, что я в Большом видел (хотя, к сожалению, ни в одном его спектакле ни разу не видел никаких жёп). Обвинять Кирилла Серебренникова в том, что созданная им театральная "Седьмая студия" были прикрытием для хищений – это как Ивана Шувалова обвинять в том, что он создал Московский университет, чтоб из казны попилить (и, кстати, после смерти Елизаветы легко могли, когда бы он не свалил в Европу).
Мне сегодняшняя жужжащая навозно на всех уровнях России откровенно мерзка. И мерзка даже не тем, что бедная, отсталая страна тщится выглядеть передовой, но доказывает это лишь угрозами набить всем морды да кичливостью в воспоминаниях об Очакове и покоренье Крыма. Мерзка тем, что в России столетиями гордятся тем, чего следует стыдиться, и стыдятся того, чем следует гордиться. Здесь бьют слабых и чванятся силой. Здесь презирают справедливость и, как следствие, закон. Здесь наибольшие дивиденты дает ложь. Путин, надо сказать, поднял было упавшую в 1990-х склонность страны к сволочизму практически на былую коммунистическую высоту. <...>
Вот об этом – только что опубликованный мой текст на Росбалте.
Текст этот называется "Кирилл Серебренников и коллективный самооговор".
Ну вот: Следственный комитет закончил расследование по делу «Седьмой студии», больше известное как дело Кирилла Серебренникова. То, что начиналось с хищения пары миллионов рублей на постановку спектакля «Сон в летенюю ночь» (который, якобы, не был поставлен, но который я видел собственными глазами), заканчивается делом об ущербе в 133 миллиона.
Есть повод поговорить, обсудить, что да как, да во что выльется. <...>
Мне тоже хочется о деле Серебренникова поговорить, потому что меня ужасает то, что огромное число людей (порою весьма симпатичных) заранее готовы признать за Кириллом что-то такое, за что, может, и не следует сажать, но все-таки не бывает дыма без огня, и не бывает следствия на пустом месте…
«Эк, брат, как тебя угораздило,» – как сказал Андрей Кончаловский в своей семейной традиции быть всегда на стороне силы.
И не один Кончаловский готов сдавать Серебренникова, отступая на второй рубеж обороны, который, повторяю, выглядит так: ну, срок давать, может, и не следует, но что-то он, видимо, нахимичил. <...>
А потом началось: слева, справа, отовсюду – мнения сочувствующих Серебренникову и оправдывающих Серебренникова примерно по той же схеме. Да, может, что-то там было с наличными, но ведь без наличных театр не может обойтись… И вообще – сколько в Минобороны украли, но мы же помним, в каких условиях любовница министра под арестом сидела!
Стоп.
Повторяю: отступление до этого рубежа есть предательства самих себя.
Есть презумпция невиновности. И нет никаких публично доступных, подвергаемых критике доказательств вины. Поэтому для меня Серебренников невиновен совершенно. А арест его – отвратителен. И заседание суда, на котором решался вопрос об аресте, и где Серебренников сидел за решеткой в клетке, как сидят в нашей стране в клетках вообще все, кто угодил под этот каток, но чья вина еще не доказано – оно отвратительно самим фактом наличия этой клетки, которая попирает достоинство человека. Даже на Нюрнбергском трибунале нацистские главари и приспешники сидели без клеток, потому что, формально, имели шанс быть оправданными (и некоторые, кстати, оправданы были).
Откуда берется этот коллективный полуоговор Серебренникова, мне понятно. Вас вызывали когда-нибудь на допрос? Меня – да. Я был студентом, мне пришла повестка к следователю. Я не спал две ночи. И когда я пришел, то готов был покаяться в преступлениях. А меня вызвали как свидетеля: по общаге прокатилась серия краж, – вот и все.
Мы начинаем приписывать Серебренникову вину, потому что мысленно ставим себя на его место. И это значит мы заведомо, априорно оправдываем такую правоохранительную систему, которая каждого из нас может бросить за решетку. Хотя, по идее, система должна охранять наши права. <...>
Априорный самооговор, заведомое допускание за Серебренниковым хоть какой-то вины («А что вы, Дмитрий, будете говорить, если окажется, что Серебренников все-таки воровал?» – «Не знаю. Точно так же, как не знаю, что я буду говорить, если окажется, что вы растлевали соседского ребенка. Итак: вы растлевали?») – мерзко и отвратительно, потому что ослабляет личную защиту каждого из нас. <...>
Серебренников невиновен, – это единственное, что должен говорить в данную минуту любой частный человек, претендующий на звание приличного.
И то же самое должен говорить приличный человек в отношении любого другого, находящегося в положении Серебренникова. Даже если этот другой будет крайне несимпатичен.
И не отступать от этого правила даже тогда, когда (легко может случиться) тех, кто сегодня сажает, самих начнут сажать.
С большой речью в суде во вторник выступил сам Кирилл Серебренников.
Кирилл Серебренников: «Я не думал, что когда-нибудь услышу, что наш проект назовут преступной группой. Так преступниками можно объявить кого угодно – было бы желание – хоть людей, собравшихся попить чай, хоть следственную группу, которая расследовала это дело».
Полностью речь публикует, в частности, сайт "Театрал". Режиссер говорит об "оговоре" со стороны Масляевой, отмечает, что все наличные, снятые со счета, были потрачены на проект "Платформа", объясняет, что квартиру в Берлине купил до начала проекта.
Все эти восемь месяцев следствие представляет суду, и в общем всем, одну и ту же картинку: организованная группа совершила хищение денежных средств, выделенных на проект «Платформа».
Получается, что проекта «Платформа» как бы не было или он был в каком-то усеченном виде, но это, конечно, абсолютно не соответствует действительности. Нужно уметь не видеть очевидного. Проект «Платформа» был, было проведено 340 мероприятий за три года и три месяца, были тысячи зрителей, которые все это видели, все сфотографировано, зафиксировано, были сотни молодых и опытных артистов, музыкантов, танцоров, которые принимали участие в многочисленных оригинальных, то есть созданных с нуля, постановках. Фактически был создан стационарный театр, который действовал более трех лет. Поэтому утверждать, что Российской Федерации был причинен какой-то мифический ущерб просто невозможно, цинично, бредово, абсурдно. Российская Федерация, зрители, люди искусства, получили исполненный в общем-то на высшем художественном уровне проект по развитию современного искусства, которым я лично очень горжусь.
Следствие не разобралось и не пыталось разобраться, а потому явно заблуждается, когда говорит о том, что наличные денежные средства, которые находились в кассе «Седьмой студии», обращались мною и иными лицами в свою личную пользу и использовались по личному усмотрению. Ни одной копейки, кроме положенной мне заработной платы и гонораров за конкретные постановки, я не получал. <...>
У меня нет никакого имущества, которое бы я приобрел во время работы проекта «Платформа». Все, в том числе высшие должностные лица, явно введенные в заблуждение, говорят о квартире, которую я приобрел в Берлине в 2012 году. Хочу, чтобы все понимали: денежные средства на эту квартиру я копил в течение многих четырех-пяти лет – об этом есть абсолютно неопровержимые доказательства, полученные нами из Сбербанка РФ. <...>. Поэтому прошу всех понять, что денежные средства на квартиру в Берлине – это мои личные накопления за многие годы достаточно тяжелой работы, а не якобы похищенные денежные средства. <...>
у следствия есть только одна цель – незаконно обвинить нас в совершении преступления.
Как этого добивается следствие? Очень просто – оно не слушает ни меня, ни других лиц, работавших на «Платформе», никого, кроме Масляевой. Меньше всего мне хочется кого-то обвинять, но именно Масляева, оговаривая нас, является для следствия лучшим другом и источником информации. Ложной информации. Но следствию именно это и надо. Следствие не хочет ни с чем разбираться. Следствие верит вранью ранее судимого человека. Следствие имеет только одну цель – любыми средствами сделать нас виноватыми. Это ясно всем здравомыслящим людям уже сейчас и, если это дело дойдет до суда, станет ясно и всему обществу, всему миру. У меня нет сомнений, что если дело дойдет до суда, то сотни зрителей и участников «Платформы», не только из России, но и из других стран, придут в суд и расскажут, что и как на «Платформе» происходило. <...>
Один из самых любопытных отрывков из речи – о допросах. По драматургии это уже почти Кафка.
Меня допрашивали четыре раза – 10 ноября, 21 декабря, 27 декабря, 30 декабря. 10 января 2018 года мне просто не дали времени подготовиться и 12-го объявили о том, что следствие окончено. Я хочу, чтобы вы, ваша честь, и все заинтересованные в деле лица знали, о чем были эти очень краткие допросы:
– 10 ноября 2017 года мне был задан один вопрос, посещал ли я фестиваль Балтийский дом в 2010-2011 году; я ответил, что надо открыть программу, и если там моих спектаклей нет, то не посещал. Следователь открыл при мне интернет (смех в зале), посмотрел, подтвердил, что [моих] спектаклей в программе нет, на этом допрос закончен.
– 21 декабря 2017 года мне показывали переписку разных лиц и просили ее прокомментировать, что я спокойно и с удовольствием сделал. То есть меня не спрашивали о фактах, меня просили комментарии, причем в большинстве [случаев] не в моей переписке, которая не содержала ничего кроме как обсуждения проектов и их финансирования.
– 27 декабря 2017, и тут я остановлюсь подробнее, меня спросили, а почему это я обратился к президенту с идеей проекта «Платформа» и кто мне это посоветовал (смех в зале). Наверное, хотели как-то выяснить, кто же этот советчик, и тоже его привлечь к ответственности. Я ответил, что президент – это самый главный человек в стране, поэтому все, в том числе то, что связано с развитием творчества, это в ведомстве президента. Меня спросили, а что входит в обязанности режиссера, я ответил на это – быть гениальным (смех в зале), зажигать людей вокруг себя, выпустить талантливый спектакль. На этом допрос закончился.
– 30 декабря 2017 я опять комментировал переписку различных лиц, в том числе и свою. И касалась эта переписка не хищения, а организации проекта «Платформа», мероприятий на проекте. Это было очевидно и самим следователям. Но в общем это их не интересует. <...>
Заканчивая, хочу сказать, что я, конечно же, не создавал – там написано, что я главный создатель преступной группы, – никакой преступной группы. Я создавал проект «Платформа». Те, кто занимался творчеством на этом проекте, только им и занимались. Мы делали спектакли, концерты, медиафестивали и выпускали их.
Этот проект был очень успешным и создал хорошую репутацию России как страны, где придумывается что-то новое, необычное, творческое. «Платформа» стала важной вехой для сотен молодых художников и для тысяч молодых зрителей, и мы не сделали государству ничего плохого. Я не думал, что когда-нибудь услышу, что наш проект назовут преступной группой. Так преступниками можно объявить кого угодно – было бы желание – хоть людей, собравшихся попить чай, хоть следственную группу, которая расследовала это дело.
Меня Володя Роменский спросил сегодня после суда, не выглядит ли Кирилл сломленным или уставшим.
Я сказала, да вы что, это была лучшая его речь за все судебные заседания. Эмоциональный, жесткий, прямой, смелый, яростный, отстаивающий себя, свое дело, своих товарищей, свой театр, отстаивающий право на свободу и правду.
Когда в зале сидела, Кирилл в момент выступления был к нам спиной, я не видела его лица. Но я слышала его голос. Он таким еще прежде не был. Я не знаю, какой эпитет подобрать, какое сравнение. Мне кажется это были сталь и набат. Залп!
Браво, Кирилл Серебренников я горжусь, что живу с вами в одно время. Хотя мне за это время стыдно
Как достойно Серебренников говорил в суде. Прочитал у Мальгина выдержки. Традиционный русский жанр – письма из Мертвого дома. Очищает и дисциплинирует мысли.
И конца этому жанру не видать.
Есть, конечно, и такие комментарии:
Иначе, как подленькими, заявления Серебренникова оценить тяжело
Решение суда было предсказуемым:
Сидишь в суде, смотришь на Алексея Малобродского, Кирилла Серебренникова, на Юрия Итина, главное, – слышишь, что и как они говорят, насколько безупречны и удачны их аргументы, как блестяще выступают их адвокаты. Потом что-то очевидно притянутое за уши говорят троечники в форме – следователь и прокурор. И все зная про систему, понимая беспомощность и кошмар, все равно думаешь – ну нет, это нельзя не увидеть, не услышать. Невозможно не видеть абсурдность ситуации. И вот судья ушла, и ее нет чуть больше, чем надо – и кажется, может и правда что-то пишет осмысленное. Но нет, нет и нет.
Я не могу фотографировать. Закон запрещает это делать в зале суда. Но могу запоминать. Пока судья Николаева, уже минут 20, монотонно читает документы из дела, передо мной спина Кирилла Серебренникова. Он в неизменной черной шапочке. В черной рубашке. На спинке стула черная кофта. Кирилл сидит внешне очень спокойно. Форточку открыть нельзя. Зал маленький, тесный, духота страшная. Напротив меня стоит совсем молодая девушка – охранник службы судебных приставов. Она в черной униформе. В служебном черном берете.Еще один охранник службы судебных приставов в черном стоит у дверей, они иногда меняются. Все смотрят пристально. Еще стоит полицейский с оружием. В клетке сидит Алексей Малобродский. В кепке. Джинсовая рубашка. Шерстяная серая кофта. Собран. Бутылка Боржоми. Бумаги к процессу. Слева от клетки, где сидит Алексей, сидит женщина – охранник, в краповой служебной форме, видимо, ФСИН. Она с овчаркой, которая лежит у ее ног. Конвой.
Объявили перерыв. Малобродского вывели в сопровождении той самой овчарки. Сотрудник суда громко говорит в коридоре, разойдитесь, собаку ведут. Так и сказал. Увели Малобродского из зала в сопровождении овчарки и охраны. Потом вывели Кирилла, ему кричат приветствия, кто-то успевает его обнять.
Перерыв в заседании
Ксения Ларина поблагодарила тех, кто вел репортаж из суда – Зою Светову, Катерину Гордееву и Ольгу Вайсбейн.
Я не была в Басманном суде сегодня. Но я там была, благодаря вам.
Конечно, никаких надежд и иллюзий не было – сказано «до 19 апреля», значит так и будет.
Но атмосферу этого судилища и образы его главных героев по-настоящему можно представить только по вашим зарисовкам.
Алексей Малобродский 15 февраля встретит свой юбилей в тюрьме.
Леше исполнится 60.
Будьте вы прокляты, сволочи.
Мне сегодня удалось практически наедине глаза в глаза увидеть Кирилла. Меня остановили на первом этаже, где его в это время выводили из специальной комнаты за углом. Мы молча посмотрели друг другу в глаза и подняли руки. В глазах уже не было надежды, только ощущение абсурда и бреда, что Кирилл потом и передал в своей речи. Что и говорить, все эти приставы с овчарками вокруг, – они не то что к фигурантам дела, они ко всем пришедшим в суд относятся как к уже заключённым, мы все для них уже как будто за решеткой. <...> Короче, надежды нет ни у кого. В том числе у нас всех, кто понимает, что происходит. Потому вы, те, кто молча или в реальности ставит свой крестик за Путина, все, кто поддерживает и оправдывает его политику, все те, кто считает, а без него будет ещё хуже, вот на всех вас и лежит ответственность, за то что невинные люди ещё три месяца как минимум проведут в несвободе.
По итогам сегодняшнего заседания в Басманном суде хочу сказать следующее: сегодняшняя деградация судебной системы – это катастрофа. И, конечно, те, кто ежедневно ходят в суды, адвокаты и журналисты, об этой деградации давно знают. Но с каждым днем, с каждым судебным процессом, особенно с таким, в котором с одной стороны, участвуют профи адвокаты , а с другой стороны не доучившиеся юристы, связавшие свою жизнь со следствием, прокуроры, не умеющие говорить, но повторяющие, как мантра "Все законно и обоснованно", это катастрофа становится все очевиднее и очевиднее. <...>
Поражает судья. По букве и духу закона судья должна быть выше следователей и прокуроров, она должна быть и выше адвокатов. Она должна быть на стороне здравого смысла и закона. Но, по сути судья уподобляется следователям и прокурорам. Отказывая Малобродскому в изменении меры пресечения, судья нарушает его законные права. Она подвергает его настоящей дискриминации. Почему он должен сидеть в тюрьме, а остальные фигуранты дела под домашним арестом? Может быть. после этого вопроса следствие и суд возьмут да и посадят остальных фигурантов дела под стражу? Думаю, нет. Здесь обычная иезуитская история: посадить одного под стражу, чтобы все остальные боялись. Посадить, как пример того, что надо сотрудничать со следствием, как бухгалтер Масляева, и тогда чудесным образом выйдешь из под стражи. Я уже много раз писала, что в России уже давно нет суда. Есть инквизиционный суд. И иногда кажется, что скоро мы будем говорить спасибо за то, что не сжигают на кострах.
На сегодняшнем суде Кирилл Серебренников произнес прекрасную, убедительную речь, но это меня не удивило. Ничего другого я и не ждала от этого яркого, талантливого человека, блестящего режиссера, для которого слово – важнейший инструмент в его работе. А вот кто меня действительно поразил, так это Алексей Малобродский. Я, конечно же, с первых дней следила за этим процессом, была в курсе дела и знала, как прекрасно держится и ведет себя этот далеко не молодой человек, поставленный в самые тяжелые условия по сравнению с остальными подследственными. Но сегодня я впервые увидела и услышала его и была потрясена: внешняя миниатюрность, хрупкость и абсолютная внутренняя несгибаемость, удивительное благородство и достоинство! Воистину "сила Моя в немощи свершается".
Да, мне тоже кажется, что подследственные по делу о Платформе– наши товарищи – держатся с достоинством. Но время аплодисментов, восторгов, думается, прошло. Каждое судебное заседание, попирая закон и здравый смысл, доказывает нам наше бессилие, демонстрирует цинизм по отношению к этому самому достоинству. Беспредел этой госмашины – в ее абсолютной уверенности в своей вседозволенности. И она откровенно, неприкрыто, криминально и амбициозно демонстрирует основную свою извечную сущность – власть у нас одновременно и собственник. Включая человеческую жизнь. Она превращает ее – жизнь– в скверный и лживый "анекдот", в котором нет места подвигу даже для самых сильных и достойных людей. Потому что современная история заставляет этих людей, не предавших честь и правду, доказывать существование презумпции невиновности. И мы – никто– ничего с этим не сделаем. И от нас – от всех – ничего не зависит, а финал будет таким, каким и задуман. И Марина Давыдова абсолютно верно отреагировала на абсурд вакханалии – громко засмеялась.
Наталья Синдеева
Невозможно ничего писать... совершенно опускаются руки от этого процесса.
Остается писать записки:
Записывать видеообращения:
Выпускать новости процесса на английском языке, и, наконец, пытаться обобщить увиденное и услышанное. Как Глеб Павловский:
#Политизация отменила былую централизацию внутренней политики. Минкульт вполне в силах гадить автономно в собственных интересах – неважно, злонамеренны те или оборонительны. Дело Серебренникова выполнило свою роль. В репрессивной практике Системы РФ главное – начальный эксцесс: возбуждение дела, ареста и обыски у разных людей. Российские репрессии головастик: громкое событие, которое демонстрируют через СМИ на страну, а далее тихое умирание дела, имеющее второстепенное значение – конечно, не для терзаемых фигурантов, а для его функциональной символики. Главное – низвержен с Олимпа тот, кого считали там находящимся. В случае Серебренникова это не Олимп власти, а культурный истеблишмент. Вы думали, что неприкасаемы? Вам показано, что все не так. Затем глядят на среду – как та отреагирует? Она слышала ультразвуковой свисток? О да, ещё как услышала! Истеблишмент сбавил тон, дисциплинировался. Недовольство нескольких людей не представляет угрозы.
С точки зрения инициаторов, дело сделано. Теперь его символический капитал применят в кампании президента. После выборов дело легко закрыть вообще (при вельветовом курсе) – а можно не закрывать, показав, что Серебренников лишь начало (если курс брезентовый).
Или как Андрей Лошак:
Все уже написано, все уже понятно. Но надо ведь писать, надо не просто писать, надо кричать на каждом шагу об этом. Это позорное дело войдет в историю. Ничего больше не останется в истории России об этом последнем годе путинского третьего срока, только дело Серебренникова. В нем отчетливо проступают все отвратительные черты времени – полная деградация судебной и правоохранительной системы, когда люди тупо, слепо, бесстыдно, на глазах у всего мира исполняют заказ. Здесь нет и близко состязательности, на которой построен СУД в его истинном предназначении. Как бы там не бились адвокаты, приговор давно написан, и не в Басманном суде, а в гораздо более высоких инстанциях (что, собственно, и является содержанием термина "басманное правосудие"). Осталось только соблюсти формальности, растянув процесс на приличествующее такому делу время. Хотя по сути разницы между ним и заседанием тройки НКВД, которое длилось несколько минут, нет никакой – результат и там, и там предрешен и никак не зависит от обстоятельств дела (что не отменяет того, что кричать об этом надо).
Другой момент не менее страшный. Дело Серебренникова – первый процесс в путинской России, когда судят не за политическую деятельность, а за творчество. Первый процесс над художником, осмелившимся критически осмыслять действия власти. Понятно, что как всегда найдутся дебилы, которые начнут шутить про "тебя посодют, а ты не воруй", но всем думающим людям природа этого дела понятна. Тенденция, направление за эти 18 лет прекрасно прослеживается: начали с зачистки телевидения, потом прижали бизнес, потом замочили оппозицию, пришло время проучить и некоторых зарвавшихся мастеров культуры. Чем неувереннее чувствует себя авторитарный режим, тем сильнее он пытается все контролировать (думаю, следующие 6 лет власть всерьез займется интернетом). Вся эта кривая вертикаль когда-нибудь конечно рухнет, развеется как дурной сон, потому что это путь в очередной тупик, из которого потом еще нужно будет долго выбираться. Больше всего мне жалко время, которое потеряют многие здравомыслящие и талантливые русские люди на эти блуждания в потемках.
