Визит министра иностранных дел Великобритании Бориса Джонсона в Россию еще не начался (глава Foreign & Commonwealth Office должен приехать в Москву 22 декабря), а проблемы, связанные с Россией, у мистера Джонсона уже появились. Их источником стало интервью министра газете "Таймс", в котором Джонсон, в частности, сказал: "Я читал "Историю Пелопоннесской войны" Фукидида. Это очевидно, что Афины с их демократией, открытостью, культурой и цивилизацией были аналогами США и Запада. Россия для меня была закрытой, злобной, милитаристской и антидемократической, как Спарта".

Реакция Москвы последовала незамедлительно. Официальный представитель МИД РФ Мария Захарова дала суровую отповедь Джонсону – правда, не с высокой трибуны, а в своем Фейсбуке, но тем не менее: "Дело даже не в том, что Россия никогда не была "воинственной страной", в отличие от тех же европейских государств. Суть противоречий Афин и Спарты — олигархия как основа устройства последней. Думаю, ничего более олигархического, чем Великобритания, представить себе невозможно". И далее госпожа Захарова перекинула мостик к делам сегодняшним: "Войны Афин и Спарты ослабили классическую Грецию, чем воспользовались персы и македонцы. Сегодняшние распри, которые посеял и активно взращивает Запад, в частности на европейском континенте, безусловно, ослабляют саму западную цивилизацию и делают ее уязвимой перед лицом таких угроз, как, например, ИГИЛ".

Бог с ним, что версия Марии Захаровой о сугубом миролюбии России во все времена вряд ли выдержала бы проверку историческими фактами, а утверждение о том, что распри в мире сеет исключительно Запад – фактами современной политической жизни. Есть и более конкретные неясности. Прежде всего, представитель МИД, неплохо владеющая английским, почему-то не заметила, что пассаж о "России-Спарте" в интервью британского политика относится к прошедшему времени, когда оксфордским студентом юный Борис Джонсон (сейчас ему 53 года, так что дело было не вчера) читал древнего историка Фукидида. То есть тогдашние впечатления Джонсона вовсе не обязательно относятся к сегодняшней России – хотя общеизвестно, что отношение британского министра к режиму Владимира Путина не самое комплиментарное.

Как бы то ни было, реакция Марии Захаровой нашла понимание в сетевых патриотических кругах. Правда, некоторые знатоки античной истории поспешили с советом:

Непонятно, почему не только госпожа Захарова, но и многие другие российские комментаторы вздумали обижаться. А обиды есть, и еще какие. Вот, к примеру, националист Константин Крылов трактует высказывание Джонсона так: надменный бритт русских вообще за нормальных людей не считает.

"Вообще-то товарищ имел в виду нечто более глубокое.

Спарта была первым и единственным в то время ИСКУССТВЕННЫМ обществом. То есть - в своих основах противоречащим нормальным человеческим желаниям и инстинктам. Спарта была "сильной", но жизнь в ней была чудовищно мерзкой и трудновыносимой даже для самих спартиатов.

Если подумать, то Спарта была мечом. Но меч всегда держит чья-то рука. Вряд ли мы узнаем, кто был настоящими архитекторами Спарты (тот же Платон явно знал, что архитекторы были, и сам всю жизнь пытался попасть в их число). Но вообще - "люди так не живут".

Вот и Россия – то же самое. Страшное, омерзительное общество, лишённое при этом даже того, что оставили спартиатам - гордости. Дубина в чьей-то руке. Или – изящнее – "континентальная шпага".

Вот про эти деликатные моменты Джонсон и напомнил, ага-ага".

В общем, за всем этим прослеживается традиционный для ультрапатриотической общественности и довольно-таки надоедливый мотив "англичанка гадит". В данном случае – англичанин, но неважно.

Однако единства мнений по поводу высказывания Бориса Джонсона не получилось на этот раз даже среди националистов. Другой их известный сетевой представитель – Егор Холмогоров пишет на сайте телеканала "Царьград":

"Кажется ли Джонсону Спартой современная Россия – неизвестно. Если да, то нам это должно быть во многом лестно. Спарта была одним из самых знаменитых и славных государств в мировой истории, спартанская легенда надолго пережила этот малочисленный город и до сих пор чрезвычайно популярна. Спартанская военная организация считается одной из самых эффективных в истории. Сократ, Платон, Ксенофонт считали спартанское государственное устройство идеалом. Античный ритор Исократ утверждал, что "лакедемоняне наилучшим образом управляют своей страной потому, что они как раз и являются наиболее демократичными. И при избрании должностных лиц, и в повседневной жизни, и во всех остальных занятиях мы можем видеть, что равенство в правах и обязанностях у них имеет гораздо большее значение, чем у других".

С Холмогоровым согласен и депутат Госдумы Виталий Милонов. У него, правда, любимые темы обычно далеки от истории и ближе к сексологии, но мимо Спарты и ее сходства с Россией не прошел и он: "Хочется надеяться, что господин Джонсон имел в виду стойкость и верность наших соотечественников своим идеалам и готовность отстаивать их даже в меньшинстве, как это продемонстрировали 300 спартанцев в Фермопильском ущелье. Но я бы сравнил современный Запад не с античными Афинами, а с армией Ксеркса Великого".

В принципе то, как реально выглядела жизнь в древней Спарте, сегодня представляют очень немногие: увлечение античной историей массовым хобби не назовешь. Равно как немногие, в отличие от Бориса Джонсона, читали Фукидида. К тому же далеко не все отзывы о Спарте негативны – скажем, авторы этого научно-популярного фильма о Пелопоннесских войнах называют Афины и Спарту "двумя наиболее развитыми и просвещенными государствами тогдашней Греции":

В массовом сознании Спарта ассоциируется не только и даже не столько с борьбой с Афинами. Из этой борьбы, кстати, спартанцы вышли победителями, и, если следовать параллели Джонсона (Афины = Запад, Спарта = Россия), то российские патриоты, наоборот, радоваться таким аналогиям должны. Но более известно противостояние Спарты и Персии – прежде всего трагическая битва у Фермопил, где, по преданию, 300 спартанцев во главе с царем Леонидом героически сложили головы в сражении с во много раз превосходящим их численно войском персидского царя Ксеркса. Благодаря голливудскому блокбастеру "300" эта история стала особенно широко известна, а боевой клич "Это Спарта!!!" на какое-то время превратился в сетевой мем.

Есть, впрочем, и среди российских сетевых комментаторов те, кто смотрит на Спарту скептически и при этом согласен с Джонсоном:

А знаток британской политики Валерий Аджиев и вовсе воспринял дискуссию о Спарте как очередную атаку на симпатичного ему Бориса Джонсона и представил развернутую апологию этого политика:

На фоне жарких споров относительно того, похожа Россия на Спарту или нет, более актуальные слова Бориса Джонсона относительно сегодняшних российско-британских отношений, похоже, уже мало кого интересовали. А слова это, в частности, такие:

"В Крыму впервые с 1945 года у другой страны была захвачена и удержана часть независимой европейской территории. К этому можно добавить дестабилизирующие действия в западной части Балкан... Посмотрите на то, как они ведут информационно-кибернетические войны, как пытаются вмешаться в демократические процессы в Великобритании. Нам необходимо быть твердыми, нам необходимо соблюдать осторожность, но при этом нам необходимо включаться [в диалог]. Вместе мы победили нацизм. Нам вновь нужно сотрудничать, чтобы победить исламистский терроризм. Нам необходимо общаться с Россией, чтобы понять, как там видят дальнейшую ситуацию в Сирии. Им удалось оставить у власти в Дамаске своего клиента Башара Асада, но они не представили политического решения для Сирии. Нам необходимо будет понять, каким его видят россияне и как можно использовать сложившуюся ситуацию, чтобы двигаться вперед".

Наверное, британский министр сам виноват в том, что политическую часть его интервью, касающуюся тем его московских переговоров, заслонила аналогия с Афинами и Спартой. В конце концов, исторические аналогии – это всегда скользкий лед. Как отмечает историк Андрей Тесля, речь идет "о неизменном болезненном пристрастии к историческим аналогиям – ко торые, предполагается, нечто объясняют – хотя от чего сравнение чего-то с чем-то еще менее известным говорящему и слушающим должно нечто прояснить – совершенно непонятно".