В Петербурге плохо сохраняется коллекция уникальных еврейских книг, изданных за период с конца XV века до 1920 года. Об этом заявляет бывший библиотекарь Института восточных рукописей Российской академии наук, 10 лет работавшая с легендарной коллекцией. В институте указывают на отсутствие площадей для хранения книг и недостаток финансирования.
Коллекция старопечатных еврейских книг в 1892 году была подарена Азиатскому музею Императорской академии наук меценатом Львом Файвелевичем Фридландом. Тогда в ней было 300 рукописей и 10 000 книг на еврейских языках и книг по гебраистике, изданных в период с конца XV века до 90-х годов XIX века. Коллекцию, вопреки завещанию дарителя, разделили: книги отделили от рукописей и присоединили к еврейскому фонду Библиотеки Академии наук. В XX веке коллекция пополнялась разными путями, так что теперь она насчитывает от 50 до 80 000 тысяч томов. В 90-х годах она оказалась в Новомихайловском дворце, в книжном хранилище Института восточных рукописей РАН. По словам бывшего библиотекаря Института восточных рукописей, работавшей с коллекцией Фридланда с 2007 по 2016 год востоковеда-семитолога Екатерины Шухман, коллекция до сих пор не описана и недоступна исследователям, а хранится она в ужасающих условиях.
– До 1997 года эта коллекция находилась в Библиотеке Академии наук. Там был пожар, после которого библиотеке понадобились помещения, и коллекцию перевезли в Институт восточных рукописей. В коллекции есть инкунабулы – книги XV века, Фридланд собирал книги с автографами известных людей, и это очень ценно.
Коллекция пережила революцию, ее не сожгли в блокадных буржуйках, даже при пожаре книги не пострадали...
Когда их привезли, их свалили в бывшем кабинете великого князя, теперь его называют Белым залом, в домовой церкви и в коридорах. В коридорах они, правда, были в шкафах, но не расставлены, а просто их туда запихали кое-как. Время с 1500 до 1550 – это золотой век еврейского книгопечатания, книги этого времени называются палеотипы. И когда я увидела, что они лежат среди книг, сваленных на полу и у батарей, я их стала оттуда вытаскивать и складывать отдельно. Вообще-то, трудно представить: эта коллекция пережила революцию, ее не сожгли в блокадных буржуйках, даже при пожаре БАН они не пострадали – перед самым пожаром их непостижимым образом перенесли с верхнего этажа, где бы они точно сгорели, в подвал. И вот теперь, казалось бы, в цивилизованном обществе, они находятся в таком состоянии. А главное, ведь они недоступны для специалистов. Коллекция так и не описана. Сначала это было 10 тысяч книг Фридланда, потом к ней добавились книги, изъятые из синагог после революции, коллекции известных востоковедов, военные трофеи, и образовался огромный массив книг, официальная цифра 50 000, но поскольку я с ними долго работала, то я убеждена, что их на самом деле около 80 000. Конечно, хранить коллекцию трудно: в ней есть и совсем крошечные книги, и огромные, формата фолио, тут нужны специальные шкафы. У института их нет, нет ни помещений, ни специалиста, который бы мог все это привести в порядок. А я уволилась по собственному желанию после 10 лет, когда я пыталась донести до руководства ценность коллекции и невозможность ее так хранить: книги при этом гибнут и теряются. Кроме того, не выработана единая система обработки этих книг. Каждый новый библиотекарь приходит и начинает сначала, и на книге XVI века ставит ручкой новый шифр. Иногда там до 5 шифров на экземпляре – зачем? Так коллекция никогда не будет описана. Здесь обязательно нужно нормальное программное обеспечение. Та программа ИРБИС, на которой я работала, была не лицензированная, так что вся база данных была доступна только мне, и никто больше не мог ей пользоваться, заказать книгу было невозможно. И потом, ИРБИС – хорошая программа, но не для еврейских книг, она не воспринимает языка.
– А вы не пробовали обратиться за помощью в Израиль?
– Да, была такая программа обучения хранителей еврейских коллекций, мне тоже посчастливилось поучаствовать, она распространена по всему миру, поскольку Национальная библиотека Израиля ее поддерживает. Они знают эту проблему – собрание Фридланда действительно ценное, оно считалось одним из крупнейших в Европе, аналогичная коллекция есть в Амстердаме, но, по сравнению с нашей, она в очень приличном состоянии. А раньше они считались коллекциями-побратимами. Вообще-то, печатным еврейским изданиям повезло: у них есть общая база данных, и с ее помощью описать коллекцию можно быстро, но тут тоже возникает неясность. Коллекция была подарена Азиатскому музею, Институт восточных рукописей позиционирует себя как его наследник, но так ли это, все же не совсем понятно. К тому же ИВР – наследник библиотеки Института востоковедения, и пока все эти собрания хранились в Библиотеке Академии наук, с ними было все в порядке, они стояли на полках, их реставрировали и, пусть медленно, но описывали. А вот в 90-е все свезли грузовиками в ИВР и свалили на полу. Может, это просто не входит в круг интересов института, все же там приоритет – рукописи, а это книги. Тут и по документам не все понятно: мы можем сказать, что книги принадлежат какой-то организации, когда они стоят на ее балансе. Чтобы их поставить на баланс, нужно знать, сколько их и, хотя бы примерно, сколько они стоят. А если никто этого не знает, как все это поставить на баланс? Мне кажется, что самым перспективным решением проблемы был бы какой-то совместный проект: пусть бы номинальным владельцем коллекции оставался Институт восточных рукописей, а вот помещение, где бы коллекция могла стоять и где бы с ней могли специалисты работать, мог бы предоставить, допустим, Эрмитаж. Тут надо обязательно работать вместе – например, с Российской национальной библиотекой, РГБ, и Национальная библиотека Израиля тоже, я думаю, не осталась бы в стороне. И я совсем не хочу обвинить в бедах коллекции Фридланда исключительно руководство Института восточных рукописей – да, оно проявило бездействие, но это не оно довело коллекцию до такого состояния. Скорее, виновата Библиотека Академии наук – ведь книги там стояли, а они их просто сгрузили и бросили. ИВС виноват в другом – я предлагала разные способы, как можно было на месте этими книгами заниматься, и РНБ, и Национальная библиотека Израиля были готовы помочь, но руководство от всего отказывалось, а почему – я так и не поняла.
– А вы ведь писали в разные инстанции, включая Администрацию президента – был какой-то результат?
– Там было много разных приключений с этими письмами, наконец, была организована проверка, но она не выявила никаких нарушений. Хотя сама директор института признавала в письме в Администрацию президента, что все плохо – причем не только с еврейскими, но и с японскими книгами. Это меня очень огорчило, и я поняла, что пора вызывать какой-то внешний резонанс, потому что официальным путем для спасения книг ничего сделать не удается.
Директор Института восточных рукописей Ирина Попова считает, что плохое хранение еврейской коллекции – на совести ее хранителя. Сейчас директор занята подготовкой к 200-летнему юбилею Азиатского музея, который намечен на ноябрь 2018 года.
– Наш институт был основан в ноябре 1818 года по предложению тогдашнего президента Академии наук Сергея Семеновича Уварова – как Азиатский музей Петербургской Императорской академии наук. В таком качестве он просуществовал до 1930 года, когда он был реорганизован в Институт востоковедения. В 1951 году его перевели в Москву, но огромная рукописная коллекция и библиотека Азиатского музея остались в Ленинграде. Мы долго были филиалом Института востоковедения, а в 2007 году стали независимым Институтом восточных рукописей РАН. Сейчас главное направление наших исследований – изучение рукописной культуры Востока, мы работаем с самой большой в России и одной из самых значимых в мире коллекцией восточных рукописей и старопечатных книг. К юбилею мы готовим международный форум "Азиатский музей и Институт восточных рукописей в истории мирового востоковедения", презентацию ряда изданий, большую конференцию, выставку в Эрмитаже. Беда в том, что наша коллекция хорошо известна только узкому кругу специалистов, а на самом деле она должна быть представлена широкой публике, люди должны к нам приходить, но нам катастрофически не хватает музейных площадей. И сам Новомихайловский дворец, построенный в 1862 году к бракосочетанию Михаила Николаевича, младшего сына Николая Первого, архитектором Штакеншнейдером, тоже вызывает большой интерес. И культурный статус этого дворца как раз соответствует культурному статусу нашей коллекции. Тем более что на днях мы узнали, что одна из наших рукописей – индийско-персидское собрание миниатюр было включено в список Память мира ЮНЕСКО. Но для устройства музея и реставрации дворца нужны средства. И наука должна финансироваться по-другому, в нее надо вкладывать, мы не делаем быстрых денег, но для государства классическое востоковедение – это момент престижа.
Наша библиотека по составу настолько сложна, что полностью ее инвентаризация так никогда и не была проведена
– И в то же время у вас идут увольнения библиотекарей?
– Проблема отношения Библиотеки Академии наук с институтами – это одна из ключевых проблем для научных учреждений города. Система сетевых библиотек начала складываться с 30-х годов ХХ века, все библиотеки при институтах были подразделениями БАН, а библиотекари – сотрудниками БАН. Сейчас законодательство изменилось, и получается, что эти сотрудники БАН работают на площадях институтов – значит, БАН должна переводить институтам коммунальные платежи. Тут нужен какой-то выход – безвозмездное предоставление площадей, вывоз библиотек, – но ведь никакой институт без библиотеки существовать не сможет. А у нас ситуация уникальная: наша библиотека по составу настолько сложна, что полностью ее инвентаризация так никогда и была доведена до конца, хотя над этим работал целый коллектив. Но акта, по которому можно было бы передать нашу библиотеку БАН, никогда не было, и наши книги всегда были на балансе института. У БАН очень много проблем, и ее руководство решило это свое подразделение уничтожить. А нашему бюджету еще 8 сотрудников не вытянуть. Кого-то нам обязательно надо сохранить, но придется тратить на это свои внебюджетные средства.
– Давайте вернемся к плачевной ситуации с еврейскими книгами – она ведь возникла еще до изгнания этих библиотекарей, книги были свалены на полу под батареями гораздо раньше?
– Под батареями эти книги никогда не лежали. А вообще-то, в обязанности хранителя как раз и входит сделать так, чтобы они не лежали ни у батарей, ни в каких-то влажных местах.
– А кто теперь будет заниматься коллекцией? И где она обретет место – у вас же нет полок, стеллажей?
Книги сложены штабелями, и всякий доступ специалистов к ним невозможен
– С учетом того, что библиотека наша тает, мы будем привлекать наших научных сотрудников. А отсутствие денег – это действительно проблема. Да, мы были вынуждены прибегнуть к так называемому пачечному хранению – не от хорошей жизни, конечно, а от нехватки площадей. Но мы эту проблему решаем системно: сейчас мы будем презентовать новые площади – флигели, это бывшие конюшни, они реставрировались долго, с 2004 года, но вот теперь мы подготовили почти 300 квадратных метров, куда переедет еврейский фонд и часть японского фонда.
Действительно, в белом зале еврейские книги больше не лежат на полу, они собраны в коробки, но те, что в шкафах, все же явно не имеют упорядоченного и ухоженного вида – как и те книги, что стоят в коридоре. В домовую церковь пройти не удалось, между тем, по словам Екатерины Шухман, именно там бесценные книги находились в особенно плачевном состоянии, лежали на полу и на полках под протекающим потолком. На вопрос, каково их положение сейчас, ответа получить не удалось. Примечательно, что прошедшая в результате многочисленных запросов и обращений Екатерины Шухман проверка комиссии Министерства культуры не нашла никаких нарушений в хранении коллекции Фридланда. Возможно, книги действительно обретут достойное место в отреставрированном флигеле, но в том, что они будут быстро описаны и доступны для специалистов, остаются сомнения.
Сотрудник центра "Петербургская иудаика" Европейского университета в Петербурге Валерий Дымшиц тоже знаком с проблемой.
– С одной стороны, насколько я понимаю, вся ценнейшая коллекция Института восточных рукописей находится не в лучшем состоянии и хранится недолжным образом, а институт не имеет достаточного штата специалистов. Что касается собрания еврейских книг, то, во-первых, они хранятся ненадлежащим образом, могут портиться и погибать, да, вероятно, и растаскиваться, так что есть шанс эту коллекцию не сохранить до того светлого дня, когда ею кто-то займется должным образом. Во-вторых, коллекцией невозможно пользоваться: книги сложены штабелями, и всякий доступ специалистов к ним невозможен. При этом в Петербурге есть силы, которые могли бы начать решать этот вопрос, но для этого нужна добрая воля Института восточных рукописей, возможно, каких-то спонсоров, Академии наук в целом, чтобы привлечь студентов кафедр еврейской культуры и гебраистики, философского и восточного факультетов, ведь для них поработать с этой коллекцией, расставить и упорядочить ее было бы хорошей производственной практикой. То есть нет такого, чтобы некому было к ней руки приложить. Но нужны административная воля и деньги. Строго говоря, деньги должна дать Академия наук – или она должна обратиться к другим заинтересованным организациям или частным спонсором. Это вопрос административной воли: если что-то не получается – кликните клич. Я очень надеюсь затеять общественную кампанию по спасению коллекции Фридланда.
Судьбой коллекции еврейских старопечатных книг интересовался и петербургский писатель, журналист Михаил Золотоносов.
– Это типовая ситуация для современного отношения к библиотекам и книгам – пренебрежение к ним. Все началось в 1997 году, когда из Библиотеки Академии наук в Новомихайловский дворец привезли и коллекцию Фридланда, и те книги, которыми она обросла. Похоже, что книги ХХ века там идут чуть ли не на вес, они никак не описаны, и на мой недавний запрос директор Института восточных рукописей Попова написала про коллекцию Финдланда, и она, по-моему, неверно оценила количество ее книг, не написала ни слова про 50–80 тысяч книг, которые теперь там имеются. Это тревожный симптом. Что с ними, где они находятся, в каком состоянии и есть они еще вообще, непонятно. Тот стиль, в котором все это было перегружено из БАН в ИВР, показывает, что эти книги вроде как никому не нужны. Кроме того, ведь Новомихайловский дворец – это памятник, и я ознакомился с документом КГИОП, где сказано, что до 7 августа 2017 года арендаторам этого дворца было поручено отреставрировать все здание. В полученном мною ответе Поповой сказано только о реставрации флигеля.
Действительно, даже беглый взгляд на интерьеры дворца показывает, что он хоть и не совсем в бедственном положении, но явно нуждается в реставрации. На потолке между лепниной и роскошными люстрами видны протечки, кое-где на дверях и стенах облезла краска. Михаил Золотоносов склонен рассматривать судьбу старопечатных еврейских книг вместе с состоянием дворца, в котором они обрели пристанище.
– Там и проводка явно в пожароопасном состоянии, и на стенах трещины видны. Что касается коллекции книг, то создается впечатление, что они никого не интересуют. Я в своем запросе предложил: может, тогда передать их в Российскую национальную библиотеку, но и тут никакого ответа не получил. На мой вопрос, есть ли документ о том, что все эти книги находятся на балансе Института восточных рукописей, получен тоже уклончивый ответ: "В распоряжении Института восточных рукописей имеются документальные материалы, подтверждающие передачу Фридландом своей книжной коллекции Азиатскому музею, коллекции которого вошли в библиотечно-архивное собрание Института восточных рукописей". Но прямого ответа на вопрос о наличии документа, на основании которого Библиотека Академии наук передала это собрание Институту восточных рукописей, нет. Судя по всему, таких документов просто нет. Иначе ответ был бы ясным, – полагает Михаил Золотоносов
По мнению Михаила Золотоносова, сама эта ситуация говорит о том, что книги уникальной коллекции Фридланда никому не нужны: ни Библиотеке Академии наук, ни Институту восточных рукописей. Золотоносов считает, что необходимо как можно скорее провести материальную ревизию коллекции, с тем чтобы определить, нет ли в ней значительных утрат.
