Александр Генис: Сегодняшний АЧ откроется новым выпуском Театрального обозрения Ирины Симаковской. В нем мы подведем итог летнему сезону в Нью-Йорке. Этот период трудно назвать межсезоньем, потому что как раз летом на фестивали приезжает много интересных театров из разных стран. Это то время, когда можно посмотреть спектакли неожиданные, экзотические и, конечно, интересные. Ира, что вы принесли нам сегодня?
Ирина Симаковская: Вы правы, говоря о том, что лето — это пора фестивалей. В Нью-Йорке каждое лето проходит очень знаменитый, очень уважаемый в мире фестиваль в Линкольн Центре, который называется Lincoln Center Festival. Он высоко котируется в мире потому, что это - фестиваль мировых звезд. На этот раз всего четыре спектакля: два израильских, один сирийский и еще один английский спектакль театра Improbable, который можно примером “научного театра”. Это спектакль о том, что происходит в головах у всех нас, у тех, кто привозит спектакли, у тех, кто в этих спектаклях участвует и у тех, кто эти спектакли смотрят. Спектакль английского театра поставлен по известной книге Скиннера о психологических экспериментах ХХ века.
Александр Генис: Это классик науки, знаменитый сторонник бихевиоризма. Насколько я понял, режиссеры и актеры объясняли, что происходит у нас в мозгу, они ставили психологические эксперименты прямо на глазах у зрителей. Это напоминает мне спектакль, который произвел на меня гигантское впечатление. Это была потановка Питера Брука по книге Оливера Сакса «Человек, который принял свою жену за шляпу». Он показывал, насколько человеческая психика странная и неожиданная. Уловка спектакля заключалась в том, что на сцене было всего три актера и один белый халат. Кто его надевал, тот становился врачом, а кто снимал - психом. Этот круговорот на сцене показывал, как относительны наши представления о норме. Эти “научные” спектакли расширяют представление о нашем сознании. По-моему, театр в первую очередь для того и существует.
Ирина Симаковская: Другие спектакли вызвали бурю протеста или наоборот восторгов еще до того, как они переступили пороги театров, в которых их играли. Сирийский спектакль, например, который назывался «Пока я ждал», по пьесе Мохаммада Аль Аттара (Mohammad Al Attar), столкнулся с новым американским законом о том, что из определенных стран Ближнего Востока в Америку нельзя въехать.
Александр Генис: Часть участников спектакля просто не пустили.
Ирина Симаковская: Одного участника спектакля в конечном итоге так и не пустили в Нью-Йорк, всех остальных выпустили. Но до последнего момента организаторы фестиваля не знали, состоится ли этот спектакль. Слава богу, он состоялся. Это было очень важно для организаторов фестиваля, потому что их идея была показать, что происходит в Сирии за пределами войны. Сирия крупным планом. Вроде того, что мы видим в телевизоре: вдруг камера наехала на какой-то частный дом, на какую-то частную больницу и рассказала нам о людях, обыкновенных, простых, не террористах, не военных, которые хотят жить своей жизнью, но которым война в Сирии, не позволяет это делать.
Александр Генис: Самое страшное, как говорит один из главных героев спектакля, с 2011 года идет война, и ничего не изменилось: Асад на месте, все на месте, война идет и конца этому не видно.
Ирина Симаковская: Это повествовательный театр (я бы его назвала так). Раскручивается перед глазами зрителя история симпатичного и вполне цивилизованного молодого человека, который с самого начала принимает участие в протестах против режима Асада, все это было так весело и прекрасно. Но в какой-то момент он попадает в лапы спецслужб, и они доводят его до такого состояния, что он впадает в кому и попадает в больницу. В этой самой больнице и происходит действие. Автор пьесы придумывает острый ход: молодой человек лежит на больничной койке в коме, но при этом наблюдает за жизнью своих близких, которые его навещают в больнице. Нам рассказывают их истории, они сами рассказывают свои истории, истории своих друзей, историю друга героя, который ушел в ИГИЛ, потому что он считал, что ИГИЛ — это спасение от войны в Сирии, искренне считал. Сестра, мама, отец - как складывается их жизнь, как они боятся приезжать в Дамаск, что стало с Дамаском, как они любили этот город, который разрушен, в котором невозможно находиться и в котором не мог быть сыгран этот спектакль. Он был поставлен вне Сирии, сирийцам, которые живут миру - в Европе, в странах Ближнего Востока, в Египте, в Ливане. Они собрались и сделали такой спектакль, чтобы объяснить миру, что же происходит на самом деле с простыми симпатичными людьми в Сирии.
Александр Генис: Ну и как, объяснили? Вы лучше стали понимать природу этого конфликта?
Ирина Симаковская: Этот спектакль не о политике, он о людях, об их чувствах, об их взаимоотношениях и о том, как в эти взаимоотношения вмешивается война и как она все корежит.
Александр Генис: А что показал израильский театр? В последнее время мы много говорим об израильском кино, которое становится все интереснее и интереснее. А что происходит с театром?
Ирина Симаковская: Этим летом на фестивале в Линкольн Центре было два израильских спектакля. Первый был посвящен Ицхаку Рабину, он так и назывался - “Ицхак Рабин: хроника убийства”, по мотивам воспоминаний Лии, вдовы Рабина. Нельзя говорить об этом представлении как о театральном спектакле — это скорее то, что у нас называлось литературно-музыкальная композиция. Но сделано было грамотно, познавательно и с музыкой. Две актрисы читали страницы из дневников Лии Рабин как раз того времени, когда произошло убийство премьер-министра Израиля, размышляя о том, почему было совершено это убийство. Показывали слайды, записи кинохроники, даже привлекли «Юлия Цезаря», чтобы может быть пролить свет или сделать разговор об убийстве более выпуклым, более значимым, как-то его проанализировать. Интересно, что этот спектакль шел в двух шагах от театра, где показывали спектакль «Осло» (мы говорили не так давно о нем в нашем обозрении), в котором произошло ровно то, из-за чего потом убили Рабина.
Александр Генис: Так получилось, что в те дни я был в Израиле на съезде журналистов. Я видел, как Израиль прощался с Рабиным. Это было, как всё в Израиле, необычайно интенсивно - споры продолжались даже в день похорон. Никто в Израиле никогда не перестает спорить. Как сказал Бог про евреев — жестоковыйный народ. Но память о Рабине, живет, и споры о нем живут до сих пор.
Ирина Симаковская: Еще в одном спектакле, привезенном на фестиваль в Линкольн Центре, который назывался «На край земли», поставленном совместно Камерным театром и театром Габима, война играет главную роль. Героиня этого спектакля - Ора, 16-летняя девочка в начале спектакля. Она - центр любовного треугольника, а теперь мать двоих взрослых детей, один из которых, придя с войны, снова отправляется на войну. Она не в силах больше ждать и молиться, чтобы его не убили. Она отправляется в поход только для того, чтобы не сидеть дома одной и не ждать плохих вестей. Она думает, что так можно отвести от сына беду. Этот очень сильный спектакль о материнском страхе и о войне, влияющей на все в жизни Израиля. Сделан он по роману замечательного израильского писателя Давида Гроссмана (David Grossman). На русский язык, как я понимаю, он еще не переведен.
Александр Генис: Этот роман, по-моему, нет, но другие книги переведены на русский язык, его хорошо знают в России и в Америке. давно уже подозреваю, что скоро одному из двух израильских классиков дадут Нобелевскую премию - либо Гроссману, либо Амосу Озу. Эти два писателя по-моему, давным-давно заслужили Нобелевскую премию.
Ирина Симаковская: Да, он прекрасный писатель. Жаль, что за пределами этого спектакля осталось очень много очень интересного для души и сердца.
Александр Генис: Тем более, что книга связано с биографическими деталями — его сын погиб на войне в последний день Ливанской войны.
Ирина Симаковская: После этого Гроссман думал, что у него не хватит сил закончить роман. Говорят, что Амос Оз его уговорил закончить роман. Он сказал, что если для твоей героини выживание заключается в том, что она уходит из дома, она не хочет сидеть и ждать, то ты, для того, чтобы выжить, должен закончить этот роман.
Александр Генис: Очень писательский совет.
Ирина Симаковская: Спектакль поставлен Хананом Сниром (Hanan Snir). Безусловно, это тоже повествовательный театр, как сирийский, но немного лучше сделан, чем сирийский спектакль. Он очень тонкий в смысле психологизма, в нем прекрасные актерские работы. Отличный главный герой, и актриса, которая играет Ору — Эфрат Бен Зур (Efrat Ben Zur). Прекрасная, тончайшая актриса, на которую смотреть одно удовольствие. Ее возлюбленный Аврам, Дрор Керен (Dror Keren), тоже шикарный артист, невероятно обаятельный. У каждого из их героев - непоправимо трагическая судьба, потому что сам Аврам был на войне, а Ора ждет своего сына с войны. Но они есть друг у друга, и у них есть земля, которую они любят, за которую воюют они и их дети. В центре -переплетение судеб нормальных, образованных людей с прекрасным чувством юмора, с прекрасными душевными качествами, и их пересечение с войной.
Александр Генис: Вы сказали, что эти спектакли вызвали большие протесты.
Ирина Симаковская: Да, еще до приезда израильского спектакля «На край земли» в Нью-Йорк был опубликован протест палестинской организации под названием «Адала». Помимо энного количества палестинских деятелей культуры обращение к руководству фестиваля подписали известные американские и британские деятели культуры, известные драматурги, режиссеры, деже некоторые лауреаты Пулитцера, герои наших с вами обозрений. Эта организация выступает не против искусства и авторов этого спектакля как таковых, а против компании израильского правительства, которая называется «Израильский бренд», призванной улучшить имидж Израиля в глазах мира. Выступает в частности, против выступлений театра Габима и Камерного, как и других артистов, музыкантов, организаций, которых поддерживает правительство, на оккупированных территориях - в Секторе Газа и на Западном берегу. По курьезному стечению обстоятельств сам Гроссман в 2010 году подписал призыв группы израильских деятелей искусств бойкотировать еврейские поселения в Иудее и Самарии. Теперь протест адресован спектаклю, поставленному по его роману. И устроители фестиваля, боясь волны протестов, оцепили всю улицу, не давали ни пройти, ни проехать, в театр можно было войти примерно также, как мы входим на посадку в самолеты. Но все кончилось хорошо. Гастроли спектакля в Нью-Йорке состоялись. Давид Гроссман выходил к публике и кланялся.
