17-летнему Павлу Курову оставалось несколько месяцев до совершеннолетия и до конца срока, который он отбывал в Бобровской воспитательной колонии в Воронежской области за грабеж. Несмотря на близость заветного "звонка", он попросил досрочно перевести его в исправительную колонию для взрослых, потому что не мог больше терпеть постоянные избиения со стороны "воспитателей". Сейчас Куров уже на свободе, а его адвокаты подали жалобу на неправомерные действия сотрудников ФСИН в Европейский суд по правам человека: российские правоохранительные органы сначала возбудили по факту избиений уголовное дело, но затем закрыли его "из-за отсутствия доказательств". Адвокаты и правозащитники говорят о системной проблеме.
Можно сказать, что Павлу Курову повезло: он остался жив. В отличие от гражданина Украины Виталия Попа, ставшего жертвой негласной церемонии "прописки", которой подвергались все новоприбывшие в другом исправительном учреждении для несовершеннолетних – Белореченской воспитательной колонии в Краснодарском крае. Громкое дело о пытках и избиениях в Белореченске, о котором в свое время подробно писало Радио Свобода, еще не закончено: сейчас 10 сотрудников колонии, осужденные в мае 2017 года в общей сложности на 49 лет лишения свободы, пытаются обжаловать приговор. Среди осужденных – временно исполнявший обязанности начальника колонии Владислав Иванов (он получил пять лет), сотрудник отдела по воспитательной работе Валерий Заднепровский и еще несколько бывших работников системы исполнения наказаний.
"Восстановить видеозаписи не представляется возможным"
Бобровская колония появилась в 1954 году на базе тюрьмы для взрослых, существовавшей со времен Екатерины II. В годы Великой Отечественной войны, как сообщается на ее официальном сайте, в тюрьме целые сутки находился пленный немецкий фельдмаршал Паулюс, а в послевоенные годы – Борис Батуев, один из участников созданной Анатолием Жигулиным Воронежской молодежной организации, члены которой были репрессированы как враги народа. На сайте колонии регулярно обновляется раздел "новости", в числе которых есть несколько новостей о прокурорских проверках – ни одна из них "грубых нарушений в деятельности воспитательной колонии не выявила". Упоминаний о деле Павла Курова на сайте колонии нет. Подробнее о том, что произошло с Куровым, и о двухлетних бесплодных попытках добиться наказания избивших его сотрудников колонии, Радио Свобода рассказал адвокат правозащитного проекта "Зона права" Сергей Локтев:
– 2 июня 2015 года между Куровым и воспитателем отряда Хайдуковым произошла словесная конфронтация – из-за того, что Куров выругался матом. После этого Курову предложили зайти в комнату воспитателя, где его начали оскорблять, унижать, заставлять выбить ковер, сделать еще что-то. Он сказал: "Не буду этого делать, потому что мой проступок никак не соответствует тем мерам, которые вы ко мне применяете". После этого он подвергся избиению со стороны Хайдукова и других "воспитателей", которые присутствовали в этой комнате. 3 июля решением совета воспитательного отряда его помещают в дисциплинарный изолятор, где он также неоднократно подвергается избиению со стороны уже сотрудников воспитательной колонии, то есть инспекторов. Бьют в основном – ноги, почки, ребра. С 3 июля по 4-е включительно он находится там.
5 июля к нему пришла медсестра. Он требует от нее, чтобы она зафиксировала телесные повреждения, она ему отказывает. В журнале за весь этот период отражается, что телесных повреждений и жалоб нет. Каким-то образом кто-то, видимо, из воспитанников этой колонии, сообщает матери Курова, что ее сын был избит. 6 июня она приезжает в Бобровск и пишет жалобу на имя начальника воспитательной колонии, жалобу прокурору, требует от начальника, чтобы он провел освидетельствование Курова.
6 июля та же самая медсестра, сотрудник службы ФСИН, проводит осмотр Курова. При этом Куров пишет в акте этого осмотра, что он проведен не полностью и зафиксированы не все травмы. 10 июля проводится повторный осмотр той же самой медсестрой Минаковой, но уже в присутствии еще нескольких сотрудников воспитательной колонии. Куров снова пишет, что отражены не все травмы. 21 июля 2015 года, наконец, Следственный комитет возбуждает дело по 286-й статье УК – "Превышение должностных полномочий".
Дело расследовалось долго. Видеозапись следствие истребовало только к ноябрю. Естественно, к ноябрю этих записей уже не было из-за каких-то "технических причин" и "сбоев", как это практически всегда бывает в таких ситуациях. Видеозаписей нет ни из административно-бытового корпуса, где начался конфликт, ни из камер дисциплинарного изолятора. Защита ходатайствовала о том, чтобы следствию были предоставлены системные блоки и жесткие диски, на которых должны были храниться видеозаписи. Следствие делает выемку, направляет блоки на экспертизу. Эксперт определяет, что восстановить записи за период со 2-е по 3 июня не представляется возможным. 21 декабря 2015 года следователь выносит постановление о прекращении уголовного дела. Он мотивирует это тем, что доказательств того, что Куров получил эти травмы в период нахождения под контролем должностных лиц воспитательной колонии, нет, а травмы были получены Куровым на каких-то "спортивных мероприятиях".
1 апреля 2016 года руководитель Следственного комитета по Бобровскому району Воронежской области отменяет постановление следователя о прекращении уголовного дела, указывая на то, что необходимо сделать единое судебно-медицинское исследование на основании всех актов. Проводится это исследование. И 13 мая уголовное дело снова прекращают – уже после проведения очных ставок и исследования всех материалов дела. По тем же самым основаниям.
С 13 мая 2016-го нас долгое время не могут ознакомить по каким-то причинам с материалами уголовного дела. Нам приходится писать жалобы, обращаться в суд. В итоге все-таки к концу года нас каким-то чудом с ним ознакомили. Мы подали жалобу в Бобровский районный суд, снова попросив признать незаконным прекращение уголовного дела. 31 мая 2017 года нам было отказано. Доводы отказа такие: оснований расследовать дело нет, так как травмы получены в более ранний период, а часть травм не связана с описанными событиями.
При этом в материалах дела есть показания других воспитанников Бобровской колонии, которые говорят: да, мы видели травмы после того, как Куров поступил из дисциплинарного изолятора в отряд.
Избиение Павла Курова неофициально называлось в качестве одной из причин бунта в Бобровской воспитательной колонии, произошедшего в августе 2015 года. По официальной версии, подростки с помощью бунта пытались заставить администрацию колонии разрешить им курить на ее территории:
Постановление Бобровского районного суда было обжаловано в областном суде Воронежской области. Областной суд оставил решение без изменений. Теперь мы направили жалобу в Европейский суд по правам человека.
– К каким статьям Европейской конвенции о правах человека вы апеллируете при подаче жалобы в ЕСПЧ?
– 3-я статья – "Пытки". Расследование уголовного дела не было проведено надлежащим образом в полном объеме, досконально. Более того, есть позиция Европейского суда о том, что любые травмы при нахождении лица в соответствующем пенитенциарном учреждении, в общем-то, находятся на совести властей. И именно органы государственной власти несут бремя доказывания того факта, что эти травмы были получены при иных обстоятельствах, нежели те, на которые указывает потерпевшее лицо. В нашем случае этого сделано не было. Зато, как всегда, у нас загадочным образом исчезают видеозаписи, в том числе с нагрудных видеорегистраторов (сотрудники ФСИН обязаны использовать их с 2015 года. – Прим. РС). При этом следствие очень долго ждет, прежде чем эти записи запросить. Это объективно нужно было сделать буквально в первые дни после сообщения о совершенном преступлении. В итоге те доказательства, которые объективно могли бы подтвердить показания Курова, следствием добыты не были.
Куров от допроса к допросу, в том числе при даче объяснений еще в самой воспитательной колонии, все показания дает последовательно и однозначно. Никаких противоречий в его показаниях нет. Сотрудники колонии наоборот. У них разные показания, в них есть расхождения.
– Мог ли Павел Куров теоретически действительно получить эти травмы до или после нахождения в колонии?
– Он поступил туда в 2014 году. В августе 2015 года он был переведен в исправительную колонию общего режима в Липецкую область. Но доказательств того, что данные травмы были получены Куровым при иных обстоятельствах, воспитательной колонией представлены не были.
– Вы общались с родителями других несовершеннолетних, которые находятся в этом исправительном учреждении? Они говорили что-то о подобных происшествиях?
– Да, в деле есть даже показания одного из подростков о том, что такое происходило.
– Чем отличаются вот "воспитательные" колонии от "исправительных"? Кто такой "воспитатель отряда"?
– Если в колонии для взрослых осужденных есть начальник отряда, то в колонии для несовершеннолетних он называется "воспитателем". Пенитенциарная система в данном случае направлена на "перевоспитание". В любом случае, режим там должен быть более мягким, но, как мы видим из практики, и в воспитательных колониях сотрудники ФСИН зачастую применяют необоснованную физическую силу.
– Что сейчас с Павлом Куровым?
– Серьезных тяжких травм, слава богу, у него нет. Моральная травма осталась. Он даже досрочно попросил перевода во взрослую колонию, сказал "я здесь не останусь". Ему оставалось отбыть порядка 2–3 месяцев. Сейчас он на свободе, учится, работает. У него, слава богу, все хорошо.
"Далеко не все поднимают шумиху"
По словам Сергея Локтева, избиения и пытки в колониях для несовершеннолетних являются такой же системной проблемой, как и во "взрослых" колониях. "Просто об этой проблеме умалчивают, далеко не все поднимают шумиху. Здесь в первую очередь нужно отдать должное родителям, которые не захотели оставлять это без внимания и начали обращаться во все возможные инстанции".
Быть избитым в воспитательной колонии можно не только за неосторожное слово. Самое громкое дело такого рода, об избиениях в Белореченской воспитательной колонии, закончилось смертью одного из воспитанников и реальными тюремными сроками для 10 сотрудников колонии, которые "прописывали" новоприбывших воспитанников с помощью пыток и избиений. Занимавшийся этом делом адвокат Андрей Сабинин также говорит о том, что избиения в российских колониях для несовершеннолетних являются системной проблемой:
– Понятно, что насилие применяется. И система так называемых "прописок" существует и всегда была. То, что случилось почти два года назад в Белореченске, – это просто выплеск ситуации наружу, потому что погиб человек. Его смерть уже было просто некуда скрыть. Сами осужденные по этому делу не скрывали, что это была практика – использовать так называемый "нештатный спецназ" для устрашения воспитанников, когда они поступают в колонию. Ребят без всякого повода с их стороны с ходу стали избивать. Что самое печальное, на мой взгляд, и я пытался обращать на это внимание в ходе судебного процесса – это слово "работать", которое эти надзиратели применяли к осужденным. Работать – значит "прописывать", ставить на место. Это слово "работать" перетекло в уста их адвокатов, в уста судей, которые рассматривали дело. Это совершенно вопиющий неологизм в русском языке, который формирует фактическое отношение общества к этой ситуации.
Оглашение приговора по делу об избиениях в Белореченской воспитательной колонии:
Из показаний старшего инспектора отдела охраны Белореченской колонии Арсена Шамхалова, осужденного по делу о смерти Виталия Попа:
"Открылась дверь зашли семь осужденных, они были голые. Первым зашел тот, у кого были татуировки на плечах, он подошел к нему повернул к стене и начал работать. Сначала он начал заставлять осужденного выпрыгивать, потом отжиматься и так чередовал указанные упражнения. Это продолжалось около 10 минут. В это время остальные сотрудники в масках осуществляли такую же работу с другими осужденными".
"Остальные трое осужденных находились на отдалении, в конце коридора, с ними работал Аллаев М. Я., Сайдашев и Сираштанов. Грицина П. В. подходил ко всем осужденным и избивал их руками и ногами куда попало, не целясь в конкретную часть тела. Доходило до того, что он увидев действия Грицины П. В. по избиению осужденных, примерно 3 раза останавливал Грицину П. В., чтоб тот не избивал осужденных. Аллаев бил своими ногами по ногам осужденного. Он наносил удары в связи с тем, что осужденный устал и отказывался исполнять физические упражнения. Криволапов А. А. и Заднепровский В. В. также работали со своими осужденными, но он видел, что и Криволапов А. А. и Заднепровский В. В. были очень агрессивными, наносили удары и руками (кулаками) и ногами по различным частям тела осужденных, в том числе и по лицу".
Еще один прискорбный факт в деле об избиениях в Белореченской воспитательной колонии, продолжает Андрей Сабинин, заключается в том, что основная поведенческая линия защиты сотрудников ФСИН выстраивалась исходя из того, что именно несовершеннолетние осужденные являются для системы существенной проблемой:
"Они жестоки. Это действительно имеет место быть. И вот поэтому с ними надо "работать" так, чтобы они знали свое место и оказались кроткими во время отбывания своего наказания. На мой взгляд, подобные вещи приводят к отрицательным результатам, совершенно обратным, нежели те, которые хотели бы получить сотрудники системы ФСИН. В той же Белореченской воспитательной колонии был бунт еще до этих событий, там сформирована устойчивая субкультура насилия, которая не то что не дает возможность кого-то перевоспитать, а, наоборот, утрамбовывает эти негативные привычки и уставы, с которыми несовершеннолетние потом выходят в совершеннолетнюю взрослую жизнь и попадают уже на взрослую зону фактически сформировавшимися преступниками.
Они не могут противостоять взрослым людям, которые напиваются, теряют голову и начинают их бить
Люди до 18 лет – это фактически дети. Я вижу их на скамье подсудимых, в колонии, тех, которых освободили. Это дети. И мы все понимаем, что 18 лет – это фактически ребенок. Они с точки зрения даже какого-либо морального противодействия не могут противостоять взрослым людям, прошедшим горячие точки, которые напиваются, теряют голову и начинают их бить. Очевидно, они воспринимают это гораздо хуже. Можно ли сказать, что в колониях несовершеннолетних другая степень насилия, чем во "взрослых" колониях? Как она может быть больше или меньше? Насилие либо есть, либо его нет. Здесь оно есть", – говорит адвокат Андрей Сабинин.
О случаях избиений в воспитательных колониях становится известно практически каждый год. Бунт в Белореченской колонии, о котором вспомнил Андрей Сабинин, произошел в 2010 году после того, как одного из ее воспитанников избили резиновыми дубинками за то, что он пришел в столовую в "майке неустановленного образца". По его итогам были возбуждены уголовные дела против "зачинщиков бунта". Спровоцировавшие его сотрудники ФСИН отделались "служебными взысканиями", также был уволен начальник колонии. Еще один бунт произошел здесь в 2011 году – по официальной версии, из-за попытки осужденных отменить "раннюю зарядку".
В августе 2011 года 34 воспитанника колонии для несовершеннолетних в Челябинской области совершили попытку самоубийства, вскрыв себе вены – из-за грубого и неуважительного отношения со стороны сотрудников ФСИН: те заставляли осужденных маршировать и чеканить шаг, а также петь Гимн РФ в позднее время, когда дети были уже уставшими после обязательных работ.
В марте 2012 года в интернет попали кадры избиения подростков спецназом ФСИН и сотрудниками администрации Мариинской воспитательной колонии в Кемеровской области. Это произошло после того, как группа воспитанников закрылась в день выборов президента РФ в одном из помещений колонии в знак протеста против постоянных издевательств над ними.
В 2015 году в Иркутской области взбунтовалась Ангарская воспитательная колония для несовершеннолетних (АВК) – из-за систематических издевательств со стороны сотрудников и заключенных, находящихся на привилегированном положении, а также нехватки еды. Подростки подняли бунт в ночь с 14 на 15 марта, а днем в колонию был введен спецназ ФСИН.
В 2016 году стало известно о прокурорской проверке в Можайской воспитательной колонии, где в конце февраля произошли массовые беспорядки. Сотрудники образцово-показательного учреждения для малолетних преступников изощренно издевались над несовершеннолетними – избивали их за невыученные стихи и непришитые пуговицы, угрожая маканием головой в унитаз. Во ФСИН утверждают, что беспорядки в колонии произошли из-за того, что суд отказал в условно-досрочном освобождении одному из воспитанников.
"В вопросе пыток сотрудники колоний не делают различий по возрасту заключенных. Макание в унитаз, применение спецсредств, например, палок – все это присуще и воспитательным колониям, и обычным колониям для взрослых. В результате основная цель наказания – исправление осужденных – не срабатывает", – говорит представитель правозащитной организации "Зона права" Булат Мухамеджанов.
По состоянию на начало 2017 года в России функционировало 24 воспитательных колонии, в которых содержалось 1655 человек.
