В последние десятилетия на острове Валаам в Республике Карелия восстанавливается монастырская жизнь, насильственно прекращенная в годы советской власти. Этому можно было бы порадоваться, если бы не многочисленные скандалы с местными жителями, которые убеждены, что монахи нарушают их права, отбирая у них жилье, изгоняя с острова, благоустройству и восстановлению которого эти люди отдали большую часть своей жизни.

​

Выселением людей через суд занимается ООО "СЭНТ", представляющее интересы Спасо-Преображенского монастыря, – именно оно подало гражданский иск к жителям острова Валаам в Сортавальский городской суд. Люди обратились к властям и к уполномоченному по правам человека. Рабочая группа при Карельском законодательном собрании больше года изучает документы по передаче государственного жилого фонда религиозной организации. Председатель Комитета по госустройству и самоуправлению В.В. Позерн обратился к прокурору республики с письмом, где указал на многочисленные обращения валаамцев по факту длящихся более десяти лет нарушений их конституционных прав. Так, согласно постановлениям российского и карельского правительств, квартиры, отбираемые у людей через суд, могли быть переданы монастырю только в случае добровольного согласия c предоставлением альтернативного благоустроенного жилья. Но именно добровольности здесь, по словам местных жителей, не наблюдалось.

До сегодняшнего дня самым резонансным было выселение в августе 2008 года из единственного жилья бывшего начальника отдела Валаамского государственного историко-архитектурного и природного музея-заповедника Филиппа Мускевича, его жены Людмилы и дочерей Марианны и Анастасии. Но 14 июля этого года случился не менее громкий скандал – судебные приставы вскрыли квартиру правнучки репрессированного священника Варвары Сергеевой и ее сына Дмитрия, в то время как Дмитрий лечился от онкологического заболевания, а сама Варвара тоже находилась в больнице с гипертоническим кризом. После этого она написала открытое письмо патриарху Кириллу.

О том, как идет выселение светского населения Валаама, мы разговариваем с бывшими жителями острова Филиппом Мускевичем, Людмилой Мускевич и Варварой Сергеевой.

– Филипп, ваши беды начались раньше, поэтому хотелось бы начать в вас – скажите, как вы с семьей вообще оказались на Валааме?

– Это было тогда, когда монастырь еще не возобновил свою деятельность. Моя специальность – инженер лесного хозяйства – была востребована, меня пригласили работать на Валаам, во Всесоюзный государственный музей-заповедник, по статусу аналогичный Кижам. Я приехал по приглашению министерства культуры, получил там постоянную прописку и перевез семью – жену и двух маленьких дочерей. Ради Валаама мы оставили благоустроенную квартиру в Таллине. Это было в 1989 году, Эстония еще была советской, а монастырь юридически возобновился только через год.

До ликвидации Валаамского музея-заповедника в 1992 году проблем у нас не было. Тогда республиканская власть стала принимать акты и законы, позволяющие передавать большой объем государственного имущества Русской православной церкви. Это было для нас первым серьезным испытанием – тогда 70 или 80 человек оказались без работы на небольшом острове, где музей был, можно сказать, основным градообразующим предприятием.

Тогда многие уехали, кто-то – даже за рубеж, но многие остались на острове, в том числе и мы. Ведь в эти самые "страшные" 90-е появилась возможность для индивидуальной инициативы. Я овладел навыками по производству керамики, стал делать сувениры, и мы продолжали жить на Валааме и растить детей. Когда мы переезжали из Эстонии, многие удивлялись – не сектанты ли мы, казалось странным – как можно оставить комфортабельный Таллин ради неблагоустроенного тогда Валаама. Но для меня это было интересно с профессиональной точки зрения, а потом, Валаам потряс нас своей красотой; тогда мы были молоды, и это было для нас важно.

В 1995–96 годах мы арендовали в муниципальном фонде помещение и открыли собственный магазин, вложили в него много средств. Но потом монастырь закрыл проход туристов к нему, и мы оказались банкротами. Снова приходилось что-то менять, но мы были молоды, мобильны: дернулись на заработки в город – временно, не меняя основного места жительства на Валааме.

– Людмила, а вам не было жалко уютного Таллина, квартиры?

– У мужа была любимая работа, а я тогда не работала, сидела с детьми. Мы жили далеко от монастыря, в семи километрах – нам не хотелось мешать монахам. Никто не знал, во что это может вылиться.

– Варвара, а вы как оказались на Валааме?

– Первый раз я попала туда еще дошкольницей, с родителями: тогда можно было взять недорогие туры выходного дня, и мы туда ездили каждое лето. А осознанно я приехала туда уже в 1988 году, узнав историю своей семьи: среди моих предков были расстрелянные священнослужители. В Петербурге было такое движение "Мир", подразделение ВООПИК – Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры, и я стала приезжать на Валаам с ребятами-энтузиастами. Мы чистили ливневки, пилили сухостой, чистили завалы. Это было еще до того, как туда пришел монастырь.

– В вашем подвижничестве была не только культурная, но еще и религиозная составляющая?

– Да. Я тогда заканчивала школу, на меня сильно давили – заставляли вступить в комсомол, иначе грозили, что и школу не закончу, и в институт не поступлю, конец светлому будущему. В детстве меня не крестили – родители были людьми совершенно не церковными, но тогда я уже понимала, что приду в церковь. Отбиваться от почетной обязанности присоединиться к комсомольской организации было непросто, но я отбилась и в последнем классе школы была крещена. Первая исповедь и первое причастие – все это было на Валааме. То есть моя церковная жизнь началась именно с началом Валаамского монастыря, и я считаю, что я – кровь от крови Валаама.

– Филипп, из ваших слов понятно, что ваше сосуществование с монастырем с самого начала складывалось не очень мирно – сначала закрылся музей-заповедник, потом ваш бизнес. А когда же начали гнать людей?

– В 90-е годы начались гонения – не массовые, а на отдельные семьи. Консолидации нашего сообщества не было: закрыли музей – пошел работать в школу или клуб, закрыли клуб – взял патент, нашил красивых кукол, вышел на причал и продал или напечатал карту, книжку и тоже продал, и хлеб у тебя есть, это же туристическое место. Но год за годом эти возможности сокращались. Первая серьезная веха – это закрытие музея, вторая – передача монастырю недвижимости, в том числе, нерелигиозного назначения, когда монастырь стал собственником даже муниципальных хуторов. И он проводил избирательные репрессии против местных жителей. До меня был выселен еще один работник музея, Андрей Софрин, он уже умер, видимо, не вынеся испытаний. В 1995 году против него были иски, свидетели вспоминают погром в его жилище, когда оттуда выкинули и сожгли его книги, и делали это специально приглашенные сумасшедшие трудники – чтобы его морально раздавить.

– Людмила, вы тоже помните эти странные методы воздействия на людей?

– Да, это делали какие-то непонятные люди, игумен, как это всегда бывает, ничего не знал. А что касается властей, то по принятому в 1991 году Республикой Карелией закону, церкви передавались только освободившиеся помещения, но монастырь игнорировал этот закон, решив, что ему передано все вместе с людьми. Мы тогда выиграли четыре суда, причем монастырь снова и снова подавал иски с другими формулировками, хотел взять нас измором.

И вот однажды они подали на кассацию, и три женщины-судьи вынесли ни на чем не основанное решение – веселить нас. Они защищали права собственника, а наши права отодвинули на второй план. Это было в 2007 году. Мы еще какое-то время прожили на острове, снимали квартиру. Но в 2008-м нас выселили с приставами, с формулировкой "из нежилого помещения". По всем документам, которые у нас есть, оно было жилое, но монастырь сказал, что он нежилое, и суд встал на его сторону.

– Варвара, ваши беды тоже начинались постепенно или обрушились внезапно?

– Скорее постепенно. В первую очередь монастырю были переданы скитские помещения, и те, кто хотел остаться на острове, поселились в зданиях, остававшихся на тот момент муниципальной собственностью, в Зимней гостинице и работном доме. Наш дом, Зимнюю гостиницу, передали монастырю по просьбе епископа Панкратия только в 2006 году. В своем прошении епископ обещал заботиться о здании и проживающих в нем людях, реставрировать гостиницу.

Здание было передано монастырю в хорошем состоянии, но за десять лет его состояние стало неудовлетворительным. В 2015 году некая комиссия, которая только посмотрела на дом снаружи, не заходя в квартиры, признала здание непригодным для жилья. Это была хитрая формула – аварийным его признавать не стали, иначе пришлось бы убрать все те коммерческие гостиницы, которые там были. Но они там находились, и в момент пожара, который произошел 1 мая 2016 года, там проживали на коммерческой основе около 100 паломников (слава богу, никто не пострадал). То есть у нас уже шли суды и нам говорили, что нас выселяют исключительно из заботы о нашем здоровье, – а, значит, на коммерческой основе жить там было можно.

Я с 1988 года поняла, что Валаам – это то место, где я хочу жить и умереть. Я работала и с реставраторами, и с археологами, с группой Сорокина (правда, монахи скоро прекратили раскопки, потом там клали брусчатку, нарушили культурный слой – думаю, он потерян навсегда).

Реставрация там началась давно – это сказки, что до восстановления монастыря ничего не делалось. Я хотела работать в музее-заповеднике, поступила в Институт культуры на музееведение, но музей закрылся, и когда я, расстроенная, в очередной раз приехала на Валаам, оказалось, что там нужны мои швейные умения. И я открыла швейную мастерскую, помещение нашлось в Зимней гостинице, меня там прописали, а в 1996 году родился сын, который с самого начала был прописан на Валааме.

До начала 2000-х я обшивала местное население, а в 90-х и для монастыря шила облачения – он был тогда очень бедный. Когда надобность в этом отпала, я перешла на сувенирную продукцию, шила рюкзаки и сумки, востребованные и населением, и туристами, и братией, продавала все это на ярмарке, которая сначала была муниципальной и для нас бесплатной. А когда ее в 2004 или 2005 году передали монастырю, монастырь сразу установил арендную плату, которая все повышалась. У меня заболели родители, было очень тяжело, я несколько раз просила паломническую службу снизить аренду, но мне всякий раз отвечали, что здесь не собес.

– Людмила, вы хотите что-то добавить?

– Да, уточнить. Земля оставалась муниципальной, муниципальная власть могла заключать или не заключать договор с паломнической службой. Они его заключали с организацией ООО "Валаам-сервис", полностью коммерческой, но одним из ее учредителей был монастырь.

– Филипп, как я понимаю, вы переживаете не только за свою семью, но за многих других жителей Валаама?

– Да, до нашего выселения были выкинуты вещи семьи Маркович, вещи директора дома культуры Шевелевой – она уехала в командировку в Москву, вернулась – дом разгромлен, и так же поступили с Андреем Даниловым, с местным фельдшером, с работником лесхоза. Процессы против отдельных людей с 1990 года шли постоянно. Кто-то получил компенсации, но далеко не все. Так же поступали не только с отдельными людьми, но и с организациями: люди уходили с работы, наутро возвращались, а там замки – помещения занял монастырь.

А уж ликвидация всесоюзного музея-заповедника – это преступление, закрыть его могла только Федерация или союзное правительство, а это сделали келейно, это до сих пор нераскрытое пятно на Минкульте. Это же был объект с громадными активами, с туризмом, и все сразу отошло монастырю.

– В принципе, это же протоисаакиевская история…

– Да, это сейчас история с Исаакием гремит, а в 1992 году на Валааме происходило то же самое, только без шума. Потом вышел закон о передаче недвижимости религиозного назначения церкви, но, естественно, без тех людей, которые имели там ордера социального найма. Однако когда монастырь стал по суду выселять людей, монастырь судился не с властью, которая передала ему объекты прямо с людьми и растворилась, исчезла, а с частными лицами, оказавшимися жертвами этого процесса.

Государство устранилось от решения проблем с людьми. В один прекрасный день я пришел платить за квартиру и не смог этого сделать – коммунальные платежи ушли от муниципалитета к монастырю, а монастырь отказался принимать квартплату. Светские власти должны были сначала разобраться с нами, дать нам другое жилье социального найма, а потом уже передавать освободившиеся квартиры монастырю. Власти не имели права передавать монастырю многоквартирный жилой дом, а монастырь не имел права его брать – в его уставе это право не обозначено, и в качестве кого они нас всех принимали вместе с жильем?

– Людмила, по закону вам с семьей должны были дать равнозначное жилье – это не было сделано?

– По решению кассационной инстанции – Петрозаводского суда – нам предоставили по расценкам соцнайма жилье, находящееся в собственности монастыря. Но если нас так легко выселили из муниципального жилья, то уж выселить нас из жилья, которое принадлежит монастырю, вообще ничего не стоило бы. Да и передача этого жилья совершенно незаконна. Переезжать туда было нельзя, поэтому мы просто сняли жилье в Зимней гостинице, а в этом году нам пришлось уехать – после того как она сгорела. Как только пожар потушили, монастырь привез туда свои ворота и попытался их установить, чтобы люди не могли прийти и забрать свои вещи. Так что теперь мы бездомные. Хорошо, что дети уже взрослые, они работают, снимают в Петербурге однокомнатную квартиру, и мы все вместе там живем.

– Варвара, а когда ваш сын так тяжело заболел, монастырь не вошел в ваше положение, не помедлил с выселением?

– До конца лета 2015 года я считала, что я не посторонний человек для монастыря, у меня там было очень много друзей и знакомых. Но тогда в одночасье все стало рушиться. Нам до последнего говорили, что принудительного переселения не будет, что готовятся помещения для тех, кто категорически не хочет переезжать с Валаама. Потом на дверях появились объявления – приходите на жеребьевку в городе Сортавала. Валаам административно приписан к Сортавале, но на деле это другой населенный пункт, до него ехать 40 километров от нашего бывшего дома, и он никогда не был городом моей мечты. Никаких заявлений на переезд туда я не писала, свою квартиру непригодной для проживания не считала.

Были переговоры с епископом, я ему объясняла, что Валаам для меня является смыслом жизни, и мне косвенно дали понять, что мою семью не тронут. Летом 2015-го я пыталась добиться аудиенции у наместника Валаамского монастыря епископа Панкратия – не единожды, а раз 10–15. Всякий раз его келейники мне говорили, что по вопросам переселения он не принимает. Я написала заявление о предоставлении мне жилья на Валааме на время ремонта Зимней гостиницы, а через месяц на нас подали в суд на принудительное выселение.

Через неделю на сайте Валаамского монастыря появилась статья о воссоздании часовни преподобного Сергия Радонежского, на которую я пожертвовала довольно крупную для нашей семьи сумму – примерно годовое наше содержание. В статье были слова благодарности и радости за то, что первые пожертвования пришли от людей небогатых, но чистых сердцем. Это было такой вишенкой на торте. Мой сын очень тяжело все это переживал. Он тогда был студентом Петербургского университета. В январе у него диагностировали остеогенную саркому правой плечевой кости.

Все это совпало с началом судов – мы ждали результатов гистологии, и одновременно нам названивали из сортавальского суда с требованием съезжать, освобождать, приезжать на суды. Первая химиотерапия совпала с первым же судом, и в это время они из суда звонили ему и требовали приехать. Нам предложили квартиру в Сортавале, в доме в Фанерном тупике, но мы, как и другие семьи, отказались туда въезжать, потому что на стенах, на откосах, на потолке, над плинтусами сразу были видны ярко выраженные плесень и грибок, не говоря уже о том, что этот дом был не на Валааме. Его преподносили как вновь построенное здание, а на самом деле это было старое административно-промышленное здание на территории промзоны.

Я просила отозвать иски хотя бы в отношении сына, который проходит лечение, но и суд, и представители Валаамского монастыря были непреклонны. Мы вместе с судьей выезжали на этот объект в Фанерном тупике, судья своими глазами видела плесень и грибок, а представитель застройщика говорил, что это просто мухи покакали. И судья постановила переселить нас в эти помещения. Мы подали апелляцию и заказали микологическую экспертизу, которая выявила грибок и плесень – уж если для здорового человека там опасно находиться, то что говорить об онкологическом больном – для него это просто смертельно.

Из заключения микологической экспертизы: "В обследованных помещениях по адресу г. Сортавала, Фанерный тупик, д. 7а, отмечено наличие микроскопических грибов на поверхностях отделочных материалов. Численность микроскопических грибов в воздухе помещений на момент проведения экспертизы превышала рекомендуемую норму".

– Варвара, но вы продолжали бороться?

– Да, но Верховный суд оставил решение суда первой инстанции в силе. Вообще, церковь настолько слилась с государством – когда была назначена строительная экспертиза, петрозаводские эксперты приехали в сопровождении разных чиновников из Петрозаводска, которые сказали, что это отличный дом, сами бы жили. Он действительно неплохо выглядит, обит веселыми панелями – если не знать, что внутри, под этим фантиком. Они же просто надстроили и красиво обшили сайдингом бывшую контору мясокомбината, которая до этого несколько лет простояла пустая, промерзла, отсырела и покрылась плесенью и грибком, – отмечает Варвара Сергеева.

Между тем, в ответе Государственного комитета Республики Карелия по охране объектов культурного наследия местному уполномоченному по правам человека Шарапову говорится, что, во-первых, "для предоставления гражданам, переселяемым из здания Зимней гостиницы на о. Валаам, в г. Сортавала построен 18-квартирный жилой дом по ул. Фанерный тупик, д. 7А". А еще в этом ответе говорится, что "граждане продолжают ошибочно настаивать на том, что здание Зимней гостиницы является жилым домом… тогда как оно изначально было построено Спасо-Преображенским Валаамским монастырем для собственных нужд как гостиница для паломников и является объектом религиозного назначения".

В подворье Валаамского монастыря нам сказали, что с бывшими жителями острова все в порядке, на наш письменный запрос ответа не последовало.

– Людмила, а вы за эти годы обращались к кому-то за помощью?

– Десять лет мы писали в прокуратуру, в мэрию, главе Республики Карелия, писали федеральным властям, писали уполномоченному по правам человека – горы писем отправлены. И ответы всегда одни и те же – обращайтесь к игумену, обращайтесь в монастырь, как будто мы – подданные игумена. То есть нас полностью передали в его распоряжение.

– Варвара, что-нибудь изменилось после того, как вы написали открытое письмо патриарху Кириллу?

– После отправки этого письма события развивались стремительно, как сериал. Были звонки от судебных приставов, отказавших мне в приостановлении исполнительного производства по выселению. После этого я пошла в поликлинику, и мне там стало плохо, меня по скорой отвезли в петербургскую Александровскую больницу с гипертоническим кризом. Я и мой представитель уведомили приставов, что я в больнице, тем не менее, 14 июля моя квартира была вскрыта, а мои вещи вынесены из нее в неизвестном направлении при участии работников Валаамского монастыря под прикрытием судебных приставов Сортавалы.

А потом начались звоночки их патриархии: зачем же вы говорите, что вас выселяет ставропигиальный монастырь? Я говорю – а что мне делать, когда мои вещи были выкинуты, пока я находилась в стационаре? А позавчера я получила по полуофициальному каналу письмо от епископа Панкратия.

Вот выдержка из этого письма: "К сожалению, я узнал о постигшем Вас несчастье только из Вашего письма Патриарху. Если бы Вы обратились непосредственно ко мне раньше, мы, безусловно, нашли бы взаимоприемлемый выход. После изучения вопроса мною принято решение удовлетворить Вашу просьбу. Приношу Вам свои извинения и заверяю вас в своем добром отношении и искреннем желании помочь. Молимся о здравии Вашего сына Дмитрия". Письмо отправлено на официальном бланке и подписано епископом Панкратием.

– И все-таки, Варвара, это ведь все равно не документ о предоставлении жилья, не ордер, а только заверения в добрых намерениях. Что же дальше?

– Епископ сетует на то, что я не обратилась к нему лично, но ведь на самом деле я много раз пыталась это сделать. И что будет дальше, я пока не знаю, – сказала в интервью Радио Свобода бывшая жительница Валаама Варвара Сергеева.