Сама норма о том, что минимальная зарплата не может быть меньше прожиточного минимума в стране, существует в российском законодательстве уже 15 лет. Однако выполнить это требование власти не могут до сих пор.

Определяемый правительством минимальный размер оплаты труда в России (МРОТ) составляет сейчас 7500 рублей в месяц ($128 по текущему курсу). С 1 июля он будет повышен до 7800 рублей ($133). При этом действующий прожиточный минимум в стране для трудоспособного человека – 10 466 рублей в месяц, что на 39% больше действующего же МРОТ.

Выступая в середине апреля в Государственной думе с отчетом о работе правительства, премьер-министр Дмитрий Медведев заявил о планах повысить МРОТ до уровня прожиточного минимума в течение ближайших нескольких лет.

​Еще в начале года вице-премьер Ольга Голодец отмечала, что в России почти 5 млн человек имеют заработки на уровне МРОТ. Это 7% всего трудоспособного населения страны. И если им повысят заработки более чем на треть, общее влияние этой меры, по идее, должно оказаться заметным. Но так ли это? Наш собеседник в Москве – директор Центра трудовых исследований Высшей школы экономики Владимир Гимпельсон:

– Может стать заметным, а может таковым и не стать… Прежде всего, мы очень мало знаем о деталях этого решения: когда будет повышен МРОТ, сразу или как-то постепенно? Соответственно, какие будут возможности у предприятий адаптироваться? Надо сказать, что от МРОТ зачастую ожидают чудес. Но мне не кажется, что этот инструмент “способен” на чудеса. И причин для этого много.

Чтобы повышение минимальной зарплаты реально повлияло на сокращение бедности (а именно этого чаще всего от него ждут!), люди, которые получают низкую зарплату, в результате повышения МРОТ не должны оказаться вообще без работы. Кроме того, такое влияние возможно, если получающие минимальные зарплаты живут в бедных домохозяйствах. Если же один член семьи, условно говоря, “богатый”, а другой – “бедный”, то общее повышение МРОТ в стране на “бедность” этой конкретной семьи не повлияет.

– По оценкам Института социальной политики ВШЭ, если прожиточный минимум работающего человека в России рассчитывать с учетом того, чтобы он мог прокормить еще и одного ребенка, то за чертой бедности окажется почти четверть всего работающего населения страны. Может ли повышение МРОТ до уровня прожиточного минимума заметно повлиять на эту “составляющую” бедности в России?

– Ну, опять же, мы здесь многого не знаем. Нет надежных исследований, которые бы показывали, кто из получателей низкой заработной платы является “бедным”, а кто – нет. Можно представить, например, что в некой семье все взрослые получают относительно высокую зарплату. Но в ней и детей много, и, допустим, есть старики-иждивенцы. В результате все оказываются “бедными”. И на такие семьи повышение МРОТ никак не повлияет.

​– Отследить, повышен ли МРОТ, как потребует новый закон, когда он появится, чуть проще вроде в бюджетных организациях (хотя и там могут быть свои “варианты”). Сложнее – в негосударственном секторе. И для работодателя, условно говоря, может оказаться проще сократить тех, кто зарабатывает лишь на МРОТ, то есть работников с минимальной квалификацией? Чтобы за счет этих средств, например, чуть повысить зарплаты другим – в лучшем случае…

– Ну, такой же риск существует и в бюджетных организациях. Ведь что означает МРОТ? Это величина, ниже которой работодатель в России не может платить работнику за выполнение работы в течение месяца. И у работодателя есть несколько опций. Первая – при повышении минимальной зарплаты создать условия, чтобы имеющиеся работники работали более производительно. Тогда они легко будут “зарабатывать” себе более высокую зарплату. Но зачастую таких возможностей нет. И что же делают работодатели? Они переводят людей на неполную занятость – человек работает уже не 40 часов в неделю, а, допустим, 30 часов. Соответственно, и платить ему можно меньше. А другая опция – либо сократить, либо создать условия, чтобы человек ушел сам.

– И тогда человек либо становится безработным, либо уходит в сектор неформальной занятости. Причем второе случается в России гораздо чаще, коль скоро безработица в стране низкая. Но в обоих случаях общая занятость, фиксируемая статистикой, только сокращается…

– В этом смысле эффект повышения МРОТ может оказаться обратным. Вместо того чтобы снизить неравенство, повысить зарплаты, уменьшить бедность, мы, наоборот, увеличим неравенство и расширим бедность. Такая опасность есть. Это тот риск, с которым сталкивается правительство любой страны, принимая решение о значительном повышении заработной платы.

​– Как может повлиять в итоге повышение МРОТ до уровня прожиточного минимума на сам уровень безработицы в стране? Здесь стоит вспомнить начало 2000-х годов, когда МРОТ повысили более чем втрое, а безработица лишь снизилась. Но тогда российская экономика росла на 5–7% в год, сегодня же она пребывает в стагнации…

– В России значительное по величине одноразовое повышение МРОТ происходило дважды – в 2007 и в 2009 годах. В первом случае экономика росла, поэтому повышение было достаточно легко “переварено”. А в 2009-м это повышение совпало с финансовым кризисом. И наши оценки, которые мы делали на больших массивах данных применительно к обоим случаям, показывали, что повышение МРОТ не привело к росту безработицы, но привело к росту неформальной занятости. И, конечно, такой риск существует и теперь.

Если МРОТ будет повышен одномоментно с 7,5 тысячи рублей до 10–11 тысяч рублей, то есть на треть и более, расширение неформальной занятости вполне вероятно. И на безработице это тоже может отразиться. Но надо иметь в виду, что, если повышается МРОТ, то логичным следствием было бы и повышение пособия по безработице. Ведь оно в принципе оказывает сходное влияние, что и МРОТ, и на распределение населения по заработкам, и на социальное неравенство, и на безработицу, и на неформальную занятость. И конечно, если повысить и то, и другое, эффект будет значительно сильнее.

– Но пока об этом речь не идет – пособия по безработице уже восьмой год подряд остаются в России неизменными: минимальное составляет 850 рублей в месяц ($15), а максимально возможное – 4900 рублей ($85), то есть в полтора раза меньше текущего МРОТ…

​Повышение же МРОТ до уровня прожиточного минимума, с одной стороны, чуть сократит огромный разрыв в заработках, сложившийся в стране. Но с другой стороны, оно потребует от работодателей определенных дополнительных расходов на зарплаты, и это – в условиях едва растущей экономики. По идее, работодатели станут “требовать взамен” и большей отдачи от таких работников, если, конечно, они не будут стремиться просто их сократить. Приведет ли это к каким-то структурным изменениям на российском рынке труда?

– Я бы сказал, что ни к каким не приведет… Надо иметь в виду, что повышение МРОТ, скажем, до 11 тысяч рублей в месяц реально затронет лишь немногие регионы страны и отрасли экономики – достаточно депрессивные, где заработные платы в целом низкие. Вот для них это может быть сильным ударом, прежде всего в плане сокращения занятости и потенциальной безработицы. И это реальные риски. Однако в большинстве других регионов (я уже не говорю о Москве, Питере или Западной Сибири) эффект будет не столь значительным и ни к каким структурным изменениям не приведет.

Что же касается работодателей, я не думаю, что это потребует от них дополнительных денег. Они просто сократят численность наименее оплачиваемых своих работников или сократят им рабочее время. Так что вряд ли за этим последуют какие-то значительные структурные перемены.

​– До сих пор российская экономика реагировала на кризисы не сокращением занятости, как обычно реагируют на них экономики большинства других стран, а снижением зарплат. Если теперь они будут как-то повышены, что, начнет меняться сама “схема” реагирования экономики на кризисы? То есть, как и в других странах, работодатели будут стремиться больше сокращать занятость? Хотя, честно говоря, представить себе такое в условиях действующего в стране жесткого трудового законодательства очень непросто – в этом-то и заключается одна из причин низкой безработицы в России сегодня…

– Действительно, законодательство имеет большое значение – оно вменяет крупные издержки работодателям, которые хотели бы сокращать работников по экономическим причинам. Но это работает в случаях, когда такие сокращения являются сколько-нибудь массовыми. А вот создать условия, чтобы один, два или три работника постепенно, друг за другом ушли бы сами, по собственному желанию, здесь большой проблемы нет. Чем большинство работодателей и пользуются. Как мы видим по статистике, численность занятых на крупных и средних российских предприятиях (то есть как раз там, где этот мониторинг ведется и где это законодательство соблюдается наиболее полно) сокращается каждый год, каждый месяц, и я бы даже сказал, наверное, каждую неделю. Этот процесс идет в любом случае…

– Но только этого процесса для изменения самой модели реагирования экономики на кризисы явно недостаточно?..

– Чтобы модель изменилась радикально, наверное, только повышения МРОТ недостаточно, или оно должно быть очень значительным. Здесь нужны изменения и в других социальных институтах – и в пособии по безработице, и в самой схеме заработной платы в России, которая сегодня является очень “гибкой”, то есть значительная часть зарплаты является “переменной” и зависит от результатов текущей деятельности предприятия. То есть, чтобы модель изменилась, нужно больше, чем только повышение МРОТ.

​– Если допустить вариант, что повышение МРОТ до уровня прожиточного минимума будет постепенно стимулировать сокращение доли наименее квалифицированных работников в экономике, это, по идее, должно способствовать общему повышению производительности труда в России, которая пока в разы отстает от показателей наиболее развитых стран. Но так ли это однозначно в российских условиях?

– Здесь дело не в каких-то российских условиях… Это общая проблема, с которой сталкивается любая страна, принимая решение о значительном повышении МРОТ. Конечно, повышение МРОТ, или если он просто является высоким, “отсекает” от общей занятости наименее квалифицированных работников. А это автоматически, чисто статистически ведет к тому, что средняя производительность в экономике оказывается выше.

Для примера: есть два работника, один из которых работает на экскаваторе, а другой – лопатой. И если мы работающего лопатой отправляем “отдыхать” домой, средняя производительность у нас оказывается выше. В статистическом смысле. Но возможен и такой вариант, что тот, кто работал лопатой и кого сократили, он стал делать то же самое в неформальном секторе экономики, где МРОТ впрямую не работает. А в этом случае общая производительность труда у нас не только не вырастет, но, возможно, даже снизится. Однако задача не только в том, чтобы “статистически” повышать производительность труда, а в том, чтобы каждый на своем рабочем месте работал бы производительнее, чем раньше. Но МРОТ к этому просто не имеет отношения – это инструмент для иных целей и задач.

​– Сама по себе норма о том, что МРОТ не может быть ниже уровня прожиточного минимума, существует в российском законодательстве уже 15 лет – с февраля 2002 года, однако специальный закон, как и в какие сроки они должны сравняться, и до сих пор не принят. Но допустим, что их сравняли бы еще во времена активного роста экономики России в 2000-е годы, к каким изменениям на рынке труда это могло бы привести теперь? Скажем, оказались бы выше и безработица, и производительность труда?

– Здесь возможны лишь спекуляции… Но если представить, что МРОТ повысили бы, есть несколько вариантов. Один вариант – он оставался бы “на бумаге”, а значительная часть работников все равно получала бы меньше, так как их производительность оставалась низкой. И институтов для того, чтобы обеспечить этот МРОТ, просто не было бы. Другой вариант – да, его повысили, но столкнулись с тем, что не могут обеспечить финансово. И постепенно МРОТ вновь стал бы “отставать” от прожиточного минимума. Есть и третий вариант: да, он повлиял бы и на занятость, и на распределение групп населения по зарплате. Но тогда бы общая занятость сокращалась, а безработица – росла. Но, повторю, это все наши с вами спекуляции. Как могли бы развиваться события, мы просто не знаем…

​– Не говоря уже о том, как как могли бы проявиться некие российские особенности МРОТ…

– В России есть и объективные сложности со значительным повышением МРОТ. Дело в том, что, согласно российским законам, он является федеральным показателем. И устанавливается на федеральном уровне в едином размере для всех российских регионов. Но, как мы уже говорили, для одних регионов повышение МРОТ является очень большой проблемой, тогда как для других не представляет никакой. Поэтому правильной политикой, на мой взгляд, в отношении МРОТ была бы регионализация этого показателя. Устанавливать его не единым для всех, а в каждом регионе отдельно, с учетом сложившихся в нем экономических условий. В каждом регионе есть и профсоюзы, и работодатели. И они могли бы в диалоге, в обсуждениях, опираясь на определенный экономический анализ, определить, какой МРОТ был бы для этого региона наилучшим решением.

– Такую схему совсем еще недавно предлагало, кстати, и Министерство труда и социальной защиты России. Однако в начале мая вице-премьер Ольга Голодец заявила, что в правительстве, по ее словам, отказались от идеи “регионализации” МРОТ. Что в будущем законопроекте речь пойдет о федеральном МРОТ, который должен повышаться до федерального же прожиточного минимума…

– Ну, значит, отказались... Но было бы правильным решением, на мой взгляд, идти по этому пути, – отметил в беседе с Радио Свобода Владимир Гимпельсон.