21 января, через два дня после инаугурации нового президента, в США и других странах мира прошел Женский марш – масштабная гражданская акция с широкой правозащитной повесткой и акцентом на защиту прав женщин. Она стала крупнейшим однодневным протестом в истории Соединенных Штатов, только в Вашингтоне в ней участвовали около полумиллиона человек. Основным поводом для протеста стала фигура нового президента: на протяжении избирательной президентской кампании высказывания республиканского кандидата и некоторые детали его биографии не раз вызывали бурную реакцию – многие обнаружили в них неуважение к женщинам. Символом Женского марша стали вязаные розовые шапочки. Символом следующего большого протестного марша могут стать белые лабораторные халаты: свою акцию против политики нового президента готовят американские ученые.

Идея, зародившаяся в ходе обсуждения на сайте Reddit 23 января, очень быстро превратилась в масштабное движение – в настоящий момент на группу в "Фейсбуке", где обсуждается предстоящий марш, подписано больше 325 000 пользователей. После долгих споров ученые решили выйти на улицы 22 апреля – в День Земли.

Подписанный Трампом в минувшую пятницу указ, ограничивающий въезд в США для граждан некоторых стран с мусульманским большинством, значительно увеличил число сочувствующих идее Научного марша. Так почему же американские исследователи вдруг оказались в авангарде политического протеста в США?

Причин для этого накопилось уже достаточно много, но исторически первая и одна из наиболее существенных – отношение Дональда Трампа к вопросу климатических изменений. Трамп неоднократно резко выступал по поводу глобального потепления, называя его "бредом", "мистификацией", "выдумкой китайцев", он публично пообещал в случае избрания выйти из международного договора о совместных мерах по сдерживанию климатических изменений – Парижского соглашения, ратификации которого не без труда добилась администрация Барака Обамы. Еще в так называемый переходный период, между избранием и инаугурацией, Трамп показал, что его сомнения в антропогенной природе климатических изменений примут форму конкретных административных действий, причем очень быстро.

Действительно, уже в понедельник, 23 января, стало известно о временной заморозке грантовой и контрактной деятельности Агентства по охране окружающей среды США, на следующий день в прессе появились сообщения, что представителям экологического агентства, а также и министерства сельского хозяйства запрещены публичные выступления и общение с прессой. Тогда же стало известно, что руководство Национальных институтов здравоохранения США – крупнейшей американской конгломерации медицинских исследовательских учреждений – получило запрет на официальную коммуникацию с чиновниками, включая членов Конгресса. Наконец в среду выяснилось, что новая администрация удалила с официальных онлайн-ресурсов Белого дома и Государственного департамента практически все упоминания государственных климатических программ. Ученые обеспокоены и экологическими последствиями некоторых запланированных Дональдом Трампом шагов, в частности, снятием ограничений на добычу сланцевой нефти и строительством стены на границе США и Мексики. По мнению экологов, эти и другие решения принимаются без оглядки на возможное влияние на окружающую среду.

Этого было достаточно, чтобы посеять недовольство в академических кругах, а принятый новым президентом в пятницу, 27 января, указ, ограничивающий въезд в США для граждан семи стран с мусульманским большинством, сделал это недовольство по-настоящему масштабным. Известный матфизик и автор популярного в научных кругах блога, профессор Колумбийского университета Питер Войт недвусмысленно и в самых острых выражениях заявил о необходимости поиска путей к импичменту Дональда Трампа.

"Соединенные Штаты никогда не оказывались в подобной ситуации, в отличии от Европы, и Трамп действует сейчас по схеме, знакомой нам по истории 1930-х годов. Сегодня США, возможно, оказались в одной террористической атаке от полноценного фашистского режима, только на этот раз вооруженного ядерным оружием. Это нужно остановить, немедленно", –​ написал он в своем блоге.

Войт также призвал своих читателей вслед за ним подписать петицию с требованием отменить новые иммиграционные ограничения. К этому моменту она успела собрать подписи более 18 тысяч исследователей, в том числе 50 нобелевских лауреатов.

Скотт Ааронсон, профессор университета Техаса в Остине, один из наиболее авторитетных в мире специалистов в области теоретической информатики, также призвал коллег подписывать петицию и объяснил в своем блоге, почему новые иммиграционные ограничения могут нанести вред непосредственно американской науке.

"К чему мы приходим? На неопределенное время научные подразделения американских университетов не могут приглашать аспирантов из Ирана – страны, которая наряду с Китаем, Индией и некоторыми другими давно стала источником лучших талантов. (...) А что будет со студентами из Ирана, которые уже здесь? Пока что никто их не ловит и не депортирует. Но их будущее внезапно погрузилось в туман, –​ написал Ааронсон в своем блоге. – У меня есть одна просьба к режиму Трампа: если вы когда-нибудь решите, что США должны депортировать моих аспирантов, выгоните меня первым. Я умоляю: придите ко мне домой, арестуйте меня, лишите меня гражданства, отберите мои награды, которые были вручены в Белом доме и Государственном департаменте. Я буду считать это высшей честью".

Профессор Скотт Ааронсон рассказал Радио Свобода, почему политика нового президента вызвала беспрецедентный протест со стороны научного сообщества:

– Насколько я могу судить, научное сообщество в США практически единодушно выступает против Трампа, и если среди нас и есть несогласие, то оно касается того, нужно ли считать его восхождение к власти просто чем-то очень плохим, или пора назвать это чрезвычайной ситуацией. И причин для этого протеста так много, что даже сложно сказать, какая из них главная. Это вера Трампа, что воля и эмоции важнее фактов и логики, его инфантильность, мстительность и отсутствие любознательности, его попытки заткнуть климатологов и поддержка смехотворных конспирологических теорий об изменении климата, его кровожадные планы по отношению к Агентству по охране окружающей среды и министерству энергетики (а за ними вскоре могут последовать и другие государственные органы, имеющие отношение к науке), его поддержка антипрививочной псевдонауки, а теперь еще и указ об ограничении иммиграции.

И последнее обстоятельство персонально касается многих из нас, американских ученых. У многих есть студенты из Ирана, многие работают с коллегами из мусульманских стран, и что будет с ними теперь непонятно. Мы должны ожидать, что лучшие иностранные ученые уедут куда-нибудь в другую страну, что мы больше не сможем проводить в США представительные конференции, потому что на них не смогут приехать коллеги из некоторых стран, и так далее и так далее. Если новая иммиграционная политика не будет отменена, она может лишить Америку мирового научного лидерства. Даже те иностранные ученые, которых напрямую не затрагивают ограничения, могут отказаться приезжать к нам из солидарности с остальными. Да, мы, ученые, оказались среди тех, кто выступает против Трампа, но мы в этом далеко не одиноки – в протестных акциях после его инаугурации участвовало 3 миллиона человек, это, наверное, был самый массовый протест в истории Америки.

–​ Отношение Трампа к глобальному потеплению –​ тоже ключевой вопрос?

– Тема климатических изменений тоже очень важна. Я поддерживаю научный консенсус, что глобальное потепление представляет большую угрозу для человечества. "Взгляды" Трампа по этому вопросу, если это вообще можно назвать "взглядами", состоят в том, чтобы прятать голову в песок. Он не только на исключительно эмоциональных основаниях отрицает существование проблемы, но и старается уволить или хотя бы заткнуть ученых, которые пытаются выяснить, насколько эта проблема огромна и как нужно действовать. Думаю, не стоит и говорить, что этим он проблему не решит.

–​ Смогут ли протестные марши ученых и петиции что-то изменить в политике Дональда Трампа?

– Я не думаю, что петиции и протестные марши могут напрямую повлиять на администрацию, апеллируя к ее "сознательности". И все же они могут быть полезны, потому что повысят политические ставки и усложнят для Трампа и его команды осуществление еще более радикальных шагов, заставят их где-то отступить. Но даже вне зависимости от этого, американское научное сообщество имеет моральное обязательство перед всем миром и перед историей: мы должны показать, что не станем молча принимать происходящее.

–​ Ученые –​ это люди, известные своей занятостью, не окажется ли, что все скоро вернутся в лаборатории и аудитории и протестная деятельность быстро затухнет?

– Не знаю, найдется ли у нас достаточное количество людей, обладающих достаточным количеством свободного времени, чтобы не дать протесту угаснуть. Но если Трамп продолжит действовать в духе иммиграционного указа, лично затрагивая нас и нашу профессиональную деятельность, он просто не оставит нам выбора.

–​ Насколько научные функционеры, административные кадры в американских университетах готовы поддержать гражданский протест ученых и преподавателей?

– Вообще говоря, университеты – это осторожные бюрократические организации, особенно, но не только, государственные университеты. Но мы уже увидели несколько официальных заявлений, например, от Массачусетского технологического института или Университета Техаса в Остине, со словами поддержки и обеспокоенности в адрес студентов и сотрудников, попавших под новые ограничения. Неудивительно, что прямой критики в адрес Трампа и одобрения протестов в этих заявлениях не было. С другой стороны, я знаю, что некоторые представители высшей администрации MIT лично пришли на студенческий митинг против иммиграционного указа, продемонстрировав этим свою персональную поддержку. Ясно, что в ближайшие месяцы университетские администраторы будут все чаще сталкиваться с необходимостью сделать сложный выбор, и многие из нас будут внимательно следить за их действиями.

–​ Насколько американское научное сообщество едино в неприятии политики новой администрации?

– Лично я не знаю ни одного американского ученого, кто бы поддерживал режим Трампа. В Кремниевой долине есть известный технологический предприниматель Питер Тиль, который по своим сложным и идиосинкразическим причинам поддерживает Трампа, но Тиль – не совсем ученый. Ну еще я читал в новостях о том что физик и отрицатель глобального потепления Уильям Хаппер из Принстона встречался с Дональдом Трампом, а больше я и не могу никого вспомнить, в то же время на противоположной стороне тысячи исследователей. Так что не думаю, что нашему сообществу угрожает раскол. Наоборот, происходящее объединяет нас, заставляя забыть старые политические споры и вместе выступить перед новой угрозой, – сказал Скотт Ааронсон.

Американское академическое сообщество в своем большинстве традиционно имеет леволиберальный настрой и поддерживает Демократическую партию, в этом свете, в недовольстве учеными новым президентом, представителем республиканцев, нет ничего удивительного. Впрочем, на этот раз накал достиг невиданных масштабов, и ученые обеспокоены не общей повесткой новой администрации, а вполне конкретными шагами Дональда Трампа, которые имеют самое прямое отношение к американской науке. Очевидно, новому президенту придется найти общий язык с научным сообществом в США – достаточно влиятельной социальной группой, от которой не в последнюю очередь зависит технологическое, экономическое и военное лидерство Соединенных Штатов.

Стоит отметить, что даже на фоне этих безусловно существенных вызовов, американское научное сообщество работает в несоизмеримо более комфортных условиях, чем российское, до сих пор не оправившееся окончательно после реформы Российской академии науки. В конце января стало известно, что расходы на развитие российского научно-технологического комплекса в 2017–2019 годах сократятся в России на 25 миллиардов рублей относительно ранее запланированных цифр, стоимость всей программы на три следующих года составит около 200 миллиардов рублей, то есть примерно по 70 миллиардов рублей в год. Американский бюджет, запланированный на программы исследований и развития только в одном 2017 году, составляет 150 миллиардов долларов, примерно в сто раз больше, чем в России.