"Восстание народных масс не нуждается в оправдании. То, что произошло, – это восстание, а не заговор. Мы открыто ковали волю масс на восстание… Тем, кто отсюда ушел и кто выступает с предложениями, мы должны сказать: вы – жалкие единицы, вы – банкроты, ваша роль сыграна. И отправляйтесь туда, где вам отныне надлежит быть: в сорную корзину истории". Так говорил в день Октябрьского переворота 1917 года, выступая на II Всероссийском съезде Советов и обращаясь к части делегатов, протестовавшей против захвата власти большевиками, один из его главных организаторов – Лев Троцкий.

Через 10 лет примерно туда же, в "сорную корзину истории", победившая группировка Сталина послала самого Троцкого и его союзников по внутрипартийной оппозиции. В 1940 году изгнанный из СССР бывший революционный лидер был убит в Мексике советским агентом, а о его исторической роли на родине открыто и без идеологических клише не говорили до "перестроечных" 80-х.

О Льве Троцком, сыгравшем одну из ведущих ролей в истории советской России и международного коммунизма, российский читатель в год столетия революции сможет узнать больше. В этом году в свет выходят сразу две посвященные ему книги: монография "Троцкий и товарищи: левая оппозиция и политическая культура РКП (б), 1923–1924 годы" и антология "Л. Д. Троцкий: pro et contra", содержащая посвященные Троцкому документы, воспоминания и другие материалы. Собеседник Радио Свобода – Александр Резник, кандидат исторических наук, постдокторант Базельского университета (Швейцария), автор первой и редактор второй из перечисленных книг о Троцком.

– Многие лидеры социальных революций, в том числе большевистской, были выходцами совсем не из бедняцких, пролетарских слоев. Троцкий – один из них. Как и почему такие люди втягивались в революционное движение, то есть переходили на другую сторону социальной баррикады и даже возглавляли, как в случае с теми же Лениным и Троцким, представителей этой "другой стороны"?

– Сам Троцкий в своих воспоминаниях "Моя жизнь" дает понять, что у него было обостренное чувство несправедливости, в детстве он соприкасался с рабочими, которые работали у его отца на ферме. Из его воспоминаний ясно, что его семья была обеспеченной, и у него была возможность получить образование, и было свободное время. Оно позволяло с большей вероятностью стать революционером, чем его отсутствие.

– Это прямо рекомендация родителям: занимайте чем-то своих детей, иначе они уйдут в революцию.

– Конечно, я с этим часто сталкивался.

– Троцкий долгое время был чем-то вроде такого очень талантливого enfant terrible русского революционного движения. Он долго не примыкал ни к одной партии прочно, а у большевиков оказался окончательно только к середине 1917 года. Этот факт как-то отразился на его политической биографии в целом и на его репутации в партии?

– Конечно. Троцкий стал большевиком только после июльских событий, хотя уже после Февральской революции практически ничего не отделяло его от вступления в партию, кроме былых конфликтов с ленинцами. Конечно, он был новый человек для большевистской партии. Но здесь следует заметить, что и сама большевистская партия очень сильно изменилась в 1917 году. Троцкий принадлежал к так называемым "межрайонцам", можно назвать еще несколько известных имен из этого круга – это Луначарский, Урицкий с их сторонниками в Петрограде.

– Чем отличалась их программа?

– Если кратко, то они настаивали на необходимости сближения всех революционных элементов в Российской социал-демократической партии, хотели преодолеть конфликт между меньшевиками и большевиками.

Председатель Петросовета Лев Троцкий – из обращения к конституционным демократам (кадетам), декабрь 1917 года:

"Вам следует знать, что не позднее чем через месяц террор примет очень сильные формы по примеру великих французских революционеров. Врагов наших будет ждать гильотина, а не только тюрьма".

– То есть Троцкий образца 1917 года выглядит как более умеренный деятель по сравнению с Лениным?

– Нет, в 1917 году их различия стерлись во многом. Троцкий из лидеров большевизма был более близок к Ленину на момент Октябрьской революции. Ленин его хвалил, говорил, что с тех пор, как Троцкий признал, что формирование коалиционного правительства разных социалистических партий невозможно, не было лучшего большевика, чем он. При этом Ленин до 1917 года очень резкого критиковал Троцкого именно за попытки объединить социал-демократию. Поэтому позднее, уже в 1923 году, противникам Троцкого – вначале Зиновьеву, затем Каменеву, Сталину и Бухарину, было довольно просто создать миф о таком органически антиленинском Троцком.

– Роль Троцкого в организации и проведении Октябрьского переворота была очень значительной. Насколько? Можно ли сказать, что без Троцкого, если бы его не было в большевистском руководстве на тот момент, у большевиков захватить власть не получилось бы, или получилось, но не столь гладко?

– Сам Троцкий ответил на этот вопрос. Он сказал, что если бы Ленина не было в 1917 году, то, скорее всего, революции не случилось бы, а если бы не было его самого, Троцкого, то она все равно бы произошла. Я думаю, он здесь не лукавил. Несмотря на то, что Троцкий был человеком самоуверенным, он понимал, что, пользуясь только ораторскими способностями, невозможно возглавить революцию, для этого еще нужна организация. Безусловным лидером большевиков был Ленин, человек с огромным авторитетом, которого у Троцкого не было.

– У Ленина с Троцким была какая-то конкуренция, или Троцкий четко и добровольно занял позицию человека, стоящего пусть и близко, но все же за Лениным? Как их отношения вообще складывались?

– В 1917 году произошло их постепенное сближение. Притом что у нас очень мало источников, освещающих личные стороны этого сближения. Есть, конечно, классический эпизод из "Моей жизни", где Троцкий описывает, как Ленин очень доверительно общается с ним, а на следующий день после переворота ночью они отдыхают, не могут уснуть, разговаривают. Это такая очень фрейдистская сцена. Затем Ленин неоднократно выражает доверие действиям Троцкого во главе народного комиссариата по военным делам и Революционного военного совета, поддерживает его против Сталина. Но я склоняюсь к тому, что Ленин считал необходимым какой-то баланс сил внутри партии, и этим я объясняю довольно резкую его борьбу с Троцким в конце 1920 – начале 1921 года.

– С чем была связана эта борьба?

– Это была так называемая дискуссия о профсоюзах, хотя в действительности это была дискуссия о том, как управлять партией в условиях военного коммунизма и впоследствии. Грубо говоря, Троцкий утверждал, что если у нас военная ситуация, то нужно и управлять более административными, жесткими методами. Ленин же формально настаивал на том, что нет, что мы должны дать больше независимости профсоюзам, но при этом не давать им возможности быть в духе революционного синдикализма органами власти, на чем настаивали еще более левые элементы.

– Накануне смерти Ленин пишет то, что старые большевики называли его политическим завещанием, где всему большевистскому руководству, как говорится, всем сестрам, раздается по серьгам. О Троцком там был двоякий отзыв, сочетание уважения и критики: "Тов. Троцкий, пожалуй, самый способный человек в настоящем ЦК, но и чрезмерно хватающий самоуверенностью и чрезмерным увлечением чисто административной стороной дела". Ленин никогда, насколько я понимаю, не рассматривал Троцкого как своего однозначного преемника. Почему?

– Речь не шла в данном случае о каком-то преемнике в том смысле, как монархи или диктаторы передают власть друг другу. Речь не шла о единоличной власти. Собственно, даже у Ленина не было такой единоличной власти никогда. Он может считаться диктатором, безусловно, но в совершенно в другом смысле, не в том, к которому современный человек более привычен.

​

Из воспоминаний Льва Троцкого "Моя жизнь" (1930):

"Нет никакого сомнения в том, что для текущих дел Ленину было во многих случаях удобнее опираться на Сталина, Зиновьева или Каменева, чем на меня… У меня были свои взгляды, свои методы работы, свои приемы… Он слишком хорошо понимал, что я не гожусь для поручений".

– Вы хотите сказать, что Ленин был в силу своей харизмы и авторитета среди большевиков таким естественным диктатором?

– Он обладал очень большим авторитетом и умением преодолевать какие-то конфликты внутри руководства. То есть Ленин был таким медиатором. Это немножко противоречит тому, что мы знаем о его жестких действиях, но большевистская партия и ее руководство тогда не были едиными. Это была история фракций, внутрипартийных споров. Хотя как таковой борьбы за власть, на мой взгляд, до 1923 года там не было. Но когда Ленин ушел со сцены, она стала неизбежной. Дело даже не в его личности, дело в том, что партия менялась, государство менялось, такая система власти не могла быть вечной. Но как только Ленин заболел и отошел от активного участия в политике, Зиновьев, Каменев, Сталин и их сторонники испугались: они были убеждены, что Троцкий несет опасность как возможный "красный Бонапарт", как потенциальный диктатор.

– А сам Троцкий себя таким Бонапартом ощущал или нет?

– В материалах внутрипартийной борьбы 1923–24 годов, которые я изучил очень подробно, я не нашел свидетельств в пользу того, что Троцкий создавал эффективную политическую машину для захвата личной власти или власти его фракции. Более того, во многих яростных политических дискуссиях того периода Троцкий личного участия не принимал, потому что болел. Хотя его ораторский талант мог легко убедить, например, московскую партийную организацию, в том, что нужно голосовать за оппозицию. Это что касается начала 20-х годов. Сейчас я изучаю политический культ Троцкого в годы Гражданской войны, и у меня еще нет готового ответа. Единственное, что по архивам прослеживается довольно четко, – у Троцкого не было какого-то личного аппарата по созданию собственного культа, как у Александра Керенского в 1917 году, например.

Интересная история связана с единственной пропагандистской брошюрой, биографией Троцкого под названием "Трибун революции", написанной Георгием Устиновым, другом Есенина. Устинов написал эту брошюру, судя по всему, в конце 1918 года. Но именно потому, что ее содержание показалось настолько неуместным в тогдашнем контексте, когда сам Ленин начал одергивать пропагандистов, чтобы снизить этот пафос в отношении самого себя, не говоря уже о Троцком, брошюра вышла только в 1920 году очень маленьким тиражом и осталась почти незамеченной. Некоторые историки делают странные выводы на основе этой брошюры о том, что был какой-то неимоверный культ личности Троцкого.

​– Культ не культ, но к концу Гражданской войны популярность Троцкого в советской России была очень велика в связи с тем, что он сыграл большую роль в победе красных. В этой связи вопрос: в ходе Гражданской войны Троцкий проявляет себя как очень солидный, мощный военный организатор Красной армии, но потом, в 20-е годы, он проигрывает Сталину в борьбе за власть, причем именно по организационным причинам – Сталин лучше выстраивает систему аппаратной власти. Почему так произошло, куда делись организаторские способности Троцкого? Или просто Сталин был такой гениальный аппаратчик?

– Здесь нужно различать административную власть и политическую. Троцкий никогда не мог создать нормальную фракционную организацию. На это указывали даже его оппоненты во время внутрипартийной борьбы. В 1924 году они издевались над ним устами Зиновьева, что Троцкий "создает плохонькие фракции". В действительности Троцкий действительно был талантливым администратором, но он, даже если бы захотел, на мой взгляд, как человек новый для партии, не смог бы большую часть коммунистов переманить на свою сторону. Субъективно он не стремился к этому.

Как это ни удивительно может прозвучать, весь анализ его деятельности, в том числе документы его личного архива и архива его секретариатов, говорят об отсутствии масштабной работы по сплочению союзников, по поиску друзей. У него было свои клиенты, скажем так, для которых он был патроном. Троцкий мог дать им какой-то символический ресурс, например, мог написать хвалебную рецензию на книжку стихов, как это сделал в отношении Александра Безыменского, тот в ответ поддержал его во время внутрипартийной борьбы, но сразу после этого ушел, записался в сторонники Сталина. Политическая культура 20-х годов в принципе была еще не готова целиком и полностью для какой-то персональной власти.

– Сталин выстраивал новую политическую культуру, которая под такую власть была "заточена"?

– Конечно, но при этом он лавировал. Плюс еще какие-то молекулярные процессы происходили в обществе. Можно отследить по многочисленным письмам Сталину, которые есть в архивах, как постепенно все больше и больше обычных людей, крестьян и рабочих пишут именно Сталину как главе аппарата партии, обращаются со своими проблемами, идеями. Хотя о каком-то культе Сталина в 20-е годы, конечно, не приходится говорить. Но постепенно формируется, я бы сказал, авторитарное мышление.

​Из выступления Михаила Томского, противника Троцкого, на пленуме ЦК ВКП (б), ноябрь 1927 года: "В обстановке диктатуры пролетариата может быть и две, и четыре партии, но только при одном условии: одна партия будет у власти, а все остальные в тюрьме".

– А что за человеком был Троцкий, насколько он был, например, жесток? Он сыграл большую роль в организации Красной армии, в ее победе в Гражданской войне. Известны многие его безжалостные распоряжения по отношению не только к врагам, но и к своим – например, расстрел каждого десятого солдата одного из полков Красной армии, который в конце лета 1918 года под Казанью отступил без приказа. Это был фанатик, "рыцарь революции", готовый потопить все в крови во имя своих идей и дисциплины, или все же более сложная натура?

– Троцкий как личность был довольно колючим человеком, ему было трудно дружить. Сталин выглядел намного более дружелюбным в узком кругу. Троцкий был более педантичен, он часто в политбюро, например, отказывался участвовать в неформальных встречах.

– Неформальных – это за водкой и закуской, условно говоря?

– И это тоже. В середине 20-х, когда Троцкий создал блок уже с Каменевым и Зиновьевым, он как-то не смог выдержать на вечеринке у Каменева, вернулся домой, сказал, мол, нет, не могу, это кошмар и безвкусица. У него было немного близких друзей. Те, кто были, в основном были ему преданы, но к 30-м годам их всех сломали так или иначе. Это история Христиана Раковского, Евгения Преображенского. Если говорить о личной жестокости… В воспоминаниях самых разных людей о Троцком я не сталкивался с этим. Исключение – одна из самых известных биографий Троцкого, написанная его соратником по первой социалистической организации, это Григорий Зив, биография была написана в 1921 году. Он очень негативно относился к Троцкому, подчеркивал какие-то его таланты, но в то же время утверждал, что Троцкий был каким-то эмоциональным калекой, был предрасположен к тому, чтобы встать во главе армии и отдавать беспощадные приказы.

​– Так ведь и было?

– Сам Зив подчеркивает парадокс: в личном общении Троцкий мог быть очень искренним и добрым, но все-таки преобладало в нем какое-то инструменталистское представление о людях. Мне кажется, эта психологическая загадка не раскрыта и не будет никогда раскрыта, потому что мы не можем заглянуть в душу человека, который жил сто лет назад.

– Пару раз публично Троцкий объяснял свой отказ принять высокие должности в большевистской иерархии – в частности, заместителя председателя Совнаркома, когда Ленин уже был болен, – своим еврейским происхождением. Для него это действительно был существенный момент?

– Это вопрос, которого он отчасти пытался избегать, насколько это было возможно. Но его отказ занять должность сначала председателя СНК, затем заместителя действительно был мотивирован этим. Одновременно с этим Троцкий стремился не касаться тех вопросов, в которых, скажем так, его происхождение могло сыграть роль. Поэтому он не участвовал, например, в деятельности еврейской секции в партии, не заявлял о себе как о громком борце с антисемитизмом. При всей его плодовитости как публициста он, наверное, не больше 10 статей написал, в которых так или иначе касался еврейского вопроса. В действительности Троцкий был принципиальным противником национальных идентичностей.

Из выступления Сталина, 1927 год: ​"Мы боремся против Троцкого, Зиновьева и Каменева не потому, что они евреи, а потому, что они оппозиционеры".

– То есть он был подлинным интернационалистом, как и положено коммунисту?

– Он себя таковым и считал. Он просто это еще и обосновывал тем, что еврейская культура не коснулась его в детстве сколь бы то ни было заметно. В детстве он говорил фактически на суржике. Его родители не были особенно религиозны. Потом уехал учиться в Одессу, затем в Николаев, где жил в интеллигентных семьях своих родственников и в общем воспитывался как подданный Российской империи, без конкретной национальной привязки. Он очень резко выступал против таких еврейских организаций, как Бунд и Поалей Цион, потому что считал, что все это неважно, что нужно объединяться всем радикальным социалистам в единое движение, вне зависимости от национальностей.

– У Троцкого была какая-то своя стройно разработанная концепция, представление о том, как нужно строить социализм и коммунизм? Можно ли говорить о троцкизме как о полноценной идеологии, а не только об идеологическом ярлыке, который впоследствии Сталин навесил на Троцкого и его последователей?

– Это вообще интересная история – как ярлык постепенно становился самоназванием движения, уже после смерти Троцкого, конечно. Есть политические группы, которые говорят о троцкизме как о какой-то полноценной идеологии в рамках социализма. На мой взгляд, во-первых, "троцкизм" – это очень неудачный термин, а во-вторых, у Троцкого не было ответов на все вопросы, как и не было их у Ленина. Ни ленинизм, ни троцкизм не являются полноценными идеологиями – это такие направления в социал-демократическом, затем в коммунистическом движении, которые отвечали на конкретные вопросы. Троцкизм не давал ответов на то, как построить социализм пошагово.

– Но в рамках большевистской системы после революции Троцкого можно считать носителем какой-то реальной альтернативы? Если бы ему вдруг бы удалось одержать верх в борьбе за власть, советский проект развивался бы как-то существенно иначе?

– Это очень популярный вопрос, но, на мой взгляд, он не совсем правильно сформулирован. Если мы говорим о замене Сталина Троцким в качестве диктатора, то это из разряда фантастики. Мы не знаем в действительности, как бы себя повел Троцкий, может быть, он был бы более мягким диктатором, не устраивал какой-то фантасмагорический террор с обвинением всех своих бывших соратников в измене. Но я считаю, что Троцкий не мог быть альтернативой в таком виде, как диктатор. Его альтернатива заключалась в том, что он предлагал другой способ управления партией.

​– Какой именно?

– Мой анализ его опубликованных и неопубликованных статей, его дискуссий с товарищами меня убедил в том, что Троцкий склонялся к возвращению к каким-то более демократическим нормам внутри партии. Он справедливо полагал, что если партия начинает слепо следовать решениям верхов, то это целиком меняет смысл и содержание движения, потому что сковывает инициативу. Он действительно верил в то, что инициатива рядовых членов партии и советской общественности, как он выражался, необходима для построения социализма.

– А он тут не видел фундаментального противоречия? Потому что если мы допускаем, как говорил другой коммунистический лидер, "плюрализм мнений" в рамках правящей партии, то это ведет к тому, что она перестает быть единственной партией. Ведь она неизбежно разделится на разные платформы, а потом, глядишь, и на разные партии. Как тут удержать все в рамках однопартийной системы?

– Троцкий оставался в плену тех ограничений и иллюзий, которые возникли в 1921 году в момент Кронштадтского восстания, когда большевики наложили суровые запреты на внутрипартийные объединения. Но уже к 30-м годам он пришел к мысли о том, что не только внутри партии допустимы фракции, но в принципе после политической революции, которая должна свергнуть группировку Сталина, возможна и многопартийность. Однако, конечно, он не выходил за рамки социалистической многопартийности.

​– Троцкий в изгнании, в те годы, которые предшествовали его убийству, в чем-то раскаивался, писал, говорил о том, что, мол, тут я ошибся, тогда-то и тогда-то был неправ?

– Он неоднократно подчеркивал, что был не прав по вопросам партийного строительства до революции 1917 года, то есть в своих спорах с Лениным. Но обострение политических дискуссий и маргинализация Троцкого как политического лидера подвели его к некритической оценке своей деятельности, в том числе во время Гражданской войны. Он настаивал на том, что авторитарные методы на тот момент полностью отвечали обстановке. Он отказывался признать, например, что Кронштадт был колоссальной ошибкой. В принципе можно обнаружить у него нотки покаяния относительно своей какой-то политической наивности в 20-е годы. Постепенно Троцкий приходил к пониманию того, что он проиграл не какому-то ничтожеству, каковым он считал Сталина, а человеку, который оказался более хитрым и способным захватить власть и утвердить свою диктатуру.

– Троцкий пережил большую личную трагедию: у него погибли почти все родственники, которые остались в СССР и до которых смог дотянуться сталинский режим. Он что-то об этом говорил или переживал это сугубо внутри, наедине с собой?

– Дневники и письма Троцкого в основном опубликованы. Он, конечно, очень сильно переживал прежде всего гибель всех своих детей. (Младший сын Троцкого, Сергей Седов, был расстрелян, старший, Лев, умер в Париже при подозрительных обстоятельствах – сам Троцкий считал, что его отравили советские агенты. Одна из дочерей Троцкого, Нина, умерла от туберкулеза, вторая, Зинаида, покончила с собой. – РС). В письмах Троцкого к жене видно, насколько сильно он отличался в эмоциональном плане от того же Сталина, у которого мы не найдем личных документов. У Троцкого действительно сильная палитра чувств. Но, например, свой дневник он писал из расчета на его публикацию, поэтому был недостаточно откровенен там.