Писательница Марианна Гончарова (Черновцы) делится американскими впечатлениями. В течение двух месяцев она вела семинары в колледже Grinnell (штат Айова):
«Я сама из маленького города и приехала в маленький. Я очень люблю детали. Я ожидала, что так и будет: я нырну в нору, как «Алиса в Стране чудес», и в этой норе я увижу чудеса. Эти чудеса были на каждом шагу. Я покатилась в эту нору и попала в Гриннелл (штат Айова).
Я познакомилась с редактором газеты Мартой. Эту газету основал ее отец, даже дед. В Гриннелле есть улица имени ее деда. И вот эта Марта с ее горячим щедрым сердцем решила быть моим проводником. Она появлялась у меня в доме или еще где-то, у нее была роскошная улыбка, потом она исчезала, а улыбка продолжала передо мной плавать, плавать. Она договаривалась в одном месте, в другом, и я туда ехала. Например, я поехала в приют для бездомных животных брать интервью, но поскольку рук не хватало, то я бросила свою камеру, отложила диктофон и стала им помогать убирать за котами, держать котят, когда их прокапывают, лекарства дают, убирать клетки, убирать лотки. И на следующий день на улице останавливались машины, оттуда выглядывал человек и говорил: «Вы та Марианна, которая вчера у нас была в приюте и убирала за нашими котами?». Я говорила: «Да». «Приходите ко мне в магазин, у меня скидки, я все равно его закрываю, ко мне никто не ходит». Я приходила в магазин и мне говорили: «Вы та Марианна, которая приехала в колледж преподавать, и вчера вы были в приюте и убирали за нашими котами?». Этот вопрос на протяжение двух месяцев мне задавали все. Я не понимаю, почему это было странным, что человек приехал в колледж вести семинары и при этом поехал волонтером в приют, но это было все очень приятно.
Люди в этом городе очень дружны. Я как раз приехала ко Дню благодарения, и меня весь город начал приглашать на ужин. Я не могла отделаться. Меня пригласил раввин, священники разных храмов. Храмов там такое же количество, как и ресторанов, то есть из каждого храма прихожане идут на ужин в свой ресторан. Меня приглашали преподаватели самого колледжа. В конце концов меня пригласила кафедра французского языка, Филип и Клэр Мойсон. И вот я пошла к Клэр на этот прекрасный ужин. Мы играли в Apples to Apples, есть такая интеллектуальная игра. После ужина мы много говорили. Меня поразила традиция, когда мы за столом должны были перед началом ужина сказать, за что же и кому ты благодарен. Каждый поблагодарил и небо, и родителей, а я поблагодарила, конечно, Толю Вишевского, профессора Вишевского, который меня пригласил. Он для меня открыл меня. Для меня такое долгое путешествие в одиночку — это тоже был новый опыт. Я поняла, что я достаточно сильная, что я могу преодолеть свою аэро- и акрофобию, спокойно лететь 8 часов, ничего не бояться. Потом я поняла, что я хорошо знаю язык.
Меня поселили в старинном доме, который был построен в 1860 году, до меня там жил и Владимир Войнович, и Татьяна Толстая, они даже чай там оставили. Этот дом оказался живым, он очень хорошо меня встретил, он был такой теплый, он похрустывал суставами, как будто просыпался. Иногда он был ворчливый, недовольный. Но когда в город пришел торнадо, мне охрана колледжа позвонила и сказала: спускайтесь в подвал. Этот дом меня тоже охранял от торнадо. Я думала, сейчас все снесет, что же со мной будет, я одна в доме, в подвале. Я сидела в этом подвале, выключился свет, а интернет остался. Вдруг в моем планшете раздался звоночек: все мои друзья из Грузии, из Израиля, из Армении, вдруг они как-то проявились. Кто-то не спал, кто-то проснулся, и они мне стали писать: не бойся. Я им писала: я в подвале. Не бойся, сейчас все пройдет. Дом в моей новой книге просто живой персонаж, потому что за мной следом шаркали какие-то невидимые тапочки, на столах полированных, вручную полированных, какие-то были пятна, и я понимала, что это дыхание той женщины, которая в 1860 году вытирала этот стол, чтобы он блестел, на него дышала, потом снова вытирала какой-то мягкой тряпочкой. Однажды в этот дом ночью через камин пришёл енот. Вдруг я услышала ночью снизу на кухне шорох, грохот, я уже готова была набирать 911, я не знала, что мне делать. Я сидела в своих подушках в спальне, трусилась и не понимала, что происходит. Я громко кричала: 911, алло. Опять же позвонила в колледж и утром вызвала человека. Там какие-то сухарики у меня были, они пропали, и я поняла, что то ли это мыши, то ли непонятно кто. Он пришел и сказал: «Это енот. Вот если бы это был скунс, тогда бы вы переехали в другой дом». Я почувствовала в его голосе сожаление. Он говорил: «Эти звери, мы мало что о них знаем. Это особенные существа. Вы знаете, что в Индии уже признали дельфинов личностями? Вот придет время, вот увидите, что когда-нибудь дельфины будут учиться в колледже». Я говорю: «Как же вы работаете, у вас написано на машине — мыши, скунсы»? Он говорит: «А я их не убиваю. Я их —в клеточку и вывожу далеко в прерию, они там в прерии покрутятся и снова в город. Я их снова в клеточку и в прерию».
У меня есть в новой книге глава про кафедру. Они были готовы открыть мне все тайны города. Они меня потащили на американский завтрак: ты обязана, ты должна понять, что такое американский завтрак. Мы поехали смотреть бизонов, налипло грязи на машину в этой прерии, как раз прошел дождь, там такая глина жирная. Но бизонов не было. Мне сказали: «Нет, мы видели их». «Когда вы видели?». «В прошлом году». Мы нашли бизонов, они стояли, пар из ноздрей. Я говорю: «Так это же зубры». «Что ты, какие зубры? Это не зубры, а бизоны». Они потащили меня в мексиканский район, мы пошли в мексиканский ресторан, где ни один человек не говорил по-английски. Пока наши американцы закрывали машину, парковались, я пыталась станцевать танец, что, мол, я не ем свинину, пантомимой показать, потому что они английский язык вообще не понимали или не хотели понимать. Потом пришел наш профессор Вишевский, который, мне кажется, по щелчку в чужой стране, прислушивался несколько дней, а потом начинал говорить. Я слышала, как он говорит по телефону по-испански. По-английски, конечно, он безупречно говорит. И потом когда нас потащили (еще одно открытие) в китайский ресторан, я все ждала, когда же профессор Вишевский заговорит по-китайски, но китайцы говорили по-английски.
Я понимаю, что об Америке писали по-разному, кто-то смеялся над бездуховностью американцев, кто-то ее возненавидел после приезда. Но для меня этот маленький город благодаря моим друзьям оказался таким невероятно добрым, щедрым открытием. Это была настоящая Америка. Там было столько слоев в этом городе. Я очень много там работала, я хотела написать новую книгу быстро, не получалось, писала целый год, и я была очень напряжена, потому что я должна была вести семинары и быть к ним готовой. Я очень хотела понравиться, я хотела, чтобы студенты остались довольны и преподаватели тоже. А когда я приехала домой, я вдруг поняла, что я очень полюбила этот маленький город, вот эту настоящую Америку и очень скучаю по людям. Я была там в разных местах, была у масонов, которые меня потрясли своей щедростью. Я увидела, как они помогают всему городу, масонам и не масонам, помогают инвалидам, помогают неимущим студентам учиться, поступать, фермерам искать сбыт, обрабатывать землю, покупать мелкую технику сельскохозяйственную.
И еще я попала в полицию. Потрясла меня молитва полицейского, где полицейский просит Бога, чтобы он его воодушевил на поступки, чтобы он сделал его сильным, чтобы полицейский охранял свой народ, защищал свой народ. И в конце этой длинной, очень красивой, очень неформальной молитвы было сказано: «И во всем этом, Господи, я прошу — будь на моей стороне».Я не знаю, кем они вообще меня считали, да, они считали меня русским писателем, но когда мы знакомились, они понимали, что я приехала из Украины.
Вот говорят о бездуховности американцев, о нечуткости, о формальных улыбках, формальной приветливости. Там произошел такой случай: мы готовились к Хэллоуину, у всех у нас были костюмы, кафедра мне тоже принесла костюм. Мы готовы были уже рисоваться, я забежала в дом переодеться, посмотреть последние новости. Выяснилось, что в это время в Египте рухнул российский самолет. Как раз в этих новостях была фотография, там 10-месячная девочка Даша смотрела на взлетную полосу, Даша, которая погибла через несколько часов. Тут же стали перезваниваться, вся моя кафедра, их немного, никто из нас, конечно, на вечеринку не пошел».
Виктору Пивоварову — 80
Интервью художника-юбиляра передаче «Поверх барьеров»:
«Для художников 60-70-х годов, которые получили название нонконформистов, политика было слово ругательное. Была неписанная этика, неписанные правила, которые говорили о том, что никакого отношения с политикой иметь нельзя, участвовать в политике, не пускать это в творчество. Просто политика считалась низменным делом, недостойным художника».
Полностью интервью с Виктором Пивоваровым можно прочитать здесь.
Фотограф Георгий Пинхасов (Париж) и его ученики (Татьяна Сотникова, Юлия Кузнецова, Владимир Садович, Антон Пфенинг)
Георгий Пинхасов — современный фотограф, действительный член легендарного фотоагентства Магнум, основанного в Париже Анри Картье-Брессоном и Робертом Капой. Среди самых известных его альбомов Sightwalk («Взгляд на ходу»), 1998 г. и Nordmeer («Северное море»), 2006 г. Пинхасов — один из тех, кто сегодня охотно снимает айфоном и размещает свои фотографии в инстаграме. Он ощущает себя одновременно москвичом и парижанином и признается, что на него оказали большое влияние Андрей Тарковский и Анри Картье-Брессон. Георгий Пинхасов проводит регулярно мастер-классы в разных городах мира, среди его учеников — москвичи и самарцы, питерцы и киевляне,мюнхенцы и парижане.
Радиоантология современной русской поэзии
Стихи Демьяна Фаншеля. Он родился в 1955 году в Одессе. По профессии врач. Автор многочисленных публикаций в периодике и трёх сборников. Живёт в Кёльне.
Сон: Львов
Марине Курсановой
І все то те... Душе моя
Чого ти сумуєш?»
Т.Г. Шевченко
Буднично. Привычно. Странно: «Україно, земле..».
День прилёта? День отлёта? Вслушиваюсь. Внемлю.
Гулкий звук шагов: проходит ( молча : пантомима )
Стен в подземном переходе – как Орфея – мимо.
Не узнала : от вина ли? Полночи без сна ли ?
— «Не заметила, гуляла : гетьмана меняли.»
Боевой гопак. Предместье. (Вспомнил : капоэйра!)
Брама тёмная. Европа. Новая эра.
Львов. Окраина. Заборы. Вороны, вороны.
Телевизоры — о Крыме. Министр обороны.
К Центру. К университету. Опере австрийской.
Магазинам. К центру. Свету. По улице Стрыйской.
Что ни спросишь — наливают. Плясовая. Опа!
Коломыйский блюз. Кавярня. Дикая синкопа.
Судорога букв, мигает клинопись неона:
Там музыки слепые — рвут аккордеоны!
В боковом — билет на Франкфурт. Ночь: „Tylko we Lwowe“. —
Переделано. Переспiв. Упрямая мова.
Тень отлёта. Все в пролёте: гуляй по буфету.
Здесь, у трапа самолёта — ваши. Наших нету.
Как волы ревут турбины в «Боинге» козацком...
Не подавишься ли, сыну, сувенирным пляцком?
«Мои любимые пластинки» с писателем Анатолием Найманом
