Врачи и гуманитарные работники из нескольких международных организаций обратились с открытым письмом к представителям российского медицинского сообщества. Послание адресовано Союзу педиатров России, Российской медицинской ассоциации, Российскому Красному Кресту и профсоюзу работников здравоохранения и подписано известными американскими медицинскими специалистами, профессорами университетов и представителями некоммерческих организаций. Авторы открытого письма просят своих коллег повлиять на российские власти, с тем чтобы они остановили бомбежки восточного Алеппо и позволили эвакуировать из осажденного города умирающих без медицинской помощи людей.

"Восточный Алеппо стал современным Сталинградом. Сталинград был осажден нацистами 160 дней. Это было страшнее ада на Земле. Люди в осажденном восточном Алеппо сейчас находятся в таких же условиях. Они находятся в осаде уже 100 дней. У них нет детского питания, еды, топлива, медикаментов и всего того, что необходимо для простого выживания. Последние запасы гуманитарной помощи, ранее доставленные в город ООН, полностью иссякли еще 13 ноября. Число жертв растет по мере усиления бомбардировок, осуществляемых армией Башара Асада и российской авиацией. Восточный Алеппо – это лишь один из 40 городов и районов в Сирии, находящихся в осаде. Более миллиона сирийцев не могут получить необходимую для жизни помощь, в том числе медицинскую. Мы просим вас призвать свое правительство открыть коридоры, чтобы ООН и Международный комитет Красного Креста могли доставить гуманитарную помощь в Алеппо и другие осажденные сирийские города. Мы просим вас повлиять на российские и сирийские власти, чтобы прекратить намеренные и непреднамеренные атаки на гражданское население, больницы и школы", – говорится в письме, опубликованном вместе со списком подписавшихся на сайте Сирийско-американской медицинской ассоциации .

Один из инициаторов обращения к российским медикам – живущий и работающий в Чикаго американский врач-нейрохирург сирийского происхождения, член Сирийско-американского медицинского общества (SAMS), доктор Захер Сахлул. Когда-то он учился с Башаром Асадом в одном медицинском университете в Дамаске, а сейчас пытается помочь сирийцам, нуждающимся в медицинской и гуманитарной помощи в результате действий его армии и ее союзников – России и Ирана. Сахлул несколько раз посещал Алеппо в составе медицинских гуманитарных миссий еще до полной осады восточной части города, последний раз – в июле. С того момента, как армия Асада установила блокаду занятых вооруженной оппозицией районов Алеппо, доставка туда медицинской помощи из США и других стран стала невозможной. В интервью Радио Свобода доктор Захер Сахлул описывает масштабы гуманитарной катастрофы в восточном Алеппо, основываясь на информации, которую он практически ежедневно получает от последних остающихся в осажденном городе врачей.

– Какова последняя информация о ситуации в осажденном Алеппо, которой вы располагаете?

– Ситуация на сегодняшний день катастрофическая. Мои коллеги присылают мне фотографии бегущих из города людей. Несколько районов Алеппо вновь заняты сирийским режимом и его союзниками. Я также видел фотографии мертвых тел на улицах, и больнее всего видеть, что многие из них – тела детей. Я видел фотографии детей, пытающихся уйти из Алеппо. Одна из этих фотографий была особенно душераздирающей, это фотография девочки с ампутированной ногой, которая пыталась покинуть город на костылях. Многие люди несут в руках вещи, а на плечах – детей. У меня есть сообщения о том, что осажденную часть города пытаются покинуть около 15 тысяч человек. Некоторые пытаются бежать в районы, которые контролирует армия Асада, некоторые ищут пути к деревням в окрестностях Алеппо, которые контролируют курды.

Еще осталось несколько мест, где врачи и медсестры могут оказывать медицинскую помощь. В основном это подвалы и цокольные этажи зданий. Одна из моих коллег, медсестра, рассказала мне, что некоторые люди умирают не только от травм и ранений, но и потому, что нет достаточного количества врачей и медицинских материалов. К тому же сейчас там очень холодно. У них нет достаточного количества одеял, чтобы накрыть пациентов. Для пациентов с потерей крови очень важно находиться в тепле, а у них нет дизельного топлива для генераторов, чтобы согреть эти помещения. Так что ситуация без преувеличения катастрофическая. Давайте не будем забывать, что там остается около 300 тысяч человек, из которых 100 тысяч – дети, которые находятся в осажденном городе уже больше четырех месяцев. Все это время у них не было еды и медикаментов. Многие из них страдают от недоедания. Они безумно устали от ежедневных бомбежек. Эта часть города подвергается непрерывным бомбежкам последние три недели.

– Сколько человек, по вашим данным, нуждаются сейчас в осажденном Алеппо в неотложной медицинской помощи?

– Сложно подсчитать. Но я думаю, что каждому без исключения в Алеппо сейчас нужна та или иная медицинская помощь – идет ли речь о лечении ран, болезней, хронических заболеваний или психическом здоровье. Это огромная психологическая травма для женщин и детей, которые сталкиваются со смертью каждый день, которые каждый день узнают, что кто-то из их родственников или знакомых погиб. Есть сообщения о том, что режим Асада сбрасывает на город не только бочковые бомбы, но и бомбы с хлорином. Они вызывают удушье, очень больно видеть людей, которым не хватает воздуха, чтобы дышать. Тысячам людей в восточном Алеппо нужна медицинская помощь. Сотням нужна срочная эвакуация. Ситуация очень нестабильная и может стать еще хуже.

– Как оказывается медицинская помощь в условиях осады? Сколько докторов и больниц осталось в той части Алеппо, которая контролируется повстанцами?

– Когда я последний раз был в Алеппо в конце июня – начале июля, незадолго до начала блокады, там работало 10 больниц. В то время в этих больницах работало 30 врачей, включая двух или трех хирургов, из которых один был нейрохирургом. Но уже тогда они испытывали нехватку медицинских материалов. Я привез с собой из Чикаго аппарат для вентрикулярной пункции, который позволяет быстро откачать кровь из желудочков мозга при повреждениях головы. Таких пациентов очень много, и привезенный мной аппарат был единственным. На следующий день после моего приезда мы уже помогли с его помощью 7-летнему ребенку. Но с тех пор, как я покинул Алеппо, многие из этих больниц были разбомблены и уничтожены.

Больница, в которой я работал в те дни, находилась под землей, в подвалах, для защиты от бомб. До того как ее здание было разрушено, там было самое крупное в городе травматологическое отделение, где выполнялось около 4 тысяч операций в год. Эта больница была уничтожена бочковыми и зажигательными бомбами, на нее сбрасывали даже противобункерные бомбы. В итоге она полностью прекратила работу. Все больницы, где я побывал во время той поездки, сейчас больше не работают. По информации на прошлую неделю в осажденной части Алеппо оставалось два небольших по площади места, где врачи и медсестры могут оказывать помощь гражданскому населению. Оба этих места – это переполненные людьми подвалы. Там нет ни достаточного количества медперсонала, чтобы лечить такое количество людей, ни достаточного количества медикаментов. Моя знакомая, медсестра, рассказала, что они оперируют пациентов прямо на полу. Люди кричат. Она говорит, что худшее, что может случиться с тобой в Алеппо, – это травма или ранение. Это означает неминуемую смерть, потому что даже если вы найдете врача и больницу, вы будете лежать в холодном углу без обезболивающих и, скорее всего, умрете от потери крови. Это полный кошмар, если говорить начистоту.

– Наступила зима, а зимой ночи на Ближнем Востоке бывают очень холодными. Как люди решают проблему обогрева того, что осталось от их жилищ?

– Хороший вопрос. Я бы сказал, что многие люди в осажденном Алеппо не переживут эту зиму. Мы уже получаем с места событий сообщения о смерти пациентов из-за сильного холода. Несколько дней назад нам сообщили о смерти нескольких новорожденных детей, которые погибли из-за холода, поскольку в восточном Алеппо нет электричества. Раньше они использовали дизельное топливо, чтобы с помощью генераторов обогревать хотя бы некоторые помещения в больницах и в домах. Но после четырех с половиной месяцев осады топлива просто не осталось. Чтобы обогреть себя и свои семьи, люди жгут двери и оконные рамы, оставшиеся от разрушенных зданий. Такой способ обогрева очень опасен, можно задохнуться угарным газом, может начаться пожар. У людей заканчивается еда. Алеппо – очень урбанизированный город. Там нет лесов, не осталось деревьев. Деревья, что были в парках, давно спилены и пущены на обогрев. Ситуация катастрофическая.

– Россия и режим Асада обвиняют повстанцев в том, что те прикрываются больницами и пациентами как живым щитом. Что можно ответить на эти обвинения?

– Я пять раз был в Алеппо в составе медицинских гуманитарных миссий. Последний раз я был там вместе с двумя американскими врачами. Один из них – 70-летний педиатр, второй – хирург-ортопед, работающий в одном из крупнейших медицинских центров в Чикаго. Мы не увидели никаких свидетельств чего-то подобного ни в одной из семи больниц, где мы работали или которые мы посещали. Никаких вооруженных людей или просто оружия. Я поддерживаю связь с оставшимися в Алеппо врачами и медсестрами. У всех них есть четкое понимание того, что значит быть врачом на войне. У них есть стойкое убеждение в том, что врач должен оставаться нейтральным и непредвзятым, что врач не должен позволять больнице стать базой для вооруженных людей, что он должен принять любого пациента независимо от его принадлежности к той или иной воюющей стороне. В этом суть Первой Женевской конвенции, принятой более 150 лет назад, в этом суть клятвы Гиппократа, которую приносят все врачи, поэтому они должны быть под защитой.

То, что сейчас происходит в Сирии и в Алеппо, – это каждодневные военные преступления. К сожалению, Россия в последние месяцы бомбит больницы каждый день. Каждый. Это означает, что вы лишаете местных жителей доступа к медицинской помощи. За последние 144 дня было 143 сообщения об атаках на больницы и медицинские учреждения. В Сирии эти атаки происходили в среднем каждые 17 часов! Треть из них – в Алеппо. В среднем каждые 50 часов кто-то из медицинских работников в Алеппо подвергался нападению. К сожалению, Россия является одним из соучастников этих военных преступлений, попутно ставя под сомнение принцип медицинского нейтралитета.

– Есть ли у людей в осажденном Алеппо хоть какая-то возможность получить доступ к медицинской помощи в тех районах города, которые контролируются правительственными войсками?

– Сейчас перемещаться между этими районами стало очень опасно, даже для гражданских лиц. Буквально на днях во время бомбежки погибли 20 мирных жителей, пытавшихся покинуть осажденную часть города. Вероятно, в ближайшие несколько дней люди вообще лишатся возможности перемещаться между восточным и западным Алеппо. У нас есть сообщения о том, что в районы, контролируемые Асадом, перешли около 2000 гражданских лиц. Но не у всех жителей восточного Алеппо есть такая возможность. Например, раненые не могут выбраться из города без посторонней помощи. В Алеппо нет сотрудников ООН. Нет надлежащей процедуры эвакуации. Нет никаких независимых наблюдателей, которые могли бы удостовериться, что пациентам, которых эвакуируют из восточной части города, ничто не угрожает. Многие боятся, что они попадут в тюрьмы Асада и будут подвергнуты пыткам. Очень многие мирные жители не решаются перейти на другую сторону еще и по этой причине.

– Россия направила в Сирию мобильный госпиталь для оказания помощи местным жителям. Он тут же подвергся обстрелу, в котором Россия обвиняет отряды вооруженной оппозиции из восточного Алеппо. Как вы можете прокомментировать этот факт? И могут ли российские мобильные госпитали выправить ситуацию с медицинской помощью жителям как западной, так и восточной части города?

​– Мы осуждаем атаку на российский полевой госпиталь в Алеппо и приносим наши глубокие соболезнования семьям погибших медсестер. Любые атаки на медицинские учреждения – это нарушение принципа нейтральности медицинских работников на войне. Атака на российский госпиталь в Алеппо подчеркивает главную проблему: с момента начала войны в Сирии систематические атаки на медицинские учреждения стали нормой. Что касается реальной помощи, которую можно было бы получить от развертывания этого госпиталя, то я слышал уже много обещаний от России. Мы знаем, что какая-то российская медицинская и гуманитарная помощь поступает в западный Алеппо, но насчет восточного – у меня большие сомнения. Если такая помощь и поступит, я думаю, что местное население, скорее всего, отвергнет ее. Россия воспринимается в восточном Алеппо как страна, которая помогает военным преступникам. Она воспринимается как государство, которое атакует мирное население, бомбит больницы, школы, убивает врачей и медсестер. Мне очень сложно представить, чтобы гражданские лица в восточном Алеппо приняли помощь от своих врагов.

– Можно ли еще что-то сделать, чтобы спасти жизни мирных людей в восточном Алеппо? Россия, армия Асада, Иран – все они, кажется, просто игнорируют любые обвинения в гибели гражданского населения и методично продолжают наступление на осажденный город.

– Главная проблема заключается в отсутствии политической воли остановить кризис в Алеппо и положить конец блокаде. Кто-то должен взять на себя лидерство. Например, Европейский союз. Я сомневаюсь, что это могут быть Соединенные Штаты, пока там не завершится процесс перехода власти, или ООН. Кто-то должен взять на себя лидерство и обеспечить защиту мирным жителям, сделать так, чтобы прекратились бомбежки больниц, чтобы в город могли войти гуманитарные конвои, которые накормят голодающих детей. Это ведь уже удавалось сделать в прошлом. Подобное уже было в Боснии, в Косове, в других местах, где происходили этнические чистки и совершались военные преступления. Международному сообществу в этих конфликтах удавалось хотя бы частично защитить мирное население и обеспечить коридоры для гуманитарных конвоев. Сейчас мы говорим о кризисе с беженцами во всем мире, особенно в Европе. Миллионы беженцев нарушили привычное течение жизни в европейских странах, вызвали всплеск ксенофобии и исламофобии, антимигрантских настроений, взлет популярности ультраправых партий и политиков. Каждый четвертый беженец в мире сейчас – а мы говорим о 20 миллионах беженцев – из Сирии. Чтобы остановить поток беженцев, нужно остановить кризис в этой стране, надо прекратить бомбардировки мирного населения. Я был с медицинскими гуманитарными миссиями в Иордании, в Ливане, в Турции, в Греции. Я разговаривал с этими беженцами. Я спрашивал их: почему вы бежали? И они отвечали: бомбежки. Бочковые бомбы, использование химического оружия. Если вы хотите остановить поток беженцев, вы должны остановить бомбардировки гражданского населения. Это самое главное, то, что должно быть сделано в первую очередь.

– Вы учились с Башаром Асадом в Дамаске, в одном медицинском университете, даже в одной группе. Каким он был человеком тогда? Можно ли было, глядя на него, представить того Башара Асада, которого мы знаем сейчас?

– Сложно представить себе, что это тот же человек, с которым я учился в одном университете. Он был довольно робким и застенчивым человеком, в какой-то мере даже привлекательным, его в те времена никто не воспринимал как высокомерного или безжалостного. Я встречался с ним и после того, как он стал президентом, трижды. Мы разговаривали о его видении будущего Сирии. Никто не мог представить, что он станет тем, кем он стал. Для многих из нас, тех, кто учился тогда с ним, он несет ответственность за гибель полумиллиона человек, за ранения, полученные двумя миллионами сирийцев, за вынужденное бегство более 12 миллионов граждан – это более половины всего населения Сирии. Он несет ответственность за разрушение исторических достопримечательностей, за всплеск терроризма и за весь тот хаос, которым сейчас охвачена Сирия из-за его беспощадности. После первых демонстраций протеста в 2011 году он мог провести политические реформы, которые бы соответствовали стремлениям сирийской молодежи. Но он отказался делать это, он выбрал другой путь, путь жестокости. Я не могу прочитать его мысли сейчас. Если послушать его последние речи, становится ясно, что он не испытывает никакого сожаления ни из-за бегства людей из страны, ни из-за гибели оставшегося мирного населения. Ему чужды угрызения совести за то, что случилось с Сирией. По сути, он гордится тем, что он сделал. Он убежден, что его война – праведная. Я не могу представить президента, который не испытывал бы раскаяния за то, что он разрушил половину собственной страны.