Александр Подрабинек: Людей не беспокоят проблемы, о которых они ничего не знают. Их мало беспокоят проблемы, от которых они далеко. И люди отмахиваются от проблем, когда они не в состоянии их решить. Этим успешно пользуются те, кто такие проблемы создает.

Нельзя сказать, что люди в России вовсе лишены сострадания. Они достаточно часто сочувствуют тем, с кем поступили несправедливо. Иногда проявляют настоящую солидарность.

​

Диктор: Когда власть разрешила одному из своих фаворитов нажиться на водителях-дальнобойщиках, обложив их данью в рамках программы "Платон", многие москвичи приходили к месту стоянки водителей в Химках. Несли им еду, воду, одеяла. Поддерживали морально.

Петиции на сайте Change.org собирают десятки, а то и сотни тысяч подписей. Такие кампании очень часто оказываются успешными.

Принятый Государственной думой "закон Димы Яковлева", запрещающий иностранное усыновление российских сирот, вызвал бурю общественного негодования.

Оккупация Россией Крыма в 2014 году побудила десятки тысяч людей выйти на демонстрации протеста. Необъявленная война с Украиной мало кого в России оставляет равнодушным, хотя не все занимают в этом вопросе одинаковую позицию.

Александр Подрабинек: Когда беда близко, а тем более касается людей лично, они склонны реагировать на нее, иногда – даже достаточно остро. Вопрос, однако, в том, что такое близко и что такое далеко.

В современном мире, где информация распространяется мгновенно, а ракеты со смертоносным оружием долетают из одной точки земного шара до другой за несколько минут, можно ли считать проблему далекой только потому, что она находится за несколько тысяч километров от нас?

Война в Сирии и российское участие в ней – это далекая от России проблема или близкая? Рассказывает корреспондент Радио Свобода Андрей Королев.

Андрей Королев: В новейшую историю 2011 год войдёт как год "арабской весны" – народных волнений, прокатившихся в целом ряде стран Ближнего Востока и Северной Африки. Начало было положено в Тунисе, где после бурных уличных демонстраций протеста президент Бен Али, управлявший страной 23 года, был вынужден отказаться от власти и бежать в Саудовскую Аравию.

В январе-феврале волнения перекинулись в Египет, Бахрейн, Йемен, Ливию.

Особо острым противостояние оказалось в Сирии – первой из арабских стран, попавших под власть военных. Отец нынешнего президента Башара Асада, Хафез Асад, пришел к власти после 20-го по счету военного переворота в Дамаске. В наследники он прочил старшего сына – Басиля, но тот разбился в автокатастрофе. Двое других сыновей на пост главы государства не годились, и отец остановил выбор на Башаре.

Зародившаяся в 1947 году идеология баасизма, в основу которой положен авторитарный арабский национализм, проповедуемый партией арабского социалистического возрождения, при старшем Асаде приняла форму господствующей. Асад переформатировал БААС на свой диктаторский лад, сделав эту партию правящей.

Беспорядки в Сирии начались 15 марта 2011 года – в Дамаске и Алеппо. Протесты были вызваны лишением свободы и пытками нескольких молодых студентов, арестованных за антиправительственные граффити.

По данным ООН, государственное насилие в отношении нелояльных режиму Асада граждан достигло таких масштабов, что его можно было характеризовать как преступление против человечества. Сирийские силовики преднамеренно пытали, насиловали и убивали мирных жителей.

"На начало ноября не менее 256 детей были убиты правительственными силами, некоторые мальчики подвергались сексуальному насилию, а одна двухлетняя девочка была застрелена с мотивировкой "чтобы не доросла до возраста, когда сможет принимать участие в демонстрациях", – указывается в докладе ООН.

Совет ООН по правам человека оценил численность погибших в Сирии за восемь месяцев 2011 года в 3,5 тысячи человек.

Главным преступлением, в котором сирийская оппозиция обвиняет правящий режим, стало применение против мирного населения химического оружия. Инцидент произошел в населенном пункте Каминас в провинции Идлиб. Ранее комиссия обвинила официальные власти Сирии в сбросе бочек с хлором с помощью вертолетов весной прошлого года в Сармине и Талманесе.

В мае этого же года в качестве одной из первых попыток разрешить конфликт США и ЕС вводят санкции в отношении Сирии (запрет экспорта оружия, заморозка счетов, лишение права на въезд чиновников сирийского правительства).

Однако военный конфликт не стихает. Летом 2014 года президент США Барак Обама попросил Конгресс одобрить выделение 500 миллионов долларов для оказания помощи сирийской оппозиции.

Через год в Сирию направлены российские ВКС. Москва потребовала немедленно вывести авиацию США из воздушного пространства, а сама нанесла авиаудар по городу Хомс.

4 октября 2014 года сообщено, что ВВС РФ "с применением бетонобойных авиабомб уничтожили четыре командных пункта группировки запрещенного в России ИГИЛ в провинции Идлиб. Всего за первые 4 дня официального участия ВВС РФ в бомбардировках в Сирии было нанесено более 50 ударов по различным объектам. Принадлежность большинства из них к "Исламскому государству", впрочем, международными экспертами поставлена под сомнение.

22 января 2016 года министр обороны США Эштон Картер заявил, что США могут провести сухопутную операцию в Сирии и Ираке по уничтожению террористов ИГИЛ.

А через месяц Россия и США договорились о прекращении огня в Сирии между властями и оппозицией. Районы, где будет прекращен огонь, определяли военные РФ и США. Перемирие не распространялось на ИГИЛ, Джабхат ан-Нусру и другие организации, признанные Советом Безопасности ООН террористическими.

Через десять дней президент России Владимир Путин отдал приказ министру обороны Сергею Шойгу начать с 15 марта вывод основной части группировки ВКС из Сирии, так как "основные задачи военной операции выполнены".

Но все лето в Сирии продолжались столкновения между войсками Асада, поддерживаемыми российской авиацией, и повстанцами.

19 сентября в провинции Алеппо под авиаудар попал гуманитарный конвой Сирийского арабского Красного Полумесяца. В колонне находилась гуманитарная помощь почти для 80 тысяч человек. США и страны коалиции обвинили в причастности к гибели конвоя российских военных, приведя собственные доказательства преступления. Россия, впрочем, отвергла все обвинения и почти сразу же ратифицировала соглашение о бессрочном размещении российской авиагруппы в сирийском Тартусе, куда направлены системы ПВО "Антей-2500", и С-300.

Позже Москва наложит вето на резолюцию Совета Безопасности ООН о запрете полетов военной авиации над Алеппо.

Лишь после заявления министров иностранных дел стран ЕС о том, что нанесение авиаударов по гражданским целям, находящимся под контролем повстанцев, может быть приравнено к военным преступлениям, Россия приостановила бомбежки, что, впрочем, признано запоздалым шагом. Москва в своем стремлении любыми средствами поддержать режим Асада продолжает оставаться в международной изоляции.

Александр Подрабинек: В России интерес к событиям в Сирии, мягко говоря, вялый. Эта война мало кого интересует. Далекая от России страна с непонятными проблемами… Опрос на эту тему на улицах Москвы провел корреспондент Радио Свобода Святослав Леонтьев.

– Что вы думаете о войне в Сирии и российском участии в ней?

– Лично я думаю, что в этом хорошего ничего нет, но лично меня это никак не касается.

– Я считаю, что это было необходимо РФ, потому что если Сирия падет, то следующее будет уже у границ России. Были вынуждены участвовать в этой войне.

– Напрасно мы туда ввязались. Это ресурсы – и людские, и прочие. Напрасно, это Афганистан.

– Я считаю: все, что происходит, правильно.

– Война – это всегда плохо. Но я за наше участие в ней в том смысле, что мы помогаем законному правителю навести какой-то порядок и разобраться с террористами.

– Я, честно говоря, не уверен, есть там наше участие или нет. Все, что говорится в новостях… Мы точно не можем знать… Я не знаю, где правда, а где ложь.

– Ничего не думаю, честное слово.

– Я думаю, что это большая беда, большая трагедия. Но друзьям и слабым надо помогать.

– Глупость какая-то, я думаю. Заем это нам надо? Если это надо Путину, пусть едет и воюет, а больше никому...

– Мне кажется, это нас не очень касается, по крайней мере, такого простого человека, как я. Руководству виднее.

Александр Подрабинек: Патриотическая самоуверенность и лихая беззаботность – это не черты исключительно российского общества. Скорее, это свойственно закрытым авторитарным системам, в которых свободное распространение информации подменяется государственной пропагандой.

Такая пропаганда навязывает обществу ряд стереотипов: представление о враждебном окружении, сознание собственной национальной исключительности, убежденность в абсолютной правоте, уверенность в любой военной победе, пренебрежение к нормам общечеловеческой морали и международному праву.

В Германии второй половины 30-х годов прошлого века общество тоже весьма легкомысленно относилось к военным действиям, которые велись вдали от немецких границ. Говорит историк и писатель Елена Съянова.

Елена Съянова: Понятия усредненного немецкого обывателя в те годы, наверное, не существует. Все-таки общество было здорово расколото, хотя Гитлер надувал щеки и заявлял, что он всех объединил. Все-таки была интеллигенция, особенно университетская, был рабочий класс, основной костяк, были фермеры. У всех были разные настроения. Сельское население было довольно спокойным, это все было от него достаточно далеко. Какая-то основная масса, которая живет своей жизнью, занимается своими семьями, своей работой, не анализирует происходящее, а верит в то, что ей дуют в уши…

Александр Подрабинек: Представление о том, что война за границей – это всегда война малой кровью и вдали от дома, очень живуче в странах с атрофированным общественным сознанием.

Обработанное пропагандой общество склонно к легкомысленным решениям, беззаботности и ура-патриотизму. И так до тех пор, пока война не приходит в собственный дом. Так было в Германии с началом Второй мировой войны.

Только когда солдаты начинают возвращаться на родину в цинковых гробах, в людях потихоньку просыпается понимание того, что война, даже заграничная – это не игрушка, не книжка комиксов, не захватывающая компьютерная игра.

В таких случаях авторитарная власть старается скрыть масштабы военных потерь, преуменьшить понесенный военный урон. Тех же, кто добивается правды, власть обвиняет в паникерстве и предательстве национальных интересов.

Андрей Королев: Достоверность официальных данных о людских потерях СССР в Великой Отечественной войне до сих пор вызывает серьезные сомнения. В течение 16 лет после войны все людские потери СССР в этой войне оценивались в 7 миллионов человек. В феврале 1946 года эта цифра была опубликована в журнале "Большевик". Ее же в марте 1946 года назвал Иосиф Сталин в интервью корреспонденту газеты "Правда".

В действительности Сталину была известна совсем другая статистика – 15 миллионов. Об этом ему было доложено в начале 1946 года председателем Госплана СССР Вознесенским. В документе, представленном ему комиссией по оценке потерь, Сталин произвел "редакторскую правку", исправив "15 миллионов" на "7 миллионов".

Но в 1961 году Никита Хрущев в письме шведскому премьер-министру Эрландеру отметил, что прошедшая война "унесла два десятка миллионов жизней советских людей".

В течение четверти века эта цифра являлась официальной. Однако в конце 1980-х годов, в разгар горбачевской перестройки исследователи стали утверждать, что количество жертв войны было намного больше. Так, в изданной в 1995 году Всероссийской книге памяти подробно описана методика подсчетов, по результатам которых получилось почти 27 миллионов всех людских потерь СССР в Великой Отечественной войне.

Споры вокруг цифр продолжаются, как продолжаются они и вокруг данных о потерях в войне в Афганистане.

Общее число погибших за более чем девятилетнее военное присутствие составило более 15 тысяч человек. Самые высокие безвозвратные потери Советской Армии относятся к периоду с марта 1980-го по апрель 1985 года. В том, что касается потерь гражданского населения, ситуация еще более запутана. За период с 1980 по 1990 год ООН зарегистрировала 640 тысяч смертей жителей Афганистана, из которых 327 тысяч человек пришлись на долю мужского населения страны. Однако эти данные заведомо неполны и могут считаться лишь нижней границей потерь населения.

До сих пор нет единого мнения и о потерях в первой и второй чеченских войнах.

Непосредственно после завершения первой чеченской кампании в штабе Объединенной группировки федеральных сил приводилась следующая статистика (13 октября 1996): погибших – 4103, пленных, пропавших без вести, дезертиров – 1231, раненых – 19 794. Таким образом, безвозвратные потери на тот момент оценивались в 5334 человека.

Российские власти утверждают, что с начала второй военной кампании в Чечне погибли четыре с половиной тысячи военных и милиционеров. Однако российские правозащитники называют цифру почти в 12 тысяч военнослужащих.

Разнятся данные и о потерях в войне в Грузии 2008 года. По состоянию на середину 2009 года официальная информация о потерях российских вооруженных сил в ходе конфликта остается противоречивой. В феврале заместитель министра обороны генерал армии Николай Панков заявил, что погибли 64 военнослужащих, 3 пропали без вести и 283 получили ранения. Однако в августе заместитель министра иностранных дел Григорий Карасин сообщил о 48 погибших и 162 раненых. Причины такого расхождения в цифрах неизвестны.

По-прежнему не существует сколько-нибудь правдивых данных о потерях среди российских граждан, участвующих в военном конфликте на востоке Украины на стороне сепаратистов.

В рамках проекта "Груз-200 из Украины в Россию" его авторами подготовлен доклад о 26 тысячах погибших российских военных. Однако эта цифра представляется маловероятной и не подтверждается в официальных инстанциях как России, так и Украины. Задачу осложняет нежелание Москвы раскрывать цифры потерь среди военнослужащих.

Только усилия отдельных энтузиастов и журналистов помогают составить примерную картину. Первым из россиян, кто предал огласке гибель кадровых военных на Донбассе, стал издатель газеты "Псковская губерния" Лев Шлосберг, рассказавший о гибели в августе 2014 года десантников 76-й псковской дивизии. Почти сразу после этого власти наложили законодательный запрет на оглашение информации о потерях военнослужащих в мирное время.

Нет точных данных и о потерях среди мирного населения захваченных сепаратистами территорий Луганской и Донецкой областей, однако, согласно отчету Управления по гуманитарным вопросам ООН, общее число погибших с начала конфликта в Донбассе приближается к десяти тысячам человек.

Александр Подрабинек: Гибель российских военнослужащих на Украине и в Сирии не возмущает российское общество. То ли, как писал Пушкин в "Капитанской дочке", люди настолько жестокосердны, что им "чужая головушка – полушка, да и своя шейка – копейка", то ли информации о реальных потерях скудна и малодоступна, то ли масштаб потерь невелик.

Впрочем, даже когда число погибших в Афганистане исчислялись тысячами военнослужащих, а не десятками, как сейчас, заметной общественной реакции не было. Глухое недовольство не выходило за пределы кухонь, пивных и институтских курилок.

Поддержка путинской Россией диктаторского режима Башара Асада закономерна и объяснима. Подобное тянется к подобному.

Идеи арабского социализма вкупе с диктаторской практикой и яростным антиамериканизмом близки Путину и его окружению. Предчувствуя свою судьбу, Кремль выбирает себе в друзья страны-изгои.

Поддержка деспотических режимов загоняет Россию в исторический тупик. Нарастает международная изоляция страны, рвутся экономические связи, сокращается научное и культурное сотрудничество.

Следствием всего этого становится падение жизненного уровня, инфляция, рост цен, стагнация в экономике.

Связь одного с другим очевидна, по крайней мере, для политиков и тех, кто интересуется политическими событиями. Другое дело, что власть смотрит на все это весьма спокойно. Влияние безответственной внешней политики на российскую жизнь ее мало беспокоит.

В отличие от власти, демократическая оппозиция считает международные проблемы важным фактором российской жизни.

Слово председателю Партии народной свободы Михаилу Касьянову.

Михаил Касьянов: Мы в ПАРНАСе всегда уделяли большое внимание внешней проблематике. Мы же – часть международной демократической общественности, полноправные члены Европейской либеральной партии – конечно, еще до последних так называемых выборов мы активно участвовали в разных конференциях. Поскольку я был во власти, занимался и этим также, международная проблематика, внешняя политика мне особенно близки и понятны. Для каждого россиянина это важная часть позиционирования нашего государства и будущего нашей страны. И это важная часть нашей политической работы.

Александр Подрабинек: Председатель партии "Яблоко" Эмилия Слабунова.

Эмилия Слабунова: Безусловно, мы уделяем большое внимание внешнеполитической проблематике. Мы считаем, что эффективна та внешняя политика, которая является политикой обретения друзей, а не врагов, и это должно быть главным критерием оценки деятельности тех, кто отвечает за внешнюю политику: и президента, и Министерства иностранных дел. К сожалению, сейчас мы наблюдаем совершенно другой процесс – это поступательное обретение все большего количества врагов.

Александр Подрабинек: Член Постоянного комитета "Партии 5 декабря" Сергей Давидис.

Сергей Давидис: В нынешней ситуации вопросы внешней политики – пожалуй, ключевые для государства, потому что именно противостояние с внешним миром, внешняя агрессия являются стержнем политики власти. В этом, в частности, мы с ней принципиально не согласны.

Александр Подрабинек: В отношении гражданской войны в Сирии и вовлеченности в нее России у лидеров политической оппозиции мнения во многом схожие.

Михаил Касьянов: Да, Россия как постоянный член Совета безопасности ООН обязана участвовать в тех операциях, которые предотвращают конфликты в мире – это наша обязанность. Но то, что происходило и происходит сейчас в Сирии, конечно, противоречит этому пониманию, это такое извращенное понимание нашей власти.

В чем это извращение? Вместо того, чтобы быть, как мы и были в начале 2000-х, когда "Аль-Каида" властвовала в Афганистане и делала теракты по всему миру, лидирующей частью международной коалиции (в Афганистане сумели нейтрализовать это при нашей поддержке и помощи), сегодня мы сделали наоборот. Я имею в виду российскую власть, российское государство, поскольку власть сегодня в руках Владимира Путина, и он сделал наоборот, он поддерживает нелегитимного президента Асада.

Эмилия Слабунова: Мы считаем, что страна поставлена в очень тяжелое положение в связи с участием в этом конфликте. Эта ситуация показывает и имитационный характер действий нашей власти, то есть мы стремимся демонстрировать свое могущество и свою силу на международной арене, не имея для этого самого главного оружия – мощной экономики. В XXI веке нужно именно этим поражать своих врагов – качеством жизни людей и мощной экономикой, а не боеголовками.

Сергей Давидис: Это авантюра со стороны российской власти, которая направлена не на обсуждаемую цель борьбы с мировым терроризмом, а на поддержку Асада, с одной стороны, а с другой – на удовлетворение геополитических амбиций Путина, высшего руководства страны.

Александр Подрабинек: Казалось бы, при таком трезвом взгляде на внешнюю политику России демократическая оппозиция должна была бы бить во все колокола и уж если не призывать людей к гражданскому сопротивлению, то хотя бы ясно изложить позицию своих партий по поводу войны в Сирии.

Этого, однако, не происходит. В лучшем случае лидеры партий излагают свои личные взгляды. Почему партии либерального спектра не озвучивают свои позиции публично?

Михаил Касьянов: Были выборы, мы не занимались этой оценкой, но я в своих выступлениях везде: и на дебатах, и где позволялось мне в прессе, – всегда это высказываю. Эта оценка соответствует оценке нашей партии, я имею такие полномочия. У нас скоро будет политсовет, будет съезд, и тогда мы дадим оценку всей международной проблематике. А это сегодня, конечно, на слуху и на языке у всех, особенно то, что происходит в эти дни – просто гуманитарная катастрофа, людей убивают… Конечно, это не пройдет мимо.

Эмилия Слабунова: Мы рассмотрим этот вопрос. Пока он еще не стоял у нас в повестке именно в формате заявления. Но в предвыборных документах и в интервью наших спикеров эта позиция была озвучена, она известна.

Сергей Давидис: Когда действующую от нашего имени власть обвиняют в военных преступлениях, мы мало что можем сделать для того, чтобы на нее повлиять. Но, по крайней мере, можем внятно высказать свою позицию с осуждением – я надеюсь, что мне удастся убедить в этом своих коллег. Тут спор не о том, что кто-то может это поддерживать, – разумеется, нет, а о том, что нашему обществу это просто неинтересно, а интересно только за границей. Это выглядит так, как будто мы действуем для того, чтобы понравиться кому-то за границей, а не для того, чтобы как-то влиять на ситуацию внутри.

Кроме того, в силу небольшой отдачи публичных заявлений, а тем более публичных заявлений небольшой партии, мы стараемся минимизировать высказывания, не так часто это делать, чтобы это не было смешно, и делать это по действительно важному поводу. Мне лично этот повод кажется важным, поэтому я предлагаю это коллегам.

Александр Подрабинек: Инертность партийной бюрократии – явление общеизвестное. Однако события в нынешнем мире свершаются быстрее, чем какой-нибудь федеральный совет соберется принять общепартийное заявление. Тем не менее, понимание того, что все же необходимо как-то действовать, в оппозиции есть.

"Считаете ли вы целесообразным устраивать демонстрации, митинги или другие общественные акции с требованием вывода российских войск из Сирии?" – спросил я лидеров оппозиционных партий.

Михаил Касьянов: Считаем возможным и целесообразным. Пока не очень чувствуем, что гражданам это интересно, что их это возмущает. К сожалению, граждане пассивны, поэтому такие решения мы пока не принимаем. Но такие мысли у нас как были, так и есть.

Эмилия Слабунова: У нас сейчас обсуждается этот вопрос, мы внимательно наблюдаем за ситуацией. Как только почувствуем момент, когда необходимо предпринимать действия уже именно в формате антивоенных акций, мы обязательно это сделаем.

Сергей Давидис: Вот тут это уж точно сводится к готовности общества пойти на эти митинги и демонстрации.

Александр Подрабинек: Обычный российский человек, как правило, не видит связи между агрессивной внешней политикой и ухудшением качества жизни. Для него это как бы два отдельных, не связанных друг с другом процесса.

Любой исход войны в Сирии не будет иметь серьезного значения для повседневной жизни в России – так думают большинство опрошенных нами на улицах Москвы.

– Как вы считаете, повлияет ли исход войны в Сирии на положение дел в России?

– Сейчас это связано напрямую, потому что Россия делает какие-то шаги на мировой арене. Если проиграет, то проиграет во всем, если выиграет, то что-то будет.

– Положение дел в России и исход войны, я думаю, мало в чем взаимосвязаны.

– Я думаю, для большинства ничего не изменится.

– Может повлиять в лучшую сторону, если все быстро закончится.

– В России и так уже все плохо, куда еще больше?

– На мою жизнь это никоим образом не влияет.

– Думаю, что не повлияет, потому что положение дел мало кого волнует в России.

– Я думаю, должно повлиять.

– А каким образом?

– Я не знаю. Наверное, это знает наш президент.

– Я знаю, что в России все будет хорошо, а за нами все подтянутся. Политика – это вообще очень грязная штука. От нас, к сожалению, ничего не зависит.

Александр Подрабинек: Конечно, уличный опрос не может претендовать на полновесное социологическое исследование, тем более, что не все готовы отвечать на вопросы, исходя из соображений собственной безопасности.

– Что вы думаете о войне в Сирии и российском участии в ней?

– Полностью отрицательно…

– Вы нам в камеру скажите.

– А потом меня это самое… Я не хочу, боюсь. Отобьют почки... Нет, не хочу.

Александр Подрабинек: Война в Сирии и российское в ней участие – это не то, что волнует российского обывателя. Одни вяло осуждают войну, другие предпочитают о ней не думать, полагаясь на мудрость государственного руководства.

Оппозиция, по существу, идет в фарватере общественных настроений. Политические партии хотят нравиться избирателям. Оппозиционеры стремятся к известности. Делать что-то не слишком популярное им не с руки.

Возможно, они по-своему правы и выбирают правильную для себя тактику. Но тогда кто же должен тормошить общество, пробуждать в нем сострадание, говорить ему неприятную правду?

Традиционно это делала в России интеллигенция, но что от нее осталось сегодня? На что она способна?

Вот Конгресс интеллигенции призвал Совет Безопасности ООН "обеспечить безопасность гуманитарных конвоев для спасения мирных жителей в районе Алеппо". Это все, на что оказались способны интеллигенты из вышеупомянутого конгресса.

Ситуация в Алеппо действительно катастрофическая. Но коренная причина тому – не трудности с доставкой гуманитарной помощи, а бомбежки города правительственными войсками Асада и российской военной авиацией.

По-настоящему проблема решается выводом российских войск из Сирии и полным прекращением поддержки диктаторского режима, а не гуманитарными акциями. Но сказать это боязно, а молчать – совестно.

Вот и рождаются подобные обращения к ООН в стиле кота Леопольда – "давайте жить дружно". Теперь можно поставить себе пятерку за поведение и успокоиться – "мы сделали все, что могли".

Впрочем, ситуация еще может перемениться. Политическая оппозиция в России намерена подумать об антивоенных акциях, о призывах к выводу российских войск из Сирии. Похоже, в этом вопросе оппозиционные политические партии готовы к сотрудничеству друг с другом.

Солидарные действия оппозиции могли бы изменить настроения в обществе. Война в России непопулярна, если она не воспринимается как крайняя необходимость.

Убедить общество в пагубности российской поддержки диктатуры Асада могли бы лидеры общественного мнения, если бы, конечно, они когда-нибудь начали об этом говорить.