Пока государственная российская школа разворачивается на полном ходу в обратную сторону, частные учебные заведения все увереннее держат курс на запад. Для одних образовательные возможности уменьшаются до формата учебника, для других – расширяются до линии горизонта, даром, что здания школ находятся в черте одного города.

Надеяться российским школьникам сегодня не на кого – не спасут и продвинутые федеральные стандарты, поскольку их реализацию гарантирует государство. Материальную поддержку оно сегодня, как известно, не потянет, а про идеологическую лучше и вовсе помолчать – чтобы новый министр образования и науки не услышала и не велела их переписать на радость Марь Иваннам.

Итак, теперь в массовой школе технологию заменят уроки труда – девочки шьют, мальчики столярничают, учителя примутся не учить, а воспитывать, родитель сделается безгласен и т.д. Что касается качественного высшего образования, то доступность его, с введением университетских экзаменов, резко снизится, а коррупционная составляющая повысится. То есть те, кто тоскует по прекрасному советскому образованию, получат возможность проверить его эффективность на собственных детях и внуках.

Тем не менее, жизнь так устроена, что креативный запас не исчезает совсем, он просто перераспределяется. Талантливые учителя, например, уходят в репетиторы. А богатые люди строят учебные заведения, преимущественно для своих детей и детей своего круга.

Бывает, правда, и иначе. В 2011 году в Ереване, благодаря совместным усилиями бизнесменов армянского происхождения, открылась школа для одаренных детей "Айб". Для того, чтобы воплотить идею армянской школы XXI века, понадобилось почти десять лет исследований зарубежного опыта. Школу построили в Ереване, а не в Москве потому, как объяснил один из попечителей Давид Пахчанян, что там это было сделать проще и дешевле.

Возможно, именно по этим причинам российские предприниматели предпочитали не вкладываться в образование. Однако на подобный проект три года назад решился владелец группы компаний "Русагро" Вадим Мошкович, который на строительство и подготовку Школы Летово выделил 50 миллионов долларов, а еще 150 вложил в индаунтмент-фонд. То есть одаренные дети, чьи родители не смогут оплатить обучение, пройдя вступительные испытания, получат шанс продолжить свое обучение в совершенно иных условиях, как бытовых, так и образовательных. Возглавил школу Михаил Мокринский, в прошлом - директор лицея № 1535, занимавшего первое место в московском рейтинге.

Как совместить традиции российской школы и зарубежный опыт Радио Свобода рассказали также заместитель директора по профессиональному развитию и образовательным программам школы "Летово" Мадлена Шагинян и преподаватель математики Дмитрий Шноль.

Михаил Мокринский, директор Школы Летово:

- В нашем проекте мечта впервые имеет шанс встретиться с реальностью. Конечно, жизнь приучила меня, что директор должен быть предельно прагматичен, но в то же время, когда он мечтает о том, куда может прагматично дойти его школа, он должен опираться на две вещи. Первое, я сказал, - это мечта, а второе – целевая аудитория детей и родителей, с которыми мы собираемся работать в ближайшие десятилетия.

Я верю, что хорошая школа имеет право решать что-то по-новому, когда эти решения не маргинальны, когда они попадают в русло основного запроса родителей. Поэтому мы пытаемся решить достаточно амбициозные задачи – оказаться нужными родителям, дети которых планируют поступать в лучшие российские и зарубежные университеты, семьям, которые понимают, что ребенок по способностям выделяется из своего класса и ему нужен новый, более высокий уровень образования. И мы предложим им то, чего не может предложить сегодня среднестатистическая российская школа, не только потому, что для этого нужны дополнительные ресурсы, а потому, что для этого нужна дополнительная подготовка учителей.

Основная задача – выстроить систему образования, которая действительно объединит лучший зарубежный опыт с лучшими отечественными традициями, но объединит не механистически. Мы, во-первых, соберем людей, которые об этом искренне думают, второе, объединим тех людей, которые захотят к уже имеющемуся у них прибавить новый опыт. То есть, помимо ставки на то, что умеют лучшие российские учителя, мы сделаем ставку на то, куда они могут дойти вместе с нами, если потратят на это несколько лет тяжелого труда. Дальше, используя весь международный опыт, мы договоримся о том, чтобы не только учитель с его волшебством и уникальностью, но и вся наша команда создали прозрачную, понятную структуру, а значит, предъявили иного типа результат, ожидаемый от обучения. То есть мы берем то, что умеет российский учитель, но управленческий цикл и его участие в управлении строим в соответствии с тем, что за последние 40 лет наработали очень разные образовательные системы.

Когда школа войдет в полный объем, нам будут нужны десятки и сотни учителей, и у меня есть ощущение, что это работа не с суперклубом, а со сборной. И в этом огромная разница. Потому что сегодня мы работаем с учителями, которые, каждый сам по себе, представляют ту или иную мощную традицию российского образования. Мы принципиально старались сделать так, чтобы первыми на борт не отплывшего еще корабля вошли люди, не просто талантливые и интересные, а те, что действительно несут традицию и ответственность за то, что с этой традицией будет дальше.

Были очень детальные и подробные разговоры на тему ценностей будущей школы и того, как выстраивать баланс между тем, что уже умеем, и тем, чему хотим научиться, и как выстроить этот баланс, чтобы он не противоречил внутренним убеждениям. Кто-то из учителей говорил: я понял, я посмотрю, как вы это сделаете, и подожду. А кто-то соглашался: мне интересно самому успеть, потому что я люблю эксперименты, люблю творческий процесс, и я хочу добиться неожиданного и парадоксального результата. Ведь когда ты задаешь камертон тому, что должно произойти, он либо говорит тем, кто на него реагирует: да, туда и надо идти, - либо он не слышен уху.

Хороший учитель – искренний человек, и часто хороший искренний человек, приходя в новую школу, задает первый и самый важный для себя вопрос: "Вы мне дадите работать как в авторской школе? Вы защитите меня от потока бумаг?" И я честно отвечаю: "Мы добавим вам бумаг, но это будут исключительно те бумаги, которые нам нужны для общего понимания. Давайте попробуем представить себе ситуацию, что вместо формального отчета вы будете придумывать, что вам нужно для того, чтобы закрепить и добиться понимания от семьи, от детей, и именно это планирование должно стать предметом нашего совместного интереса на ближайшие два-три года, перед тем как откроется школа".

У нас есть масса талантливых учителей, каждый из которых собрал ту кладезь, куда по собственной инициативе и обстоятельствам жизни дотянулся. Зачастую это опыт коллег, с которыми мы вместе работали. В течение последних лет появилась возможность – читай все, что есть в интернете и в мире, смотри огромные массивы открытой информации, и учителя всех стран активно делятся друг с другом. Вопрос в том, как уложить одно поверх другого и не оказаться в ситуации, когда это становится бессмысленным, потому что ребенок не может все переварить. Поэтому мы попытаемся выстроить многоуровневую систему управления, планирования, прежде всего управления качеством работы в школе. И самая главная проблема большого коллектива – договориться, где найти время для совместной вдумчивой работы, потому что нельзя оставаться в рамках одного предмета.

Главный камертон для меня, как директора – выстроить процесс так, чтобы ученики 7-9-х классов смогли с нашей поддержкой, но в значительной степени автономно, научиться делать какую-то часть работы. И тогда к 10-му классу, когда им нужно будет сочетать две программы, они станут уже заинтересованными субъектами обучения, а мы сможем и дальше использовать оба инструмента – вести за собой и поддерживать их самостоятельное движение. В этом основное отличие как философии, так и технологии Школы Летово.

Дмитрий Шноль, учитель математики:

- Конечно, хочется попробовать международный опыт, который нам в России частично известен, но мы к нему обычно относимся скептически, как к любому новому опыту. Интересно испытать его на практике, посмотреть, что работает, а что нет на нашей почве, и что можно, исходя из наших корней и образовательных привычек, даже улучшить.

Сильная сторона российской школы – личностное отношение к предмету и к ученику – имеет и негативную сторону, поскольку это не может быть технологизировано, передано, и оно умирает в связи с какими-то процессами. Мне кажется, не все требует личной передачи от мастера к подмастерью, и какие-то вещи можно передать и договоренностями о программах, о системе оценивания, о каких-то акцентах в содержании предмета. Этими вещами можно делиться, а не изобретать их заново новой командой, тратя на это годы и теряя детей, которые в этом процессе являются экспериментальным полем. Хотелось бы закреплять результаты педагогического эксперимента, как-то их транслировать.

Сложность заключается в том, что человеку кажется - работа в команде ограничивает его свободу, и все должны идти примерно одинаково, чтобы ребенок мог переходить из группы в группу. Но такие ограничения приходится принимать, если ты хочешь существовать не в парадигме авторской школы, где каждый учитель – автор своего предмета, не лезьте ко мне, и я добьюсь результата. Все-таки важно выстраивание общей системы, которая может сохраниться даже после того, как человек поменял работу, и вообще состав кафедры сменился бы через 15 лет, и тем не менее, общие наработанные результаты сохранялись, и все шло дальше. Эти риски в прекрасных российских школах очень велики – смена состава приводит к тому, что школа либо исчезает, либо меняет лицо.

Что касается отечественного опыта, математическая школа остается, слава богу, одной из лучших в мире. Я совсем недавно разговаривал с англичанином, который преподает в Высшей школе экономики, и он на все мои вопросы мило улыбался и говорил: "Чему я могу вас научить? Русская школа такая прекрасная! У нее такие потрясающие студенты! Я никогда не видел такой силы студентов в Англии. Вы должны учить весь мир!" Возможно, это была вежливость, тем не менее, я думаю, сила русской математической школы прежде всего в обучении одаренных математически и мотивированных детей. А вот в обучении гуманитариев, в обучении людей с естественнонаучными наклонностями даже на уровне вузов у нас большие сложности, и это как раз то, чему можно поучиться за рубежом.

Самая болезненная, на мой взгляд, точка российского образования – это система оценивания, обратная связь по ученикам и родителям. Этого российская школа почти не делает и не умеет делать. Отметки, да, ставят. В сильных школах ставятся так: "пять" мы почти не ставим, на "пять" только Господь Бог знает; "четыре" мы ставим, если ты очень способный и много трудился… Понятно, остаются две-три оценки, приходится ставить "три с двумя минусами", но главное, что эта чиселка ничего не показывает. Не показывает, что с этим делать. Однако есть международный опыт разных способов обратной связи с учеником, и мне очень хочется попробовать, сработает ли это внутри нашей ученическо-родительской культуры, которая уже с начальной школы заточена на отметку и на сравнение друг с другом, а не с самим собой.

Мадлена Шагинян, заместитель директора по профессиональному развитию и образовательным программам Школы Летово:

- Надо сказать, что в мире не существует какой-то идеальной модели, которую можно было бы использовать полностью. Мы создаем ее сами, используя лучший западный опыт, в частности, программы международного бакалавриата, основной и старшей школы. Также мы очень интенсивно изучали американский образовательный стандарт Common Core и образовательный стандарт Великобритании National Curriculum, а потом, на основе российской образовательной программы и стандартов ВОЗ, вычленив и соединив все самое интересное, создали свои собственные планируемые результаты -"Образовательные стандарты "Летово".

Но устанавливать стандарты или планируемые результаты, которые нельзя объяснить, соответственно, которые мы не сможем донести до родителей и до учеников, не имеет смысла. Все должно быть измеримо. Поэтому мы закладываем очень серьезную систему оценивания, которая будет включать в себя различные формы и виды. В этом году, например, мы посвятили полгода тому, что изучали лучший мировой опыт – дескриптивное, критериально-дескриптивное и так далее. Скажем, есть вербальная оценка. Цифра не говорит ни о чем, а комментарий к достижению, более того, комментарий, который подразумевает рекомендацию к улучшению уровня достижения и рекомендацию к дальнейшему развитию, - это, пожалуй, самое ценное. Ведь констатация уровня не всегда перспективна для достижения лучшего.

Оценки у нас останутся, но они будут сопровождаться описательными комментариями. Вы тоже, наверное, в школе получали тетрадки с буквами "См.", и это никак не способствовало улучшению вашего уровня, продвижения. Хороший учитель должен точно объяснить, что хорошо и что плохо, как добиться большего.

У нас есть гипотеза, что если мы будем готовить учащихся к тем планируемым результатам, которые зафиксированы на каждый год обучения, их достижение позволит каждому учащемуся сдать экзамены независимо от того, какого рода эти экзамены, будь то система международного бакалавриата, дипломные программы или ЕГЭ. Они особенно не отличаются и по содержанию, там нет больших противоречий. Например, в математике чуть больше фокус на статистику и на теорию вероятности. Скорее, разница в умениях. Например, международные программы больше заточены на развитие критического мышления. История не преподается по учебнику, ты должен изучать источники, чтобы ответить на какой-то проблемный вопрос, и сам прийти к какому-то выводу, используя критическое мышление. Поэтому мы будем использовать международные программы для развития умений, в частности – критическое мышление, письменная и устная коммуникация, творческое мышление, или креативность, когда нужно придумать решение сложной задачи.

Конечно, так может случиться, что ребенок очень мотивирован к изучению математики, физики, но плохо владеет иностранным языком – это не должно стать препятствием. При поступлении в школу мы будем выявлять уровень только для того, чтобы определить, как лучше подобрать программу дальнейшего развития. Я думаю, что на первом этапе мы разработаем четыре уровня владения языком для каждого года обучения, и в соответствии с этим сделаем программы, виды деятельности для быстрого продвижения. Мы исключаем репетиторство, все кружки и секции будут направлены на углубление и расширение, а не на дополнительную нагрузку для ребенка. Поэтому каждый сможет работать по индивидуальной программе.

Что касается самих учителей, то вначале, действительно, было очень сложно. Приходили совершенно потрясающие специалисты в различных областях, признанные преподаватели, которые привыкли к мысли, что им, наверное, учиться уже нечему, они достигли такого уровня, когда могут научить любого и каждого. Но мы заложили основу, культуру школы, что у нас нет людей, которые знают все, а есть люди, которые могут научить друг друга. Мы развиваемся, ставя перед собой проблемные вопросы, пытаемся опровергнуть или, наоборот, доказать какую-то гипотезу и все совместно над этим работаем. Вот это уважение и признание прежде всего опыта, который есть у людей, их достижений, а не отрицание, это очень помогает. Но вначале было очень трудно, скажу честно, и мы тоже учились.