Страстная неделя в 57-й продолжалась, и правда, неделю – с 29 августа, когда журналистка Екатерина Кронгауз опубликовала пост о случаях сексуальных домогательств в школе, до 5 сентября, когда директор Сергей Менделевич признал то, во что "не верил до конца", принес извинения пострадавшим и объявил о своем уходе.

Всю эту неделю школе, казалось, приходил конец: ее раздирал конфликт внутри, а снаружи ее поносили и злорадно глумились над знаменитой "элитарностью" 57-й. Вместе это сильно напоминало агонию.

И возможно, это было ложным впечатлением. Несмотря на тысячи постов с обвинениями и оскорблениями, любопытством зевак и откровенным троллингом, скандал в 57-й оказался историей о том, как много могут сделать мужество отдельных людей и сильное независимое общество, стремящееся само разобраться с собственными проблемами – в данном случае, неформальное сообщество выпускников, учителей, родителей учеников и самих школьников. (Уведомление: автор статьи – выпускник школы, но никак не связан с ней последнюю четверть века).

Скандал начался в 11 утра 29 августа на педагогическом совете. Наталья Сопрунова – учитель математики и выпускница школы – оказалась в центре событий, когда в разгар кризиса вместе с еще тремя преподавателями (Надеждой Шапиро, Сергеем Волковым и Анной Волковой) заявила об уходе в знак протеста против нежелания администрации признать проблему:

– Я обо всем узнала 29-го числа на общешкольном педсовете, когда Надежда Ароновна Шапиро рассказала о девочках. Это был взрыв бомбы. Лица у всех были растерянные, перепуганные. После ее выступления по очереди брали слово разные люди, Сережа Волков говорил, я говорила, пытались как-то осознать услышанное, придумать, что можно сделать. Мы пытались предложить, чтобы наше начальство хотя бы признало происшедшее, расследовало. Но, к сожалению, и директор, и завуч мгновенно начали отрицать.

Вечером того же дня журналистка Екатерина Кронгауз опубликовала в фейсбуке пост:

"Больше 16 лет мы знали, что учитель истории крутит романы с ученицами... А теперь наконец-то нашлись люди и силы у этих людей – собрать доказательства и добиться. И он больше не работает в школе..."

Буря разразилась. Быстро выяснилось, что речь идет об учителе Борисе Меерсоне, который вдруг исчез из списка преподавателей школы. О скандале заговорило телевидение, социальные сети наполнились издевательскими постами, а школа разделилась на тех, кто считал, что огласка необходима, и тех, кто обвинял первых в предательстве.

Константин Сонин, экономист, "выпускник школы и родитель выпускника", в свое время сам преподававший в 57-й, написал 31 августа:

"...выгнать нарушителей этики при первых жалобах. Это нужно было сделать. Это трагическая ошибка со стороны руководства школы, что это не было сделано сразу. Ошибка директора, трагическая и имевшая тяжёлые последствия – прежде всего для ребят и девочек, ставших жертвами после того, как пожаловались первые, останется на его совести... Сейчас я не преподаю в школе и мои дети в ней не учатся, но выпускником остаёшься навсегда. Мне хотелось бы помочь – и школе, и учителям, совершенно не виновным в это истории, и директору, и, прежде всего, нынешним ученикам – потому что не должно быть новых жертв. Недостаточно выгнать виновников скандала, нужно позаботиться о том, чтобы больше такого не было".

В комментариях, при обсуждении, что можно сделать в такой ситуации, Сонин написал: "Можно (и надо было давно) дать кому-то разобраться. Комиссию типа создать, нанять психологов и юристов".

Несколько дней, пока скандал расширялся, люди, требовавшие расследования, ждали решения руководства школы:

– Мы не придумывали никакой стратегии борьбы, мы до последнего, до начала педсовета 2 сентября были уверены, что начальство поставлено перед фактом, – уже была эта публикация, в фейсбуке пошли реакции со всех сторон, – что теперь они точно скажут: так получилось, извините, давайте вместе что-то придумаем. Я почти была уверена, – вспоминает Сопрунова.

Накануне нового педсовета, 1 сентября, на сайте школы было опубликовано обращение директора:

"Дорогие мои коллеги, выпускники, ученики и родители! Вы постоянно задаете мне вопросы о том, что произошло в нашей школе... Вопросов пока гораздо больше, чем ответов. Я вижу свою задачу в том, чтобы собрать факты и получить все ответы. Этого нельзя достичь в один день. Это не под силу одному человеку. Именно поэтому я призываю всех принять участие в этой неприятной, но необходимой для нашей Школы работе... Для прозрачного и открытого обсуждения я хотел бы сформировать специальный общественный совет, который поможет нам во всем разобраться. Надеюсь, в него войдут выпускники, учителя, родители".

Неопределенные надежды, порожденные этими словами Менделевича, были уничтожены на педсовете в пятницу, 2 сентября. Сопрунова вспоминает о том, как это происходило, с осторожностью:

– Мне кажется, все развивалось очень некрасиво. Но эта история сложна тем, что всем очень по-разному все виделось, мало кто что понимал и понимали по-разному. Мне звонили бывшие коллеги или выпускники и пересказывали эту историю так, что я просто диву давалась. Со стороны можно подумать все что угодно. Все очень субъективно. Мое ощущение было ужасным, я не хочу в подробностях пересказывать, но остаться мы не могли. Я думаю, начальство знало, что я против того, чтобы они оставались в школе, – если не признают правды, если не сообщат, что они знали, если не перестанут говорить, что девочки врут, что они сами виноваты. Поэтому нам четко дали понять: вы, вы и вы, – прямо по именам-отчествам все это было произнесено...

– Что вы должны покинуть школу?

– Не прямо такие слова, но да – "валите". Да, было.

Это выглядело полным поражением. Сергей Волков в тот вечер написал: "Я закрыл все посты в фейсбуке на эту тему. Я ушел гулять по городу. Всем пока". А через несколько часов на сайте школы внезапно появилось заявление директора: "Я принял решение оставить дело всей моей жизни. Очень надеюсь, что мой уход поможет 57 школе выйти из тяжелого кризиса". С Менделевичем, по слухам, собирались уходить и другие руководители школы.

Сторонним наблюдателям разобраться в происходящем было невозможно: одновременно, получалось, ушли и "бунтовщики", и руководство школы. В сети гуляли две петиции: за сохранение Менделевича в должности директора и за его отставку. У школы ночью начали собираться родители и ученики, митинг в поддержку директора продолжался в субботу, многие повторяли слух, что происходящее – рейдерский захват школы. И вскоре заявление директора с сайта исчезло, и все сочли, что он остается. Сопрунова говорит, что пятничное заявление для нее самой осталось большой загадкой:

– Мне рассказали: последним словом на педсовете было, что они никуда не уйдут. И вдруг вечером совершенно неожиданно я прочла, что они ушли. Я оторопела. Со стороны это был какой-то кошмар, мне звонили люди и говорили: слушай, удивительная компания ушла из школы – ты, Меерсон, Менделевич, что вас всех связывает? Это действительно был какой-то бред. Когда он объявил об уходе, все ужасно растерялись, потому что не было вообще никакой стратегии, я за себя говорю, – наоборот, школу очень жалко, я сама училась в ней, мне очень важно, чтобы она была. Там дети остаются, и мои, и 58 детей, которых я учу. Все было удивительно. Они ушли, мы ждали продолжения событий, просто замерев.

История с уходом имела неожиданное последствие – и, вероятно, это и было самым важным. Ревекка Гершович, выпускница школы и студентка американского университета, опубликовала вечером в пятницу пост:

"Я так счастлива, что это кончилось таким образом. Мне больно, что ушла Надежда Шапиро, Наталия Сопрунова и Sergej Lupus. Я благодарна вам за то что ни одна девочка и ни один мальчик в этой школе больше не станут жертвами ни одного из упомянутых в последние дни учитель. Последние 2 года, с начала 11 класса я желаю всей душой, чтобы со мной ничего этого никогда не происходило, чтобы это всё оказалось страшным сном... Однако уже ничего не воротишь. Единственное, что я могу сказать сейчас - я излечусь, а другие не пройдут через всё это! И я счастлива это сказать! Весь этот скандал показывает, насколько наше общество прогнило. Знаете почему я молчала 2 года? Потому что Борис Маркович говорил, что если ты скажешь, то школу закроют. Фактически это был своеобразный шантаж. Теперь я думаю, что это такая ущербная тоталитарная логика: принести в жертву человека, много людей, из патриотизма. В 57-ой меня учили, что так быть не должно. Зачем же себе противоречить?.. Я вас всех люблю. Я понимаю, как тяжело было всё это узнать. Наверное так же, как мне было тяжело молчать об этом. Я счастлива, что всё кончилось и мы дальше заживём".

За этим постом утром в субботу последовал еще один, дающий, наконец, представление о предыстории скандала – пост Ольги Николаенко:

"Мне хочется, чтобы те люди, которые рассказывают о клевете, заговоре и подрыве, меня услышали. Поэтому рассказываю историю в хронологическом порядке. Началось всё с одной очень храброй девочки. Она уже назвала себя и теперь я тоже могу – это Ривка Гершович. Ривка была волонтером в Центре адаптации и обучения детей беженцев, где я на тот момент была директором. Однажды она пришла ко мне и рассказала о том, что с ней происходило в школе. И сказала, что очень хочет, чтобы этого больше не было ни с кем и никогда. И что есть еще люди, которые готовы мне рассказать о том, что произошло с ними. Я пообещала что-нибудь предпринять и пошла рыдать... И обратилась к Надежде Ароновне за помощью и советом... Мы решили без крайней необходимости не придавать огласке имена жертв, потому что этот опыт был для них крайне травматичен, а огласка могла усилить эту травму. Кроме того, мы опасались давления на жертв со стороны Бориса Марковича. Именно поэтому администрация, а в последствии и коллектив школы были поставлены нами в трудное положение – мы с полной уверенностью говорили о том, что происходило, но не предоставляли им реальных доказательств... В конце июля мы пришли к администрации и рассказали им о том, что узнали... На следующей встрече директор попросил меня предоставить ему хоть какие-то свидетельства, без них, по его словам, он не мог до конца нам поверить. Я обещала спросить пострадавших, что я могу предоставить. Однако через день Сергей Львович позвонил мне и сказал, что дополнительные свидетельства ему не нужны, он уже знает достаточно, чтобы выбрать сторону... Я очень надеюсь, что школа устоит и будет работать. И что в ней никогда больше не будет происходить таких страшных вещей".

И в середине дня в субботу появился лаконичный пост Инны Машановой:

"Я, когда училась в 11 классе, занималась сексом с Б. М. Меерсоном. Мне очень страшно писать об этом в открытом посте. Я считаю, что учителя не должны спать с ученицами".

​Андрей Ф. Бабицкий, 3 сентября:

"Пойти и собрать свидетельства, и поговорить с людьми, и обнаружить проблему и ее доказать и найти виновного – это героизм в российских реалиях. И вообще героизм, и вдвойне героизм, потому что мотором для всех этих подвигов была любовь, а не ненависть. Благодаря такту и хорошему отношению спасителей целый месяц был у администрации школы, чтобы провести настоящее собственное расследование, хотя бы внутри собственных стен осудить порочную практику, извиниться перед девушками. Я давно не видел, чтобы столько умных людей так глупо манкировали возможностью спасти организацию, которую они так любят... Несколько символических даже жестов могли бы улучшить ситуацию. Несколько простых слов. Эти слова были бы произнесены, конечно, если бы менеджмент школы понимал, что его главный актив – это не дирекция, а сообщество выпускников. В каком еще сообществе нашлась бы дюжина людей, готовых переступить через собственный стыд, чтобы помочь alma mater, и правозащитники, способные выполнить расследование на уровне лучших мировых стандартов. Величие 57 школы создано поколениями людей, и один скандал не мог бы его пошатнуть, когда бы не выжившая из ума администрация... Все самое плохое позади. Плохо, когда учителя истории сволочи. А когда взрослые люди обсуждают свои проблемы вслух и пытаются искать выход – это не плохо, а хорошо. Каждый комментарий, который я прочитал за последние три дня, даже самый бессмысленный, создает общественное благо; такова чудесная сила гласности. Я уверен, кстати, что нынешние ученики прекрасно понимают, где добро и где зло, гораздо лучше своих учителей".

В тот же день было опубликовано обращение старшеклассников к учителям 57 школы:

"Дорогие учителя!.. Вы знаете, что для нас школа – это семья... Мы готовы на многое ради нее – потому что такого нет ни у кого. Мы не хотим терять эту семью... Сегодня, когда над школой нависла угроза, мы чувствуем это так, как никогда прежде... Мы хотим сохранить нашу школу. Мы просим всех ушедших вчера учителей вернуться – ради нас. Мы просим вас пересилить все возникшие между вами разногласия и продолжать работать вместе – ради нас. Мы верим в то, что вы способны подняться выше ваших разногласий и способны решить возникшие проблемы – ради нас. Мы вас любим. Очень. Вернитесь, пожалуйста. И помиритесь. Ради вашей и нашей 57 школы".

– Это трогательно было, конечно, – говорит Наталья Сопрунова о просьбе детей. – Но в каком смысле "помиритесь", это же не вопрос ссоры, ссоры уже прошли, здесь все было по-настоящему. Нам показали на дверь, мы ушли. В такой ситуации даже не предполагалось, что мы будем что-то обсуждать. Мы пытались говорить о том, что в школе замалчивалось. Нам кричали: говорите имена, не молчите, не надо намеками, а потом уже окончательно выпроводили... Мы про детей не забывали. Я пришла к шестиклассникам, ничего не говоря о скандале, объяснила, что давно уже ходила в школу только ради них, детей. И просто наступил момент, когда даже ради них, а может быть, наоборот, исключительно ради них нужно было уйти, потому что я уже не могла промолчать, и невозможно было остаться.

Свои отношения с администрацией школы к тому времени Сопрунова описывает как "неблизкие", и причина этого – еще одна, давняя скандальная история: у некоей молодой учительницы случился роман со школьником, и Сопрунова пыталась добиться, чтобы учительницу хотя бы убрали из этого класса, и натыкалась на нежелание администрации принять хоть какие-то меры. Несмотря на прежний конфликт, Сопрунова, по ее словам, после начала нынешнего скандала не испытала ни злорадства, ни чувства, которое можно было обнаружить во многих горьких постах: "Жги, Господь, здесь ничего уже расти не может". Она так объясняет, почему прежде не ушла из школы:

– Я поняла, что не могу без этого. Я думала: могу ли я уйти, могу реально без этого обойтись, может у меня быть жизнь без этих детей? Я тогда работала в Высшей школе экономики, могла себе найти еще много разных применений, – но могу ли я без этих детей в этой школе, смогу ли развиваться, что-то понять, если я без них? Я поняла, что нет. Я решила, что я буду относиться как к хобби. Мне не очень важно было, сколько мне платят, я приходила к детям, почти не заходила в учительскую. Я поняла, что не могу изменить ничего, а уйти не могу, потому что мне эти дети нужны. И, конечно, сейчас я не испытала никакого злорадства – когда Надежда Ароновна рассказала о девочках, я заплакала, потому что это было страшно. Страшно, что сейчас будет, страшно, что будут люди говорить, я боялась, что будет не так, как мне кажется правильным, что, собственно, и случилось. Мне очень страшно за школу, я хочу, чтобы она была. Значит, нужна перезагрузка, значит, нужно заново что-то строить. К сожалению, придется так. Еще раз повторю, если бы мне даже 2 сентября, даже при личной беседе, необязательно публично, кто-то из администрации сказал: да, это было, что-то пошло не так, – мне этого было бы достаточно, я бы никаких ультиматумов не ставила. Я вообще не борец, я слабый человек.

В субботу 3 сентября раскол в школе, видимо, достиг пика: директор остался, поддерживавшие его люди говорили, что скандал, огласка лишь дадут повод школу закрыть, переформатировать, уничтожить. Этот страх – наследственный, у него есть давние основания.

В середине 80-х, когда Менделевич только пришел в школу, уже знаменитую и легендарную, она боролась против угрозы закрытия. Советским еще властям очень не нравился стойкий антисоветских дух в стенах 57-й. Борьба эта происходила так же, всем миром – с привлечением родителей и с тактическим маневрированием: свободолюбивых старшеклассников, носивших джинсы в знак протеста против засилья советской уравниловки в виде формы (и потому, что это было красиво), в дни ожидавшихся визитов из РОНО просили ради школы надеть стандартные школьные брюки. Многие надевали.

Поэтому, вероятно, сторонники Менделевича поначалу совершенно не слышали своих проигрывавших административную борьбу противников. Однако потом что-то начало меняться. Сопрунова:

– В отличие от тех лет, когда мы учились, люди вокруг школы – очень разнородная структура, от неактивных социально инженерно-технических интеллигентных родителей до олигархов. На самом деле, школа – это страна в миниатюре. Поэтому представить себе, что сейчас все объединятся и будут одно говорить, я не могу, – так же как в стране сейчас никто не может объединиться. Тональность сменилась, мне кажется, просто от того, что люди стали больше понимать, что произошло, больше читать свидетельств, свидетельства были очень сильные. Какие дети начнут врать на такую тему, да еще с такими подробностями. И люди не сразу принимают подобную правду, не сразу могут допустить, что это возможно. Представьте, люди рвутся в школу годами, ребенок только рождается, а они начинают считать, к какому учителю он попадет. Они бьются на приготовительных курсах, помогают школе, проходят конкурсы. И вот они попали. Конечно, у них страх того, что сейчас может случиться. Это я там варюсь уже много лет. Когда меня позвали туда работать, я подумала: где 57-я школа и где я – это же святое место, как я могу там учить, это же какие-то небожители. Через год-другой я потихоньку изнутри стала понимать, что все как везде, по-разному, и сложно, и хорошо, и плохо. Это живой процесс. Там есть среда для детей, поэтому я и своих детей туда отдала, хотя критически была настроена, – ради среды, ради людей, ради семей, которым я доверяю. Поэтому первая реакция на такой скандал: ой-ей-ей, не может быть, вы все заблуждаетесь. А потом, со временем, с появляющейся информацией постепенно люди стали принимать. Разговоры очень помогают, мне звонили много раз – с обеих сторон. Говорить надо с людьми.

4 сентября​, Nika Dundua:

"Я надеюсь, что пишу о таком первый и последний раз в жизни... Я закончила школу год назад, и, к своему несчастью, в последних классах знала все, о чем сейчас пишут и говорят, и многое из того, о чем говорить не станут. Для меня это никогда не было просто сплетнями, я знала наверняка. И самое страшное, что мне тогда не казалось это чем-то неправильным, мне просто было все равно, как было все равно ученикам, которые знали, учителям, которые говорят, что не знали, нам всем. Потому что на первом уроке в девятом классе нам сказали, и продолжали повторять, что мы особенные, лучше, умнее, чем все остальные, а значит, нам можно немножко больше. Нам давали понять, прямо или косвенно, что мы не совсем дети, а уже немножко взрослые. И это работало – мы казались себе старше, чем были, людьми, ответственными за свои поступки, а поступки казались осознанным выбором. И самое страшное, что, пока ты находишься внутри такой замкнутой и такой уверенной в своей правоте системы, посмотреть со стороны и понять, что и когда ты лично делаешь неправильно, просто невозможно... Я уверена, что таких, как я, меньшинство – у большой части выпускников нашей школы время, проведенное в ней, было светлым и прекрасным, – но все, о чем я говорю, было, и это будет продолжаться, пока школа не перестанет быть замкнутой в себе, неспособной меняться изнутри, признавать свои ошибки и говорить правду... Я училась, видела и знала. И молчала три года подряд, потому что зачем же думать и говорить о плохом в таком хорошем месте".

Элитарность как причина произошедшего в 57-й была одной из излюбленных тем глумившихся над школой в соцсетях. Можно было видеть и связанные с этим объяснения, что в школе преподают студенты, в нее охотно идут молодые учителя и это увеличивает риск "неуставных отношений" со школьниками. Сопрунова считает, что в этих рассуждениях многое упущено:

– Элитарность бывает разная. Когда мы учились в 80-е, было несколько школ, в которые нужно было попасть детям интересным, умным, способным, непростым, необязательно в математике, потому что в матклассы шли люди, которые потом стали биологами, врачами или переводчиками. Сейчас эта элитарность немного другая. Есть понятие рейтинга, очень много людей вкладывают в образование своих детей, чтобы попасть в хорошую школу, рано начинают их натаскивать. Люди довольно обеспеченные. Я вижу, что часто приходят люди, которые открыли компьютер, посмотрели на рейтинг, выбрали несколько лучших школ и пытаются туда отдать своих детей. Как только они попадают, им становится немного все равно, что дальше происходит. Я не говорю про всех, но таких достаточно много. И я бы не сказала, что у нас так много очень молодых учителей. Студенты – это немного другая история, история конкретно матклассов. А учителя разные есть, и пожилых не меньше, чем молодых, скорее больше. Конечно, приходят интересные учителя, поэтому такие ситуации чаще возникают в таких школах. Это тоже причина, но далеко не самая главная.

Самое главное, мне кажется, это политика свободы – в ней есть, безусловно, что-то интересное и правильное – свободы, но с такой вседозволенностью. Очень часто, если вы почитаете интервью Менделевича, в них сквозит такая мысль, что мы предоставляем детям полную свободу, в отношениях с детьми мы равны, пусть они учатся на своих ошибках, но и несут ответственность сами. Это хорошо и интересно, но не все дети способны через это пройти, не поломавшись, и научиться на своих ошибках в том смысле, в котором он себе представляет. Это очень важный момент. Мне кажется, здесь все началось. Ведь Сергей Львович был очень прогрессивный человек, очень интересный, способный в любую проблему вникнуть, и на протяжении этих лет он очень защищал школу от угроз извне. То, что весь этот ужас, что творится в нашей стране, в школу не попадает, – это абсолютно его заслуга. Вряд ли найдется кто-нибудь, кто лучше сможет эту функцию выполнить. Он дипломат. Но внутри я не уверена, что можно так отдать на откуп правила игры. Плюс, конечно, все-таки замкнутость системы. Вот еще одна причина. То есть причин – миллион.

Вечером в воскресенье, 4 сентября, появилось еще одно свидетельство – выпускницы Натальи Поляничевой:

"Мне было стыдно сказать тогда, что в школе есть проблемы, и еще горше стыд сейчас от того, что я раньше не забила тревогу. Прости меня, Rivka Gershovich, в твоей истории есть часть моей вины – что не рассказала, не предупредила. Ты очень смелая девочка, я тобой восхищаюсь. Спасибо, что смогла сделать то, на что мне не хватило раньше ума и смелости. Спасибо все те, кто не побоялся открыться –Danya Piunov, Inna Mashanova. Вы делаете правильные вещи, и я наконец тоже. Я надеюсь, что все, кто в дальнейшем найдут в себе силы говорить о своих историях, будут отправлять их также на черный ящик testimonies57@gmail.com, который создан независимой группой выпускников. Эти истории нужно собрать в одном месте, чтобы больше никто не мог сказать, что их не было. Спасибо тем немногим преподавателям в школе, которые за всех нас заступились (и при этом оказались со стороны педсостава и администрации оплеванными)... Мне бесконечно больно от того, что происходит. Но именно сейчас наконец происходят правильные вещи".

К концу выходных уже шли слухи о тяжелых переговорах, которые идут внутри 57-й, и о том, что якобы кто-то из преподавателей математических классов пригрозили увести их из школы.

Дмитрий Зарубин, вечер 4 сентября:

"Друзья! Ваня Ященко очень просит выпускников математических и остальных классов, а также просто сочувствующих школе не предпринимать никаких резких действий хотя бы до вечера понедельника. Добавлю от себя, как я понимаю, любой пост и подписывание писем и петиций приводит к расшатыванию и изменению ситуации... Я видел в каком состоянии выходили представители матклассов, им правда нужно время и силы. У меня нет оснований не верить и не доверять этим просьбам".

Администрация школы, в принципе, могла продолжать политику отрицания, несмотря на появившиеся свидетельства, думает Сопрунова: "С юридической точки зрения, насколько я знаю, доказать такое может либо видеозапись, либо рожденные дети. Поэтому они могли продолжать говорить, что это все неправда". И она допускает, что на события следующего дня повлияла позиция матклассов:

– Конечно, 57-я школа без матклассов – это не 57-я. Это мощная сила... Я думаю, что все в совокупности, все вместе сложилось: выпускники, матклассы, показания девочек, СМИ, очень многое.

В понедельник, 5 сентября, Сергей Менделевич выступил с обращением – к "коллегам, ученикам, родителям, выпускникам":

"Я принял решение о скорейшем уходе с поста директора школы... Мне страшно подумать о том, какую глубокую травму нанесли все последние события детям, ученикам нашей школы. Нам всем предстоит заново завоевать их доверие. Мы не сможем сделать этого без помощи всех учителей школы... Я прошу коллег, подавших заявление об уходе из школы в связи с несогласием с действиями администрации, не покидать школу в интересах детей и для гарантии объективного расследования. Скажу откровенно, я не верил до конца в достоверность обвинений, прозвучавших в адрес члена нашего педагогического коллектива. Я считал их элементом шантажа и эмоциональными фантазиями. Время показало, что моя реакция на поступившие сигналы должна была быть незамедлительной и жесткой, а проверкой должны были с самого начала заниматься правоохранительные органы. Сейчас произойдет именно так, и я приму правду, какой бы горькой она ни была. Нет сомнений в том, что главными жертвами стали дети, вовлеченные в недопустимые отношения – им нанесена глубокая и трудноизлечимая травма. Меня гнетет чувство вины перед жертвами аморального поведения. Я приношу личные извинения каждому, кто пострадал... Результаты правовой оценки не заменяют глубокий анализ каждой ситуации с этической точки зрения. Такой анализ позволит школе сформировать новый этический кодекс, вернуться к норме. Для этого создается комиссия по этике – из учителей и выпускников. Она будет работать постоянно, разбирая и оценивая все полученные материалы, давая им оценку. Призываю всех обращаться с письменными заявлениями о том, что в школьной практике представляется им недопустимым. Они будут рассмотрены без всякого вмешательства администрации... Нынешняя ситуация свидетельствует о том, что я совершил много ошибок. И мне важно, чтобы вы знали: я не слагаю с себя ответственности... Мы восстановим картину произошедшего и каждый (в первую очередь – я) понесет ответственность по всем – этическим, человеческим и государственным – законам".

Сразу после этого группа выпускников и преподавателей матклассов выступила с заявлением, в котором подтверждались обвинения (не связанные с делом Меерсона) в адрес другого учителя – заместителя директора Бориса Давидовича.

Вадим Цейтлин, 6 сентября:

"Нам достоверно известно, что Б.М. Давидович имел сексуальные контакты с учениками. Жертвы были мужского пола и несовершеннолетние... Все из нас ученики матклассов. Все из нас очень уважали Б.М. Давидовича. Иван Ященко, Пётр Пушкарь и Елена Бунина были так же много лет его коллегами и состояли с ним в прекрасных отношениях... Для них всех было невероятно тяжело подписаться под обвинениями такой тяжести в адрес столь близкого им человека. Представить себе, что они могли это сделать не будучи полностью, на 200%, уверены в их правдивости -- абсолютно невозможно".

Наталья Сопрунова:

– Пока я все эти дни варюсь в этой истории, я поняла одну вещь: школа наша – это не администрация, не директор, не учителя и даже не ученики, а это наши выпускники. И это удивительно, как они все поднялись, в основном, дети, которые закончили не очень давно. Я говорю "дети", потому что кого-то из них я учила. Это огромная сила, неважно, что они в итоге решат, какие шаги предпримут, но они поднялись и пытаются разобраться, а если нужно – кого-то защищать. Они сейчас собирают совет. Они разработали комитет по помощи пострадавшим детям, ищут психологов, кто на добровольной основе готов с ними разговаривать, черный ящик организовали. Они совсем не как революционеры себя ведут, они очень конструктивны.

Елена Шмелева, 6 сентября:

"В политику в двухтысячные годы поколению наших детей путь закрыли, да и нам в последние годы часто кажется, что мы ничего не добились, что двадцать пять лет после советской власти прошли впустую. Но в последние дни я думаю, что все-таки мы сделали главное, что дает нам надежду на лучшее будущее - вырастили первое свободное поколение".

История скандала в 57-й не закончена ни внешне, ни внутренне, но можно видеть, как менялась тональность постов в фейсбуке – и людей, выступавших против огласки и оскорбительно высказывавшихся в адрес тех, кто огласке способствовал, – и тех, кто выступил с обличениями в адрес учителей. Даня Пиунов, один из тех, кто стал жертвой домогательств Давидовича и кто свидетельствовал против него, написал 6 сентября:

"...хватит его мучать, все уже, правда. мне ужасно его жалко (что не отменяет ничего), ужасно. но мне все равно кажется, что я не неправ, что поднял эту тему. но его очень жалко... он и правда гениальный педагог, но у подобных действий всегда есть последствия. я очень хорошо понимаю, почему люди, которых это не затронуло, осудили меня сначала. и мне жаль, что я не сдержался и мой пост получился таким эмоциональным. я должен (все равно) был сказать то же самое, но, возможно, по-другому. или нет – сейчас поздно это оценивать... я не имел в виду никаких массовых гонений и тд, давайте не будем забывать про хорошее математическое образование, которое он дал сотням людей. пожалуйста, спокойнее. я не пострадал, у меня нет травмы, мне не нужны слова поддержки – они нужны ему. в том, что я поступил правильно, я все ещё уверен. и простите меня все, кого огорчило моё поведение, я не имел в виду вас огорчить (рассердить, разгневать, нужное вставить)".

Сопрунова не знает, что ответить на вопрос, способна ли 57-я школа, силами сообщества причастных к ней людей, сама себя реформировать – самостоятельно, без вмешательства извне:

– Очень сложный вопрос. Что-то мне подсказывает, что это возможно, судя по настроениям, по тому, как люди готовы понимать, менять точку зрения, – мне кажется, это реально. Конечно, в нашей стране зарекаться очень трудно, в любой момент нас могут вообще закрыть. Кстати, Сергей Львович часто спасал нашу школу от таких вещей, без него мы слабы в этом смысле. Нам остается надеяться, что нам не то что помогут, но хотя бы не закроют, не помешают. Если считать, что не помешают, что мы в безопасности с этой стороны, то у меня ощущение, что это возможно, я очень верю в это.

Официальное сообщение школы, 6 сентября:

"Директор школы Сергей Львович Менделевич сегодня утром подал заявление об уходе с поста директора, которое было подписано в Департаменте образования г. Москвы. Исполняющим обязанности директора школы назначена Марина Георгиевна Прозорова".

Nadia Plungian, 7 сентября:

"Это закончилось. Это очень странно, но я ощущаю, что со всех сторон идет огромная и какая-то сияющая радость именно от того, что молчания больше нет и доверие между огромным количеством детей и родителей восстановлено. Думаю, теперь никому не под силу его сломать... В школе тяжелый период, но там действует потрясающий самоорганизованный совет из множества выпускников, которые хотят помочь, и он позволит всем поделиться друг с другом опытом и знаниями. Работы очень много".