В Петербурге разгораются споры вокруг мемориальной доски адмиралу Колчаку, которую активисты движения "Белое дело" с одобрения городских властей планируют открыть в конце сентября. Возможно, они будут не менее бурными, чем вокруг недавно появившейся в городе мемориальной доски маршалу Маннергейму, уже неоднократно подвергавшейся нападению неизвестных.

Первая мемориальная доска ученому-океанографу, полярному исследователю, Георгиевскому кавалеру и герою Первой мировой войны, адмиралу, в 1918–1920 годах Верховному правителю России Александру Колчаку была установлена в 2002 году в Морском корпусе Петра Великого. С тех пор ее мало кто видел, поскольку она находится внутри самого здания музея.

В ситуации, когда формально доска существует, но ее как бы и нет, активисты движения "Белое дело" решили установить новую мемориальную доску Колчаку – и нашли понимание у городских властей. Она должна появиться в сентябре на Петроградской стороне, на эркере дома на Большой Зелениной, 3, в котором адмирал Колчак прожил шесть лет. Предложение об установке этой мемориальной доски было поддержано Советом по мемориальным доскам при правительстве Петербурга еще в 2014 году, тогда же был утвержден текст доски: "В этом доме с 1905 по 1912 год жил выдающийся русский офицер, ученый и исследователь Александр Васильевич Колчак".

По словам координатора центра "Белое дело", лауреата национальной премии "Культурное наследие" Олега Шевцова, установление мемориальной доски адмиралу Колчаку – одно из тех "малых дел", сторонниками которых являются активисты организации.

– Мы занимаемся этим проектом уже несколько лет. Мы вообще приверженцы теории малых дел, то есть занимаемся конкретными маленькими проектами, которые делают окружающее пространство лучше. Если говорить о Колчаке, то мы считаем, что это великий человек. Он родился в семье обычного русского офицера, закончил Морской кадетский корпус, затем отправился на север, и там его именем назван остров. Это герой обороны Порт-Артура и вообще человек, который всем своим существом служил России.

Колчак был признанным лучшим в мире специалистом своего времени по морскому минному делу, он очень талантливо действовал в начале Первой мировой войны – на Балтийском флоте, противостоявшем германскому флоту. Потом его за успехи перевели на Черноморский флот, где он минными заграждениями парализовал действия турецкого и германского флотов и активно участвовал в подготовке десанта в Константинополь. А дальше случилась великая русская смута, которую офицерство не приняло, и вскоре Колчак становится Верховным правителем России. Люди не всегда стремятся к славе – для Колчака и подобных ему деятелей высокие посты были тяжелейшей ношей и огромной ответственностью, эти люди служили своей родине, отдавая ей все без остатка.

– А как быть с тем, что на протяжении всей советской эпохи называлось "зверствами Колчака"?

– Нужно ни на минуту не забывать о красном терроре – целенаправленном истреблении целых сословий, когда было уничтожено полтора миллиона человек. Белый террор – это ответ на то, что тогда происходило. Ведь белые брали каждый город, видели тюрьмы ВЧК, следы массовых расстрелов и прочих зверств. Колчак контролировал огромную территорию, но по ней гуляло множество шаек, банд, атаманских отрядов, за действия которых он не несет никакой ответственности. Террор приписывала Колчаку, прежде всего, красная пропаганда, да и был ли он таким массовым? Нет, конечно. К тому же ему приписывают, скажем, террор атамана Анненкова или атамана Семенова, а ведь они вообще Колчаку не подчинялись.

Мы знаем массу советских документов, предписывавших сажать в тюрьмы, расстреливать, массово уничтожать людей – никаких таких свидетельств о Колчаке не осталось. Колчака расстреляли, а тело спустили под лед по прямому указанию Ленина, никакого суда над ним не было. Сейчас выпущено огромное количество книг – я не знаю, что читали люди, которые возражают против увековечения памяти Колчака. Думаю, они ничего не читали и ничего не знают.

По-моему, о том, в каком состоянии сегодня находится наше общество, лучшего всего говорит состояние Левашовской пустоши, крупнейшего расстрельного полигона. Посмотрите, там есть памятники от поляков, белорусов, от украинцев, от итальянцев, от евреев – а где памятник от русских людей? Если что-то и есть, то сделанное "на коленке". То есть общество равнодушно к той страшной травме, которую мы получили в ХХ веке. Да, о Колчаке появился фильм – но их должно быть много, и не только о Колчаке, надо говорить о системном преодолении советского наследия. Нам говорят: давайте примирим Ленина, который построил систему массового уничтожения людей, с офицерством, которое честно пошло защищать русскую государственность. КПСС до сих пор не признана преступной организацией, вот мы сейчас и пытаемся построить наше будущее на такой основе, которая похожа на табуретку без трех ножек.

Российской государственности полторы тысячи лет, и в 1917 году она обрывается. Большевики – это такая же организация, как сегодняшнее "Исламское государство" (запрещенная в России группировка, признанная террористической. – РС). Люди пришли, увлекли массы простой идеей и устроили массовый террор, стоивший многих миллионов жизней. Поэтому нужно шаг за шагом внедрять просвещение, изменять школьные программы, создавать новые телепрограммы, честно освещать катастрофу, которая с нами произошла. Мемориальная доска адмиралу Колчаку – один из таких шагов. Мы получили согласование губернатора Георгия Полтавченко, мы откроем эту плиту 24 сентября и надеемся, что будет не последней, – говорит Олег Шевцов.

Вряд ли мемориальную доску адмиралу Колчаку ждет спокойное существование, полагает руководитель Петербургского отделения партии "Коммунисты России" и общественной организации "Коммунисты Петербурга и Ленинградской области" Сергей Малинкович:

– Это попытка властей отвлечь внимание людей от более важных проблем, таких как нарушения на выборах, увести в сторону обсуждения исторического прошлого. Но проблема существует, Колчак для нас – это неприемлемая фигура. Дело даже не в том, на чьей он был стороне, а в массовых репрессиях по отношению к населению Сибири, в которых он повинен. Это общеизвестный факт. Поэтому, кстати, ему до сих пор нет официального памятника в Омске. Мы знаем, что доску в Петербурге одобрили городские власти, но думаем, что это расколет общество. Размещать такую доску в городе трех революций – это следующий шаг после размещения доски Маннергейму, эти две доски я бы поставил "на одну доску".

Это вызовет серьезный общественный протест, и потом будет непонятно, что же делать с этой доской. Я противник всяких незаконных акций, но я не думаю, что эта доска провисит долго и спокойно, без проблем. У нас перед глазами доска Маннергейму, которую все время кто-то обливает краской. Но мы будем бороться против доски Колчаку законным путем – обращаться в разные инстанции, устраивать пикеты. Займемся этим, по возможности, уже после выборов, – обещает Сергей Малинкович.

О противостоянии решению установить памятную доску Колчаку пишет издание "Накануне", оно цитирует некоего активиста Максима Цуканова, который говорит, что против доски собрано 1600 подписей, и утверждает, что Колчак – военный преступник. Цуканова возмущает ответ прокуратуры и комитета по культуре на запрос активистов: "Прокуратура сообщает, что отослала наше обращение в Министерство культуры РФ и комитет по культуре Санкт-Петербурга, а комитет по культуре отвечает, что мы, мол, вешаем ему (очень интересная формулировка) табличку не как военному преступнику, а как исследователю и ученому, то есть они признают, что он военный преступник".

Гражданская война в российском обществе до сих пор не закончилась, считает профессор Петербургской духовной академии, историк, протоиерей Георгий Митрофанов.

– Любая попытка восстановить в нашем обществе историческую память вполне оправданна. К сожалению, слова классика о том, что мы "ленивы и нелюбопытны", актуальны и сегодня, ведь мы жили и продолжаем жить не столько знанием нашей истории, сколько мифами о ней. Конечно, надо напоминать о тех или иных исторических личностях, в частности, с помощью мемориальных досок. Другое дело, что в обществе сохраняется нетерпимость к мнению оппонентов, а отсутствие суда над преступлениями коммунизма приводит к тому, что всякая попытка говорить о героях, боровшихся с ним (в России ли, как адмирал Колчак, или за ее пределами, как маршал Маннергейм), воспринимается одними как восстановление исторической справедливости, другими – как ее попрание.

Если бы на официальном уровне было признано, что в советское время на территории России существовал преступный режим, как это было сделано по отношению к нацистской Германии, для подобной полемики не было бы места. Уже за одно то, что адмирал Колчак боролся с большевизмом, он достоин того, чтобы его память была увековечена. Не говоря о том, что он был выдающийся флотоводец и ученый. Маршал Маннергейм тоже служил России – и как военный разведчик, и как коннозаводчик, а что касается его деятельности в Финляндии, то если бы коммунистический режим был осужден, то мы могли бы только порадоваться, что благодаря этому русскому генералу хотя бы на этом клочке бывшей Российской империи не было коммунизма.

Но этого не произошло – вот любая такая доска и приводит к дискуссиям и даже актам вандализма. Предшествующие 25 лет нашей истории убедительно показали, что у нас потеряно чувство исторической преемственности, что советский период остается более близким и понятным для наших граждан, чем имперский. Так что борьба за мемориальные доски или против них приняла характер маргинальной ролевой игры незначительных групп людей. Остальным совершенно все равно, какая где висит доска и как называется улица, на которой они живут. Так что нашим обществом достигнуто не примирение, а глубокое отчуждение от собственной истории. Людям в основном безразлично наше прошлое, а отсюда вытекает, может быть, и их отношение к настоящему. Поэтому и отношение к доскам, и даже появление "сталинобусов" меня не слишком волнует: поздно плакать по волосам, когда голова снесена. Период войны с памятниками мог быть для нас актуален в начале 90-х годов.

Но что говорить о памятниках и досках, когда у нас сохранена топонимика, которая является отражением общественного сознания: у нас сохранилось и множество памятников Ленину, и улицы его имени и имен его соратников, потому что нашему обществу все это глубоко безразлично. Вот, например, появление памятника Ивану Грозному: для меня как для православного священнослужителя эта идея не может не быть оскорбительной, потому что я хорошо понимаю разрушительность действий этого государя для страны в целом. Ведь не случайно его изображений никогда не устанавливалось в императорской России. Поразительный винегрет из символов нашего исторического прошлого является не отражением разнообразия идей, которыми живет наше общество, а свидетельством его глубокого равнодушия к собственной истории, как с нравственной, так и с духовно-исторической точки зрения.

А власть, в общем, тоже больше занята настоящим, но она в этих вопросах ведет себя по-разному. Меня, например, удивило решение установить доску Маннергейму – министр культуры Мединский, с одной стороны, вступил в полемику по поводу подвига панфиловцев, с другой – одобрил доску маршалу Маннергейму, который был союзником Гитлера. О какой-то единой государственной политике говорить нельзя – те или иные символы просто используют в тех или иных ситуациях. Как мне кажется, произошло самое печальное – разрыв культурной и исторической памяти между досоветским прошлым и постсоветским настоящим. Надо признать, что та Россия, которую олицетворяют Колчак и Маннергейм, для большинства сегодняшних русских менее близка, чем та, которая была создана советской идеологией. Но самое главное – это равнодушие, оно делает неактуальным как установление новых памятников, так и их свержение, – полагает протоиерей Георгий Митрофанов.

Кирилл Александров, кандидат исторических наук, сотрудник мемориально-просветительского, историко-культурного центра "Белое дело", напротив, считает установление памятной доски адмиралу Колчаку важным событием.

– Александр Васильевич Колчак – замечательный человек, христианин, патриот, выдающийся представитель даже не столько русского флота, сколько русской культуры, органической частью которой была культура воинская. Его именем Россия может гордиться по праву, хотя я не призываю к его идеализации, по характеру он был человек сложный. В Евангелии сказано, что дерево узнается по плодам. Какие же плоды принесла жизнь Колчака – а он дожил всего до 45 лет? Он был ученый-океанограф, полярный исследователь, георгиевский кавалер. Он был патриот, ведь у него была возможность прекрасно устроить свою жизнь за пределами России в любом иностранном флоте, но он вернулся на охваченную смутой родину – не для того, чтобы принуждать кого-то к массовым убийствам, а чтобы исполнить свой личный, частный нравственный долг – так, как он его понимал. Он не был аристократом, он из служилого дворянства, поэтому он олицетворяет целый слой людей, трудами которых (как трудами капитана Тушина в "Войне и мире") стояла та Россия, которая потеряна и которой никогда не будет.

И самая большая потеря этой России – такие люди, как Колчак. Убийцы Колчака, лишившие его даже могилы, ввергли Россию в чудовищную демографическую катастрофу, не имеющую аналогов, ведь за период с Октябрьского переворота до смерти Сталина было потеряно около 50 миллионов человек, да еще полтора миллиона эмигрантов. И сейчас кто-то называет его военным преступником? Такое можно говорить только от глубокого исторического невежества, мне жалко тех, кто так говорит! Что осталось от Колчака? Участие в обороне Порт-Артура, за что он получил золотое оружие, его полярные исследования, ведь он получил Константиновскую медаль Российского географического общества, которую так просто не дают. Колчак был четвертым из путешественников и первым русским, который получил эту медаль, три его предшественника – иностранцы. Кроме того, за эту полярную экспедицию он был награжден орденом Святого Владимира. От Колчака осталось командование Черноморским флотом, военно-морская служба России и, конечно, его отчаянная попытка принять власть как тяжелый крест, когда он согласился стать Верховным правителем России.

При всем том я не отрицаю ни ужасов Гражданской войны, ни того, что колчаковская администрация была слабая, ни того, что его подчиненные совершали преступления, как это всегда бывает в таких ситуациях, – не в этом дело. В целом как человек, оказавшийся в таких сложных исторических условиях, он повел себя правильно. А что осталось после его убийц, о чем тут говорить? Конечно, и доска Александру Васильевичу Колчаку, и доска Михаилу Васильевичу Алексееву, и доска Николаю Николаевичу Юденичу – десяткам людей, которые были опозорены, оплеваны и вычеркнуты из истории убийцами нашей страны, – эти доски должны быть. А вот имен Белы Куна, всяких чекистов и сталинистов быть не должно, если Россия хочет опять стать Россией.

Я считаю, что центр "Белое дело" совершенно правильно инициировал установление этой мемориальной доски. И я очень рад, что городские власти на это предложение откликнулись и что доска будет установлена, независимо от того, будут ли с нею воевать вандалы – наследники тех, кто Колчака убил. Ведь Гражданская война в России – это не просто война между красными и белыми, зелеными и еще кем-то, это метафизическое столкновение добра и зла, если хотите. Это не только споры о государственном устройстве России, это спор о выборе и судьбе русского человека – не в узком этническом, но в широком общекультурном смысле. Это война, в которой решается, каково будет состояние нашей души и мироощущение в будущем, что мы оставим потомкам.

Поэтому эта война и не могла закончиться с эвакуацией белых армий из Крыма и Дальнего Востока, с антиколхозными восстаниями и восстаниями в ГУЛАГе, она, видимо, будет длиться, пока некий исход не настанет, в том или ином виде. Нужно делать то малое, что возможно. Все это искренне, от души, здесь нет никакого политического расчета. Невозможно, чтобы в городе, который носит имя святого апостола Петра, были улицы Ленина и Белы Куна и не было ни улицы Гумилева, ни мемориальной доски Колчаку – это абсурд. Это восстановление хоть в малой степени исторической справедливости, – говорит Кирилл Александров.