19 августа исполняется 25 лет со дня государственного переворота, который попыталась осуществить группа высокопоставленных чиновников, образовавших ГКЧП – Государственный комитет по чрезвычайному положению.

Этой дате мы решили посвятить несколько передач, в которых свидетели тех событий поделятся своими воспоминаниями. В этой передаче такими свидетелями будут генерал-майор Аркадий Крамарев, который в августе 1991 года был начальником Главного управления внутренних дел по Ленинграду и области, и бывший председатель Ленсовета Александр Беляев.

– Как начинался этот день, 19 августа 1991 года, для начальника Главного управления ВД по СПБ-ЛО Аркадия Крамарева?

– Мне позвонил домой один из моих друзей, сообщил, что произошел военный переворот. Еще ничего не было известно – ни по радио не сообщали, нигде. И я сразу поехал на работу. Пока я ехал, позвонил Анатолий Курков, начальник Управления КГБ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области, и попросил меня явиться к начальнику Ленинградского военного округа Виктору Самсонову.

Как выяснилось позже, Виктор Самсонов возглавил ГКЧП в Ленинграде. Я поехал туда, и там мне официально представили указы ГКЧП о том, что власть передается военным и так далее. И тогда командующий Ленинградским округом предложил мне участвовать в этом. Я сказал, что приму участие в той степени, в какой это не будет препятствовать моим убеждениям. Мне ничем не угрожали, насильственных действий в отношении меня не совершали.

Потом стали прибывать люди. Там собрались командующий округом, командующий внутренними войсками, Анатолий Курков, партийные работники. Мы сидели и размышляли о происходящем. Потом Виктор Самсонов отправился на ленинградское телевидение, чтобы обратиться к гражданам. А мне было сказано, чтобы я разогнал митинг, который собирался у Казанского собора. Там стала собираться наша демократическая общественность, и хотя людей было немного, но потом мне стали докладывать, что их численность увеличивается.

Около девяти утра эта группа митингующих отправилась к Мариинскому дворцу, а Виктор Самсонов вновь сказал, что я должен разогнать их. Я ответил, что разгонять их не буду, не вижу никаких оснований для разгона, а кроме того, разгонять небезопасно: если сейчас их разогнать, то к вечеру город будет гореть, начнутся мощные беспорядки. И меня в этом совершенно неожиданно поддержал Анатолий Курков. Договорились не решать этот вопрос, оставили так.

Я приехал к себе на работу, собрал всех своих заместителей и сказал им, что у меня имеется команда разогнать митинг, но я отказываюсь ее исполнять. Все заместители согласились с моим решением, кроме одного, называть имя которого я не буду.

В то время у нас было два министра внутренних дел – министр ВД СССР Борис Пуго и министр ВД РСФСР Виктор Баранников. Пуго уже давно к тому времени никаких указаний нам не давал, и складывалось впечатление, что такого министерства больше нет. А тут вдруг от него приходят различные распоряжения о том, что мы подчиняемся военным. На это мы ответили, что военным подчиняться не будем, а будем заниматься своим делом – охранять общественный порядок, и политической деятельностью заниматься не будем. Я всегда говорил, что политических партий много, но для меня мой город – моя политическая партия. Я и буду выполнять указания этой партии.

Тогда большинство населения сразу же встало против гэкачепистов. Да и внешне они производили очень хилое впечатление. Янаев с дрожащими руками… Сидят какие-то неухоженные, бледные, встревоженные… И это "Лебединое озеро"… Через некоторое время от Виктора Самсонова снова поступает распоряжение и вопрос: "Почему не разогнали?" Я ответил, что разгонять не буду. Он только рыкнул на меня: "Выполнять!" А я и не стал ничего выполнять.

Потом я поехал в Ленсовет, выступил перед депутатами и сообщил им, что решения ГКЧП мы не выполняли и выполнять не будем. И получилось, что милицию поддержали все, а такое не часто бывает. И потом, когда милиционеры стояли на постах, население относилось к ним очень хорошо, и это длилось несколько дней, даже уже после разгрома ГКЧП: приносили им еду на посты и так далее.

Мы заняли все центры жизнеобеспечения города: водопроводные станции, хлебозаводы и прочее, чтобы город нормально существовал. Список этих предприятий имеется в ГУВД. Вызвали всех сотрудников из отпусков, отменили все выходные – работали по усиленному варианту.

А вот как встретил известие о путче председатель Ленсовета Александр Беляев:

– Я находился в отпуске, был у себя на даче, далеко от огорода не уезжал. Узнал из сообщений по радио и телевидению. Сразу сел в свою машину и поехал в Петербург, понимая, что соберутся депутаты. Приехал в десять часов прямо к началу уже созванного президиума Ленсовета. В это время с трибуны выступал руководитель комитета по чрезвычайным ситуациям, назвавшийся официальным представителем ГКЧП. Депутат Виталий Скойбеда согнал его с трибуны, применив физическую силу, и потом, спустя несколько минут общего обсуждения, президиум единодушно признал все решения и указы ГКЧП противоречащими Конституции и отказался их исполнять на территории Санкт-Петербурга.

Мы тут же созвали сессию Ленсовета, предложив Совету Ленинградской области собраться совместно. Понятно, что время для путча было избрано не случайно: очень много народу было в отпуске, и мэр отсутствовал, его замещал вице-мэр Вячеслав Щербаков. Но все, кто был в городе, конечно, собрались максимально быстро, несмотря ни на что. А во второй половине дня приехал Анатолий Собчак. Руководство города было в полном сборе.

Определенный испуг быстро прошел. Внутренние страхи были, конечно, 19 августа утром, но они были быстро преодолены в процессе деятельности. И, вообще, вряд ли это можно было назвать страхом, ведь уже к 12 часам люди стали стекаться на площадь перед Мариинским дворцом, она была полна народу. И постоянно шло общение руководителей города и граждан. Сначала мы выступали, потом прямо из окна Мариинского дворца выступил приехавший Анатолий Собчак. Выступления шли всю ночь. А 20 августа был митинг, на котором собрались больше ста тысяч человек. И если бы кого-то хотели устранить, то это тысячу раз можно было бы сделать – совершенно по-другому, при помощи снайперов.

20 августа на Дворцовой площади прошел многотысячный митинг. По самым разным данным, в нем приняли участие от ста до трехсот тысяч человек. Вице-мэр Вячеслав Щербаков накануне приехал в здание Главного штаба Ленинградского военного округа, где обсудил с командующим округом Виктором Самсоновым возможность проведения этого митинга. С генералом Самсоновым удалось договориться, при условии, что никто из граждан не будет становиться на тротуар перед зданием Главного штаба, иначе из штаба откроют огонь из пулеметов. Вячеслав Щербаков, адмирал, видел пулеметы, установленные на этажах Главного штаба.

Аркадий Крамарев вспоминает:

– То, что митинг проводился перед окнами Главного штаба, принималось во внимание. Но о том, что там пулеметы, не было известно. Когда мы узнали, что приезжает мэр Анатолий Собчак, я послал в аэропорт автомобиль с оперативниками, чтобы его встретить. Автомобиль специально взяли задрипанный, чтобы не привлекать внимания.

Я полагал, что если организуется переворот, то он должен быть организован как положено. Собчак должен быть арестован. Я тоже должен быть арестован, если все правильно делать. А там было все пущено на самотек. Виктор Самсонов выступил по телевидению, и ничего. Помню, какой-то ваш коллега пытался его сфотографировать, когда он выходил из здания телевидения, то у него тут же какой-то армейский спецназ отобрал фотоаппарат, и его принесли ко мне – я должен был решать вопрос. Мы отдали фотоаппарат журналисту. Никаких мер принято не было.

Я опять съездил в Мариинский дворец, выступил перед депутатами. И, когда стал возвращаться на работу, на Литейный, то по рации получил приказ от Виктора Самсонова, который потребовал меня к себе. Приезжаю к нему, и он проводит агитацию, начинает меня убеждать, что все это происходит в Москве, необходимо подчиниться. Мы сидим, молчим. Начальник внутренних войск Ленинградского округа подходит ко мне и успокаивает. А я ему отвечаю, что волноваться нечего: арестуют, так арестуют.

И вдруг туда заявляется Анатолий Собчак. Как он туда проник, не знаю. Он вошел как разъяренный лев, всех сразу объявил "гнездом предателей", заявил, что "если сейчас все вы примете сторону ГКЧП, то Россия вам этого не простит, а вы опозоритесь на всю жизнь". Меня он вызвал к себе отдельно, я ведь подчинялся ему. Он ушел, и я следом за ним. Никто меня не задерживал, никто не угрожал.

Я пошел к Собчаку. Он спрашивает, как у нас дела. А в это время гаишники мне уже сообщают о том, что к городу стягиваются войска, псковская дивизия. Этим вопросом занялся вице-мэр Вячеслав Щербаков, который ездил и к Виктору Самсонову, и в другие инстанции, и всех уговаривал, чтобы не вводили войска в город.

– Вице-мэр Вячеслав Щербаков занимался военными, а чем занимался только что избранный мэром Анатолий Собчак?

– Не знаю, чем он занимался. Как говорили потом, он собирался удрать отсюда. Но потом, 20-го начался митинг, и он туда пришел. Там выступали многие, все говорили против ГКЧП.

А я занимался службой на постах для того, чтобы сохранять нормальную жизнеспособность города. Например, Марина Евгеньевна Салье все время звала на баррикады. Баррикады не могут остановить БТР, поэтому их строить было бесполезно. Эти построенные баррикады мешали подвозить хлеб, мешали общественному, личному, санитарному транспорту города. Но только мы разберем одну баррикаду, как она уже другую возводит. Я на нее нажаловался Собчаку, он ее вызвал и так на нее наорал, что она перестала строить свои баррикады.

– Аркадий Григорьевич, существует легенда о том, что криминальные авторитеты активно поддерживали протестующих перед Мариинским дворцом, привозили продукты и так далее. Говорят, что в дни путча совершенно не было преступлений. Так ли это?

– Я ничего не слышал насчет того, что они доставляли продукты, но мне позвонил один из лидеров ОПГ (я сейчас даже не помню кто) и сказал, что готов предоставить несколько сотен вооруженных человек. Я ответил: "Если вы попробуете вооружиться, то мы вас перестреляем к чертовой матери: обстановка и так тяжелая, и только вас, вооруженных, не хватает на улице".

А что касается преступлений, то, действительно, в эти дни сообщения о совершенных преступлениях в милицию поступали очень редко. Потом, через несколько дней, мы, конечно, обнаруживали и трупы: возможно, что людей убивали в дни путча, сейчас трудно сказать.

После краха ГКЧП депутаты Ленсовета приняли решение закрыть Смольный, последнюю цитадель коммунистов в городе трех революций. Рассказывает Александр Беляев:

– Прошла объединенная сессия городского и областного советов, и координация была для того времени очень позитивной, хотя не скрою, что многие областники были настроены очень сочувственно по отношению к ГКЧП. Но их удалось убедить. Сразу была создана комиссия по расследованию деятельности ГКЧП на территории Петербурга и Ленинградской области. Я помню, что даже не совсем правомерно выписывал мандаты, которые предоставляли депутатам право проводить следственные действия в отношении лиц, участвующих в ГКЧП.

Потом пошли в Смольный. Массовая инициатива депутатов была такова, что они туда направились раньше, чем Борис Ельцин подписал указ о роспуске КПСС. Где-то еще заседал президиум, дожидаясь этого указа президента, и уже тогда было готово решение об опечатывании Смольного, очистке помещений от представителей старой партийной власти. И как только указ вступил в силу, я сам туда поехал, а там уже депутаты всех "построили". Тогда уже стало ясно, что охрана из КГБ, охранявшая Смольный, была готова выполнять это распоряжение. С ними прошли переговоры. Все комнаты были опечатаны.

Там находился второй секретарь ленинградского обкома Юрий Белов. Первый секретарь Борис Гидаспов к тому времени уже покинул Смольный. Была создана комиссия по приемке всей государственной собственности, принадлежащей КПСС. И тогда стало понятно, что ей принадлежит много зданий, много фирм, гостиницы, базы отдыха. Имущество было серьезное. Они не брезговали коммерцией, там были внешнеэкономические фирмы, офшорные компании.

А вот как об этом вспоминает генерал-майор Аркадий Крамарев, бывший в то время начальником ГУВД по СПб и ЛО:

– Приказ занять партийные помещения пришел в 17 часов, а в 15 часов там уже начали сжигать документы: кто-то им "стукнул", наверное. Когда мы занимали Смольный, там была группа КГБ. У них еще не было никакого приказа. Мне звонит начальник Управления КГБ Анатолий Курков и спрашивает: "Что делать, ведь мои ребята могут начать стрелять твоих омоновцев?" Я говорю: "Давайте решать!" Решили отпустить ребят из КГБ. Они ушли. Мы вошли в Смольный, и туда же ворвались депутаты. И все они стали шастать по кабинетам, выносить бумаги. А мне докладывают, что из Смольного выходят сотрудники, которые несут с собой полные сумки с продуктами из местной столовой. Мне предложили их обыскивать, но я отказался. Так все и ушли, унося сумки.

Я зашел в кабинеты начальства, там был только один Юрий Белов. Борис Гидаспов еще в 15 часов позорно сбежал. Белов сказал, что он, как капитан, уйдет последним. Я ответил, что все уже ушли и пора уходить. А вокруг Смольного собралось очень много людей, раздавались призывы: "Коммунистов на фонарь!" Я выхожу, нахожу командира батальона МВД, приказываю ему устроить коридор, иначе пришлось бы задействовать ОМОН, он бы раскидал всю эту толпу. Они устроили коридор, я прошел вместе с Беловым. Его машины уже не было, и я его на своей машине довез до дома. Так что последнего коммуниста из Смольного вывозил я.