В Петербурге в возрасте 88 лет скончался композитор Олег Каравайчук. Он родился в 1927 году в Киеве и занимался музыкой с раннего детства. После окончания Ленинградской консерватории начал писать музыку к фильмам. В советские времена преследовался КГБ.

Композиции Каравайчука звучат в фильмах "Короткие встречи", "Мама вышла замуж", "Город мастеров", "Монолог" и многих других. В 2002 году он удостоился премии "Золотой овен" за музыку к фильму "Темная ночь", а в 2009-м получил премию центра Сергея Курехина "За заслуги в развитии современного искусства".

На своих выступлениях композитор нередко устраивал перформансы, совмещая музыку с элементами балета или играя с наволочкой на голове, чтобы остаться наедине с музыкой.

​Мы собирались встретиться с Олегом Каравайчуком в мае, чтобы начать снимать о нем документальный фильм. Он не возражал. Но в итоге отменил наш визит: май выдался слишком хмурым и дождливым, и у него не было настроения. 13 июня Олега Николаевича не стало. Мы поговорили с людьми, которые были с ним рядом в последний год жизни.

Карина Караева, второй режиссер фильма "Олег и редкие искусства":

Я познакомилась с испанским режиссером Андресом Дуке, написав ему – он сделал фильм об Иване Сулуэта, который мне очень понравился. Потом я поехала к нему в Барселону, он дал мне послушать партитуру и спросил, чья она. Я подпрыгнула на стуле и сказала: "Это же Олег Николаевич Каравайчук, знаменитый анфан террибль, работавший с Авербахом и Муратовой".

Я знала Каравайчука как композитора, работавшего в отечественном кинематографе, он был мне был интересен.

В тот момент, когда Андрес дал мне послушать его музыку, мы сразу заговорили о возможном фильме. Через месяц Андрес написал мне, что едет в Москву.

И я позвонила Олегу Николаевичу. И выслушала долгий монолог о его творческой жизни, в который не могла вставить слова.

Он рассказывал мне о своем взаимодействии с богом. О взаимоотношениях с девушками. О том, как Сталин грозил ему пальчиком. До сих пор жалею, что не записала эту беседу.

Потом мы приехали в Петербург, прибежали на улицу Рубинштейна, где собирались встретиться.

Когда мы позвонили, Олег Николаевич сказал в трубку: "Сегодня небо слишком низко и день слишком серый. Совсем не хочется встречаться".

И мы ни с чем вернулись в Москву.

Через два или три дня у него должен был быть концерт в парке Горького. Мы прибежали туда. Не сговариваясь, все были в голубом: Олег Николаевич тоже был в голубой рубашке.

Он схватил меня за руку. Мы сидели у озера, и он слушал нас, а потом говорил о себе. Жаловался на ту реальность, в которой мы существуем.

Он был очень жизнелюбивым, жизнерадостным человеком, у него была инфантильная эйфория от жизни, при этом он понимал, что новая реальность разрушает человечество. Собственно, в фильме есть эпизод – о том, как концерт не начинается потому, что стоят пустые стулья и все ждут опаздывающего президента.

Тогда мы снова договорились, что приедем в Санкт-Петербург. И предложили поехать в Мадрид. У Олега Николаевича есть партитура, посвященная Босху, но он никогда не был в музее Прадо. Андрес организовал его поездку.

Олег Николаевич даже должен был выступить перед королевой, но не вышел на сцену.

Выглянув из-за кулис, он сказал: "Нет, я, наверное, не буду выступать".

Он всегда нарушал договоренности.

Так же было и на концерте в "Гараже": он очень долго не выходил на сцену. Потом сказал: я не буду играть. Блуждал между рядов и говорил: "Зачем вы сюда пришли, послушать идиота?" В итоге сыграл очень коротко и опять стал рассуждать о том, что мы идиоты, потому что пришли его слушать.

О себе он говорил, что общается с богом.

С одной стороны, он считал, что бог дал ему дар, а с другой – выглядел богоборцем.

Все его поведение, всю его жизнь пронизывало желание стать богом или кем-то больше бога. Музыка давала ему возможность встать на место бога и говорить от его лица.

Он пребывал в состоянии блаженного – ходил в ободранных штанах и совершенно не заботился о своей внешности.

Зимой он надевал на ботинки пакеты и обвязывал веревочкой.

Носил вытянутый красный свитер. Состояние блаженного – когда тебе все равно, как ты выглядишь. Он вообще не рефлексировал на этот счет.

В общей сложности мы работали с ним два с половиной года. Каждый раз приходилось делать это через сопротивление: он называл нас шарлатанами.

Полгода назад, когда он увидел фильм, он остался очень доволен.

На съемках он часто вел себя как ребенок – очень любил сниматься.

Во время общения с ним я часто злилась. При этом чувствовала соприкосновение с абсолютной гениальностью и его как бы непричастность к этой гениальности. Для меня это был скорее, разрушительный опыт, чем положительный: Олег Николаевич был настолько самодостаточным, что я чувствовала, что мы здесь не нужны.

Борис Алексеев, звукорежиссер:

Мы с Маэстро в последние годы очень много общались – я не только записывал его музыку, но еще и участвовал в решении бытовых вопросов: в пожилом возрасте человеку часто бывает нужна помощь.
Мы познакомились через Дмитрия Вологдина, его оператора – он снял фильм “Опоясывающие менестрели”, где Олег Николаевич ходит по Эрмитажу и делится мыслями. Мы потом часто работали втроем: Дмитрий записывал видео, а я звук. Потом вместо Димы стал снимать оператор Сергей Ландо, который его также многие годы записывал – Маэстро любил сниматься у разных операторов.

До меня Олег Николаевич записывался на “Мелодии”, "Ленфильме" с другими звукорежиссерами; с 2010 года наше сотрудничество стало постоянным; так получилось, что мы подошли друг другу.

Я очень хорошо понимал, о чем говорит Маэстро.

Мы записывались каждую неделю, а иной раз дважды в неделю. На площадке РГО (Российского географического общества), в Эрмитаже, музее Исаака Бродского и музее Фаберже, куда – так захотел Маэстро – перевезли концертный рояль.

Олег Николаевич очень хотел, чтобы все его записи были изданы.
Записей великое множество. И очень мало вышедших: всего два-три диска и еще одна пластинка. Архивы лежат по разным местам. Часть на пленках на “Мелодии”: их мы полностью оцифровали, осталось профессионально отреставрировать.

Также большой архив находится у меня дома на винчестерах: то, что я записывал с помощью нескольких микрофонов на профессиональном оборудовании, чтобы это можно было выпустить на пластинках, CD и SACD. В конце 2015 года был создан Фонд сохранения наследия Олега Николаевича при поддержке петербургских меценатов. Основная задача фонда – реставрация старых записей, создание медиаархива и в перспективе – музея. У фонда и у друзей Олега Николаевича много ценных материалов: видео, аудио и рукописей.

Мы просим всех, кто располагает материалами об Олеге Николаевиче, обращаться в фонд Олега Каравайчука.

В последние годы жизни Маэстро писал музыку, которая ему особенно нравилась. Он называл ее "Великой музыкой". Считал настолько сильной, что хотел показывать публике. Он ставит ее в записях на своих последних концертах.

Он был очень-очень доволен тем, что сочинял последнее время.
На пластинке, которую мы выпустим ближе к осени, она будет называться просто "Музыка". Об этом он тоже сам попросил.

На одной из последних встреч – в конце мая в музее Фаберже – мы записали несколько новых очень интересных произведений.

Я называю его Маэстро потому, что это человек, которому я поклоняюсь как мастеру. Он был абсолютно уникальным. Возможно, кто-то считал его непростым человеком, но нам удавалось находить общий язык.
Он, действительно, жил в уединении, но это не значит, что он был одинок. У него были друзья, с которыми он постоянно встречался и созванивался.

Татьяна Троянская, арт-директор Фонда Олега Каравайчука:

Я с Олегом Николаевичем общалась больше десяти лет.

Я работаю на радиостанции "Эхо Москвы” в Санкт-Петербурге, однажды Олег Николаевич позвонил мне и начал что-то рассказывать, словно мы с ним давно знакомы. Это я потом узнала о том, что его впечатлил сделанный мной анонс его концерта, и он узнал номер моего телефона у режиссера Андрея Могучего.

Я была в шоке, это было слишком неожиданно. Сейчас вспоминаю это как чудо.

Мы очень часто говорили по телефону. Такой телефонный роман. Он говорил о музыке. О Вагнере – его любимом композиторе. Мог позвонить ночью, одержимый какой-то идеей. Так мы общались несколько лет. Иногда он приезжал к нам в редакцию просто так, без предупреждения.

Притом что Олег Николаевич не очень-то подпускал к себе людей. Он чувствовал, с кем ему нужно, а с кем не нужно общаться.

Около года назад, прошлой осенью после одного из концертов к нам подошли поклонники творчества и выразили желание помогать.

Так родилась идея Фонда, который стал заниматься реализацией творческих проектов Каравайчука и изданием его записей, реставрацией многочисленных аудио- и видеоматериалов, созданием медиаархива и музея. Олег Николаевич сам стал учредителем этого Фонда.

В феврале этого года мы ездили в Испанию, где была премьера фильма Адреса Дуке “Олег и редкие искусства”. У нас в планах – создание архива: каждое выступление Каравайчука было уникальным, он никогда себя не повторял. Со мной он всегда был очень мягким в общении.

Олег, которого характеризуют как человека, который не приходит на свои концерты, был мне не знаком.

Все эти истории про наволочки, которые он надевал на голову на концертах, случались для того, чтобы как-то отрешиться от публики.

У меня и моих коллег остались записи наших разговоров: говорил он так же гениально, как играл.

Слова, услышанные от него, были фантастическими и очень точными.

Михаил Борисович Пиотровский очень ценил Каравайчука: поэтому в понедельник – выходной Эрмитажа – приглашал его играть. Говорил, что для Каравайчука Эрмитаж открыт. Поэтому Олег и Борис приходили в Эрмитаж по понедельникам. Олег Николаевич играл на Николаевском рояле, а Боря записывал.

Гении никогда не бывают в гармонии с собой.

Каждый концерт давался Олегу Николаевичу большим трудом, зато после он всегда спрашивал у зрителей: “Вам понравилось? Вы поняли?”

Что он действительно не любил – так это вопросов про Сталина.

Он общался с ним лично: Сталин посещал концерты юных дарований. Но в какой-то момент перестал об этом рассказывать. Когда журналисты в очередной раз спрашивали про Сталина, он раздражался и уходил от ответов.