Депутат Ленсовета 21-го созыва Виталий Скойбеда – один из самых активных участников событий 90-х годов в Петербурге.

Начавший свою политическую деятельность в Демократическом союзе, первой оппозиционной партии, открыто провозгласившей себя в СССР, Виталий Скойбеда был одним из лидеров радикально-демократической оппозиции в Ленинграде-Петербурге. Именно он в 1991 году поднял трехцветный российский флаг над Мариинским дворцом, именно он вместе с депутатом Алексеем Ковалевым был автором формулировки вопроса, вынесенного на референдум о возвращении Ленинграду названия "Санкт-Петербург". Именно Виталий Скойбеда возглавил 23 августа 1991 года захват Смольного, где располагался обком КПСС. С 2003 года Виталий Скойбеда живет в политэмиграции в Грузии.

– Виталий, как вы считаете, если бы основные принципы, заложенные в программе Демсоюза (я имею в виду запрет КПСС и люстрацию) были осуществлены, мы бы жили сегодня в другой России?

– Я вступил в эту общественную организацию, когда она уже существовала, и очень горд тем, что был в числе людей, которые находились в тот момент на острие борьбы с советчиной и коммунизмом, со всем этим красным тоталитаризмом. Но я был всего лишь одним из участников этого процесса. Что касается программы Демократического союза и, в частности, тех вещей, о которых вы упомянули (люстрации, например), то сама жизнь сегодня показывает, что это была абсолютно необходимая вещь. И все те чудовищные события, с которыми мы сегодня имеем дело, это перерождение в чекистско-олигархический режим, связаны как раз с отсутствием этого. А мы знаем: публиковались данные, что все члены правительства и администрации президента состояли в КПСС, а многие из них были в КГБ. Мы имеем сегодня трагические последствия того, что идея люстрации, так же как и идея о необходимости открытия архивов того времени, не была воплощена в жизнь.

– Многие депутаты Ленсовета 21-го созыва, избранные в 1989 году, говорили мне, что для них и участие в выборах, и победа на них были неожиданными. А для вас?

– Я до этого уже два года был политическим активистом, участвовал в различных протестных акциях, в массовых мероприятиях. У себя на работе я в то время занимался политической агитацией, распространял, в частности, хорошую газету "Атмода" и другие независимые издания, которые начали к тому времени выходить в Петербурге. И для меня участие в выборах было естественным продолжением этой деятельности. Причем так смешно получилось, что я тогда бился не столько за свое собственное избрание, сколько за избрание Николая Аржанникова, в команде которого я работал. Это знаменитый человек, благодаря которому состоялась демонстрация милиции на Дворцовой площади с протестом против использования ее в антидемократических целях. Я помогал тогда ему в его агитации на выборах в Верховный совет РСФСР и попутно занимался собственной кампанией.

Мне повезло, что тогда были маленькие округа, а нас было все-таки почти 400 человек. Свой округ я смог обойти ногами, лично поговорить со многими людьми, узнать, что их волнует. И так получилось, что за меня проголосовали.

В Ленсовете я работал в комиссии по общественным и общественно-политическим организациям на постоянной основе. Мы сделали то, что могли, и для облегчения регистрации общественных организаций, и для помощи в их деятельности. Тогда различные партии, НПО росли как грибы после дождя, потому что люди вырвались на свободу и каждый стремился что-то сделать, как-то проявить себя. Тогда было много интересных инициатив.

К сожалению, у меня, как и у многих депутатов Ленсовета, в то время было недостаточно познаний в экономическом и организационном плане. А вот возможность определенной группировки (назову ее "чубайсовской группировкой" или "питерско-чекистской группировкой") перехватить определенные инициативы, поставить на нужные места определенных людей в качестве управленцев, захватить экономические рычаги – такая возможность была использована, что и привело к тому, что, как мы видим, было сделано со страной.

– А что вы можете вспомнить сегодня о самом процессе прихода к власти этой "питерско-чекистской группировки"?

– Сначала, после избрания, Ленсовет был, на мой взгляд, искусственно расколот определенными людьми, и депутаты долго не могли выбрать председателя и перейти, наконец, от дебатов к деятельности. Думаю, что этот процесс искусственно подогревался со стороны. Потом произошла история с неожиданно "всплывшим" Собчаком и его избрание председателем. Затем Собчак сформировал свою команду, от которой были в ужасе многие люди, еще месяц назад с пеной у рта агитировавшие за "демократа Собчака". В эту команду пришли и чекисты, и какие-то мутные бизнесмены, и просто люди буквально с печатью партийного-комсомольского актива на лице.

Одновременно началась известная по многим публикациям и передачам конфронтация Собчака с Ленсоветом. Единственное, что сумел сделать Ленсовет, – поставить на пост председателя Исполкома Александра Щелканова, но, к сожалению, все-таки это "перетягивание каната", эту борьбу он проиграл, не выдержал ее, и исполнительная власть через непродолжительное время была полностью захвачена Собчаком. Ленсовет (а впоследствии – Петросовет) оставался такой красивой "розочкой на торте" вплоть до своего роспуска, от него уже не так много чего зависело в повседневной жизни горожан, потому что рулила мэрия и вместе с ней – дорвавшиеся до власти чекисты и номенклатурщики, которые снова всплыли на поверхность.

– Как вы думаете, перестройка стала неожиданностью для КГБ, он на некоторое время потерял контроль над ситуацией или контроль оставался постоянным?

– Я исследовал ряд фактов, и мне думается, что перестройка на самом деле была достаточно страшным проектом. И нам всем очень повезло, что этот проект не получился, потому что никакой особой демократизации ради демократизации никто делать не собирался. Были определенные закулисные договоренности между европейскими социал-демократами и руководством СССР о том, что Советский Союз станет немного более либеральным, более социал-демократическим, а левые правительства, к тому времени пришедшие к власти во многих странах Запада, сделают все для конвергенции, взаимного сближения и образования такого большого-большого "евросовка".

Столкнулся я с этим уже в выраженном виде намного позже, здесь, в Грузии в 2007 году, когда помогал обрабатывать интервью покойного Эдуарда Шеварднадзе, которое он дал польскому журналисту. В одном из эпизодов этого интервью достаточно понятно об этом говорилось. И второй раз я натолкнулся на это еще позднее, читая Владимира Буковского, который писал примерно то же самое.

Я думаю, что это реально готовилось, и нам всем просто очень повезло, что Советский Союз не выдержал определенных перегрузок и развалился раньше, чем осуществился этот левый глобальный проект. Часть из его наследия мы видим в некоторых сегодняшних проявлениях евробюрократии, так называемого "евросовка". Но все-таки это не так глобально, как могло бы быть, и у этого есть альтернатива.

Так что в Советском Союзе те, кому это было надо, прекрасно представляли, что перестройка будет, ибо они ее инициировали и примерно представляли, чего они от нее хотят. Дальше пошло немножко не по их сценарию, но многие из них были к этому готовы и извлекли из этого процесса всевозможные бонусы. Номенклатура отчасти первого, отчасти второго эшелона, как во многих союзных республиках, так и в России, осталась и при власти, и при деньгах, да еще и получила дополнительные бонусы в виде заграничного признания, возможности зарубежных поездок, устройства за границей детей и так далее. Для них все это кончилось очень хорошо.

Что касается КГБ… В Комитете, как и в Кремле, были свои "башни", иногда враждующие друг с другом. Я помню в те времена растерянность одних чиновников (что от КПСС, что от КГБ) и довольно бодренькую деловую активность, такое крысиное шуршание ряда других, которые целенаправленно занимались своими делами. Кооператив "Озеро", в том числе Путин, Патрушев и другие ребятки деловито боролись за власть и собственность.

– Виталий, а какую оценку вы сегодня дадите Анатолию Собчаку как политику? Было ли случайным его появление на политической арене?

– Собчак был абсолютно на своем месте и абсолютно соответствовал своему времени. Мы знаем, что при всех крупных взбалтываниях наверх, как правило, всплывает не самое лучшее. Собчак очень хотел власти, популярности, денег. Это было очевидно тем, кто его наблюдал. Я думаю, что Собчак с великим удовольствием участвовал в этих событиях.

Другое дело, что он-то изображал из себя акулу, не будучи ею, а сам попал в общество настоящих акул. Они его скоропостижно, что называется, убрали с арены. Я не верю в естественные причины его смерти. Он был достаточно здоровым, достаточно молодым и достаточно эгоистичным человеком для того, чтобы постоянно заботиться о своем здоровье. Он не был алкоголиком, который мог напиться… Скорее всего, ему помогли своевременно покинуть этот мир – наверное, чтобы он не напоминал Владимиру Владимировичу своим видом и присутствием, что тот ему чем-то обязан.

– С кем из тех людей, кто сейчас находится на вершине власти, вам приходилось сталкиваться в то время, когда вы были депутатом? Кто оставил наиболее яркий след в ваших воспоминаниях?

– Мне дважды приходилось сталкиваться с Анатолием Чубайсом. Один раз это было по принципиальному для города вопросу. Я был в числе тех, кто отстаивал идею введения именных ваучеров для жителей Санкт-Петербурга, чтобы они могли хоть что-то реально получить от приватизации, а не продавали бы свои ваучеры за бутылку водки на Сенной площади. Ленсовет, в принципе, обладал такими региональными полномочиями, но противодействие со стороны "команды Чубайса" было столь велико, что это предложение, хотя и набрало значительное количество голосов, не прошло через голосование. К обструкции этой идеи подключились люди, которых мы и сейчас видим в правительстве России: Козак, Чубайс и другие. Поэтому с проектом именных ваучеров для петербуржцев ничего не получилось.

Зато я тогда получил некоторое представление о господине Чубайсе вблизи. А впоследствии оно подтвердилось уже на частном примере, когда обсуждался вопрос о приватизации одной гостиницы в Петербурге. Расположенная в Центральном районе, она была внаглую, по-бандитски захвачена и уведена из городской собственности. Мы пытались ее вернуть в город, на что господин Чубайс, сделав "морду кирпичом", сказал: "А что? Все нормально. Это собственность трудового коллектива. Так и должно быть". А то, что трудовой коллектив в количестве пары десятков человек находился к тому времени под какой-то бандитской группировкой и то, что этот трудовой коллектив не имел никакого отношения к строительству этой гостиницы ценой уже по тем временам в несколько миллионов долларов, все это господина Чубайса не волновало.

Я не исключаю, что и в этом случае, как и во многих других, эти ребята имели какую-то личную заинтересованность. Уж больно все делалось нагло, даже вопреки тем "огрызкам" законности, которые существовали в то время…

А господина Путина я много раз видел мельком в коридорах. Никакого особого впечатления он тогда не производил. Маленький, серенький, вежливый чиновник. Потом с его деятельностью пришлось столкнуться, когда разбирали материалы комиссии Салье-Гладкова по выводу и продаже ценных металлов из запасов заводов якобы для обмена на столь нужное тогда продовольствие, которое в город так и не поступило. Было собрано достаточно большое количество материалов, которых бы хватило, наверное, на несколько десятков уголовных дел не только против Путина, но и против многих людей, которые сейчас сидят в российском правительстве… Но соратник Путина Патрушев все это дело замял, и все затихло.

Если историю с комиссией Салье – Гладкова знает достаточно большое количество людей и об этом публиковалось много материалов на всероссийском уровне, то история о том, как раздербанили Балтийское морское пароходство, осталась региональной питерской историей, хотя по объему нанесенного городу ущерба, я думаю, она более значима, чем история с воровством цветных металлов. Та история была одноразовой, а здесь город лишили крупной организации, ежегодно приносившей прибыль в бюджет. Просто все уничтожили, распродали, растащили… Разумеется, кое-кто поимел с этого большие деньги.

А Путин тогда интересовался моим мнением по поводу этой истории – наверное, потому что я имел тогда некоторое отношение к телевидению. Мы сделали пару сюжетов на эту тему, в том числе интервью с главой пароходства Виктором Харченко. Возможно, Путина интересовало, не уплыла ли к нам какая-то информация, не знаю ли я чего-то такого дополнительного, что еще не вышло по телевидению. Он спрашивал вежливо, заинтересованно, внимательно слушал. Мы стояли и беседовали у ограды Смольного. Я сказал ему, что думаю по этому поводу – о причинах "наезда" на Харченко, о том, что, вне зависимости от особенностей его личности и судьбы, Балтийское морское пароходство необходимо городу. Он все это внимательно послушал, покивал головой, а потом произошло то, что произошло. Сейчас Балтийского морского пароходства нет.

– Каким вам видится будущее России?

– События пошли по наихудшему сценарию. Сейчас уже никакая эволюция невозможна, потому что этот режим не реформируем. Эти люди замараны в таком количестве преступлений, что они уже, конечно, ни через какие выборы не уйдут. Они будут находиться у власти до тех пор, пока их не вынесут ногами вперед. К сожалению, сейчас страна и международное мнение о ней находятся в таком состоянии, что, на мой взгляд, на 90% вся эта история закончится развалом Российской Федерации.

Может быть, только возникшие на этом месте новые государства, в том числе национальное русское государство, получат какой-то шанс на реформирование, на приход к какому-то нормальному состоянию, на постепенную интеграцию в Европу, в цивилизованный мир, на избавление от всей этой красно-коричневой агрессивности, которая сейчас, цветя пышным цветом, превращает страну – победителя фашизма в страну торжествующего фашизма.

У меня крайне негативные прогнозы на ближайшее десятилетие для Российской Федерации. Даже если завтра Путина не станет и все его окружение куда-то испарится, то придется долгие годы расхлебывать то, что они наделали, в том числе с людьми, с их умами, с их психикой.