В этом году в Петербурге скромными торжественными мероприятиями ветераны рок-движения, дожившие до наших дней, отмечают круглую дату – 35 лет со дня создания Ленинградского рок-клуба. Как опекали рок-клуб КГБ, МВД и комсомольцы? Как рок-фестивали превращались в демонстрации? Об этом – в беседе с президентом Ленинградского рок-клуба Николаем Михайловым.

Официальная дата его рождения – 7 марта 1981 года, разумеется, условна. История рок-клуба, который стал называться рок-клубом только с 1982 года, уходит в конец семидесятых, в Ленинградский межсоюзный дом самодеятельного творчества, а возможно, в еще более ранние времена. О том, как клуб возник, достиг расцвета, и о том, как пришел его закат, Радио Свобода рассказал президента рок-клуба Николай Михайлов.

– Николай, можно ли точно определить дату, когда возник Ленинградский рок-клуб?

– Это 7 марта 1981 года. Но надо сказать, что та организация, которая тогда возникла, является продуктом десятилетий организации музыкальной творческой общественности нашего города, которая началась, по-моему, в 1971 году с попытки организации Николаем Васиным и компанией некоей "Поп-федерации".

Тогда, конечно, все это было привязано к группе Beatles, хотя и не только к ней. Это было достаточно интересное действие – собирались на ночных полянках с "русалками", организовывали какие-то концерты, замаскированные под киносъемки и массовки "Ленфильма" и так далее. Это была такое живое действие. Тогда в наш город регулярно приезжали польские группы "Скальды" и "Червоны гитары". И они с удовольствием принимали участие в этих мероприятиях.

Пожалуй, это была первая более-менее заявленная попытка создания такой организации. Она, к сожалению, завершилась встречей с властями, потому что, естественно, продавались нелегальные билеты и так далее. Коля Васин закопал свои пластинки вместе с альбомом Джона Леннона Imagine с его личным автографом где-то в лесу от греха подальше, а его администратор отправился года на два "рубить лес".

Но идея на этом не умерла. Предпринимались еще две-три попытки создания такой организации. Там участвовали уже Гена Зайцев, Юрий Байдак, Таня Иванова – много было всяких людей. Но все эти инициативы по разным причинам заканчивались неудачно – в основном, по внутренним причинам.

Более-менее удачная попытка создания такого прообраза Ленинградского рок-клуба случилась в 1979 году на проспекте Энергетиков. Созданная там организация называлась "Городской экспериментальный клуб любителей современной молодежной музыки". Этот клуб просуществовал примерно года два и распался по внутренним причинам, никто его специально не уничтожал. В конце концов идея рок-клуба реализовалась в 1981 году на улице Рубинштейна в доме №13, в Доме народного творчества, где к тому моменту появилось новое руководство в лице Анны Александровны Ивановой, которая сказала рок-музыкантам: “Ладно, возьмем вас!” Но она, правда, перед этим посоветовалась со своим мужем, который был к тому моменту директором ДК Ленсовета, а в дальнейшем – ДК имени Горького, который сказал ей: “Ну, если что, мы тебя прокормим!”.

– Различные источники сообщают о как минимум четырех инициативах снизу – различных обращениях граждан к властям в Смольный с призывами создать площадку для выступления молодежных музыкальных коллективов. Вам известны подробности этого?

– На начальном этапе, конечно, никаких писем ни в какие Смольные и ни в какие другие организации не было. Первые такие попытки случились в 1979 году, когда образовался этот клуб со сложно произносимым названием. Был проведен большой фестиваль в зале на триста мест в подростковом клубе, чудовищный по своей организационной сущности, потому что аппаратуры у нас не было, а длился он восемь часов. Но были приглашены многие официальные представители властей, начиная от Комитета по культуре, профсоюзов, партийных организаций, представителей комсомольских организаций крупнейших предприятий города, в частности Кировского завода. Секретарь этой организации впоследствии написал очень характерный для того времени отзыв: “Очень мне понравилось это мероприятие, но я бы советовал вокалисту группы “Россияне” подстричься!”. Надо было видеть лидера группы “Россияне” Жору Ордановского!

Это было первое официальное обращение, а потом уже на Рубинштейна, 13, в Доме народного творчества, во многом благодаря Анне Александровне Ивановой мы обрели некий статус, условно говоря, на уровне кружка кактусоводов (юридический статус был примерно такой же).

В то время я был участником первого состава группы “Пикник”, играл на флейте и, как самый “ненужный” участник, был еще в 1979 году по клубной демократии направлен представлять интересы коллектива. От каждого музыкального коллектива был такой представитель. Я как-то прижился в этой роли, и в 1981 году во время бурных дебатов, когда мы стихийным образом подошли к понятию не только “клубной демократии”, но и демократии вообще, меня избрали председателем.

Мы тогда имели смутное представление о древнегреческой агоре, о польском Сейме, о российском парламентаризме царского времени, но у нас каждую субботу проходили собрания, в которых принимали участие двести-триста человек. Пуговицы на рубашках друг у друга не рвали, лица друг другу не царапали, но обсуждения были достаточно бурные, и они были посвящены тому, каким должен быть рок-клуб в дальнейшем.

Стихийным, опять же, образом сложились “правые”, “левые”, “центристы” и прочие фракции. Никто их не назначал, никто не формировал, но они уже присутствовали. “Правые”, например, говорили, что рок-клуб должен быть некоей организацией, аналогичной Ленконцерту, которая занимается исключительно профессиональной деятельностью музыкантов, организовывает им гастроли, зарабатывает им деньги, добывает аппаратуру и так далее. “Левые” говорили, что Ленинградский рок-клуб должен быть некоей организацией, по статусу аналогичной церкви, то есть отделенной от государства. И то, и другое в тех исторических обстоятельствах было идеалистичным. Поэтому, как водится, победили середнячки, которые говорили, что нужно заниматься и тем, и этим. И когда разногласия между “правыми” и “левыми” достигли критического уровня, решено было выбрать руководителя этой организации. Вследствие этих разногласий я, как представитель середины, и стал президентом Ленинградского рок-клуба. Это случилось в 1982 году.

– Какие проблемы пришлось решать вам, когда вы оказались на посту президента Ленинградского рок-клуба?

– Самой главной вещью на том этапе 1981-1983 годов была необходимость постоянно доказывать свое право на творческое самоопределение, творческую самостоятельность, свое право исполнять те песни, которые мы хотели исполнять. Это по тем временам являлось серьезной крамолой, потому что существовал Союз композиторов, члены которого успешно кормились за счет отчислений от исполнения их произведений. Они искусственно, законодательным образом вводили ограничения на уровне указов, в соответствии с которыми до 80% всех исполняемых произведений должны были принадлежать членам Союза композиторов.

В какой-то момент возник драматический эпизод. В соответствии с очередным их указом на сцене во время выступления инструментального ансамбля у него должно было быть не менее трех духовых инструментов. Доходило до того, что, например, группа “Мифы”, достаточно профессиональная и много игравшая по тем временам, выставляла декорацию в виде ходивших по сцене людей с дудками. Приходила комиссия, просматривала выступления и не находила нарушений, к которым можно было бы придраться.

При этом председатель Союза композиторов Андрей Павлович Петров, десятилетие со дня смерти которого мы недавно отметили, занимал достаточно внятную позицию, и по мере возможности не то чтобы опекал рок-клуб, но и не препятствовал его деятельности. Спасибо ему за это!

Вторая проблема была связана с идеологической составляющей, которую курировали, конечно, в основном комсомольцы. Комсомольские оперативники не без основания усматривали в нашей деятельности ущерб их идеологии, поэтому проводились всяческие рейды, обыски, задержания. МВД тоже действовало и, как я уже сказал, посадило в тюрьму одного человека за распространение фальшивых билетов. Это, кстати, послужило неким толчком для создания трех творческих резерваций в рамках нашего города: рок-клуба, клуба литераторов "Клуб-81" и клуба художников – Товарищества экспериментального изобразительного искусства.

Власти считали, что "их не удается выловить по подвалам и чердакам, но если удастся собрать их в одном месте, то там можно будет за ними приглядывать, воспитывать, направлять и так далее. Я не очень понимаю, как это происходило по отношению к литераторам и художникам, думаю, вряд ли это удалось, но по отношению к рок-клубу могу с уверенностью сказать, что это была абсолютно идеалистическая затея.

– А какова, по вашему мнению, роль КГБ в создании Ленинградского рок-клуба? Бывший заместитель начальника ленинградского управления КГБ Олег Калугин вообще заявил, что КГБ был практическим спонсором рок-клуба, а его организаторы – агентами КГБ.

– КГБ в то время всегда присутствовал в нашей жизни – везде, по всей стране. Я думаю, что на какой-нибудь ткацкой фабрике в Иванове также был свой представитель этой организации, потому что все, в том числе и идеология, считалось стратегически важным для страны.

И было внимание к нам, поскольку мы несли свою творческую крамолу. Причем мы не стремились свергать существующую власть. Наша крамола заключалась в том, что мы хотели играть то, что хотим играть, – вот и всё. Это уже потом под давлением появились какие-то достаточно революционные коллективы, песни и прочее. А если нам просто изначально дали бы возможность спокойно играть то, что мы хотим, без встреч с милицией, с комсомольскими оперативными отрядами, то возможно, что и рок-клуба бы не возникло. Но он возник.

А роль КГБ была, с моей точки зрения, положительной. Я до конца не понимаю, когда они появились. По версии нашего куратора от профсоюзов Наталии Веселовой и из разговора с Анной Александровной Ивановой, нашим директором, могу судить, что кагэбэшники появились года два спустя после организации рок-клуба. Я их увидел, наверное, в то же время. До того момента их не было, хотя, наверное, они где-то присутствовали, с кем-то разговаривали…

Потом такие беседы неизбежно состоялись и со мной, и со многими другими членами рок-клуба. Я был вынужден регулярно с ними общаться. Был прикрепленный куратор. Двух таких кураторов я четко помню, они менялись. Но их роль была положительной, потому что они предоставляли достаточно объективную информацию о нас в обком партии. Туда же предоставляли информацию, соответственно, комсомольцы и МВД о том, что вытворяют в этом рок-клубе "эти сумасшедшие". В обкоме делали какие-то выводы… Мне кажется, что к мнению кагэбэшников они больше прислушивались и что это мнение было наиболее объективным. Они говорили, что всё это бессмысленно задавливать, каким-то образом регулировать, а "надо им помочь, чтобы они встали на ноги и двигались вперед, – ну, может, да, с какими-то ограничениями".

Вот я не помню никаких негативных ощущений от общения с этими кагэбэшниками. А от общения с ментами и комсомольцами такие ощущения были.

С моей точки зрения, никакая силовая, идеологическая структура никогда не могла бы создать Ленинградский рок-клуб только по одной причине: это было народное движение снизу, которое началось еще в конце шестидесятых, продолжилось в семидесятых и окончательно оформилось к 1981 году.

Надо иметь в виду, что в рок-клубе присутствовали не только музыканты. Там были фотографы, художники, журналисты, техники – я уж не помню, кого там только не было! Громадное количество творческой интеллигенции… Многие из них, может, там ничего особо и не делали, но эта среда, возникшая к началу восьмидесятых годов на Рубинштейна, 13, создала некий задел на будущие годы. КГБ здесь абсолютно ни при чем.

– В "Википедии" сообщается о пяти крупных рок-фестивалях, которые прошли на площадке Ленинградского рок-клуба. Но, насколько мне известно, рок-фестивалей было больше, и это разночтение объясняется не определенной до сих пор датой ликвидации рок-клуба. Так ли это?

– Дата создания рок-клуба четко зафиксирована, а вот даты ликвидации рознятся. У кого-то это 1986 год, у кого-то –1989-й и так далее. Каждый рок-фестиваль был сам по себе событием, потому что было принято, например, каждому коллективу в течение года готовиться к фестивалю, причем было неизвестно, попадет ли этот коллектив на этот фестиваль, конкуренция была очень большая. И каждый коллектив готовил новую программу – без всяких указаний, без всяких инструкций, по принципу внутренней саморегуляции. Считалось неприличным играть прежнюю программу спустя год. Это был очень классный механизм. Он потом, со временем нарушился.

Вначале наши фестивали называли “смотры-конкурсы” – в соответствии с требованием времени. В 1988 году на Зимнем стадионе был отличный революционный фестиваль. За день до открытия этого фестиваля власти решили его прикрыть под надуманным предлогом. И тогда случилось массовое шествие, демонстрация. Билеты ведь были проданы, народ собрался из многих городов. Лето. Тепло. Народ расселся. Никому было не понятно, что делать, включая организаторов. И тут Михаил Борзыкин, молодец, забрал у какого-то сержанта милиции “матюгальник” и пригласил всех идти к Смольному. Собрались две-три тысячи народу, которые пошли к Смольному. И мы пошли с этим шествием. Спустя многие годы мы шутили, что в 1917 году шли от Смольного к Зимнему, а в 1988-м пошли обратно – от Зимнего к Смольному. Нас остановили на полдороге. Миша Борзыкин четко сказал, чтобы все сидели. Все присели. Никаких провокаций. Ничего. По дороге из окон военных училищ нам кричали курсанты, спрашивали, куда мы идем. “За правдой идем!” – отвечали люди из колонны и приглашали спускаться к ним. Не знаю, спускались ли они, но было очень много народу.

Но все были организованными. Обошлось без всяких провокаций. Нас остановили около кинотеатра “Ленинград”, приехали люди на черных “Волгах”. В результате пятиминутных переговоров с нашими делегатами фестиваль был разрешен. У стадиона поставили пожарную машину, чтобы формально соблюдать противопожарную безопасность. Но публика, которой было сказано не курить в этом зале, не курила – все выходили курить на улицу. Сам по себе фестиваль был творчески великолепным.

Потом был еще один фестиваль, который уже никогда не повторить, – в 1991 году. Он был посвящен десятилетию рок-клуба и проходил одновременно на трех площадках: во Дворце спорта “Юбилейный”, на Рубинштейна, 13, и в выставочном зале, в "Гаване", где была выставка “Реалии русского рока”. Там три с половиной тысячи квадратных метров были заставлены экспозициями. Это не повторить уже никогда. И в 1995 году был тоже очень хороший фестиваль. В общем, фестивалей было очень много.

– Как вы считаете, 80-е годы – это был самый интересный этап развития рок-клуба?

– Да, это так. Как я его называю, революционный этап. Период нашей молодости, становления нашего движения, нашего стремления доказать, что мы имеем право на то, на что имеем право. В 90-х годах у нас в рок-клубе начался другой очень интересный этап, когда мы начали свободно ездить по всей стране, по всему миру. В нулевые годы начался стагнационный этап, все поутихло. В десятые годы, практически сейчас, начинается новый этап развития, когда это интересно молодым музыкантам – отнюдь не всем, но многим, многим и многим. Ведь рок-клуб – это некая идея, которая не воплотилась вдруг откуда-то, неизвестно откуда, в 1981 году. Эта идея начала реализовываться гораздо раньше и будет реализовываться до тех пор, пока существуют люди, готовые нести эту идею в себе. Понятно, что наше поколение вымрет – это неизбежно. Но я уже сейчас знаю людей, которые готовы заниматься этим в дальнейшем.

– Не находится ли в прямой зависимости расцвет рок-движения в стране от того состояния, в котором эта страна находится? Ленинградский рок-клуб своим возникновением ознаменовал, можно сказать, распад советской системы. Как вы считаете, существуют ли предпосылки для расцвета рок-движения в сегодняшней России?

– Рок-клуб – это продукт своего общества, своего государства. Если говорить о Ленинградском рок-клубе, то он пережил уже четыре государственных реорганизации. Четвертую мы переживаем сейчас. При сытом, благополучном обществе рок-н-ролл – благополучный, не бунтующий, он обычно имеет больше развлекательную, чуть-чуть информационную составляющую. А когда в государстве не все тихо и славно, тогда появляются бунтари. Проявляются. Они всегда были и есть.

Не знаю. Но опыт с Ленинградским рок-клубом показывает, что, когда в стране что-то идет не так, рок-н-ролл становится более значимым. Рок-музыку у нас в стране слушают 5% населения, вряд ли больше. Но эти 5% населения являются достаточно развитыми, подвижными, активными, они интересуются тем, что будет со страной в будущем. И эти "рок-меньшевики" по сравнению с "попсой-большевиками", несомненно, вносят серьезную составляющую в нашу гражданскую жизнь. Неизбежно. И ничего с этим не сделаешь.