На момент распада СССР в Воркуте и близлежащих поселках жили около 270 тысяч человек. Сегодня осталось чуть больше 80 тысяч: семь из угольных 13 шахт закрылись в 90-е годы, поселки расселили, шахтеры разъехались по стране. Воркута, бывшая столица Воркутлага, окружена городами-призраками. Впрочем, в некоторых из них до сих пор теплится жизнь.
Белый хребет Уральских гор растворился между белесым зимним небом и белой тундрой. Дорога похожа на американские горки – машина то взлетает на колдобинах, то жестко приземляется, задевая днищем об асфальт. "Тут только на оленях можно", – думаешь, и, как в сказке, на обочине появляются три повозки, запряженные тройками приземистых безрогих оленей, которых закутанные в малицы ненцы пихают длинными палками. Через 15 минут бешеной тряски подъезжаем к Советскому. Занесенный снегом проспект в окружении сугробов и мертвых пятиэтажек упирается в разбитый ДК. По остаткам вывесок и раскуроченным витринам отмечаешь: вот тут раньше была аптека, тут мебельный магазин, а тут? Детский сад? Школа? Все двери открыты, все окна разбиты, такое впечатление, что город был отдан мародерам. Улицы пустынны, но это потому, что вечерний автобус не пришел. Как придет, так потянутся из него бедно одетые тени, среди которых нет-нет да и промелькнет пара женщин в норковых шубах: воркутинки очень уважают меха.
Когда-то поселок Советский был модным местом. Шахта Юнь-Яга была крупнейшей в Печорском угольном бассейне, в Советском проживало до 5000 семей. Как вспоминают местные жители, сюда из самой Воркуты приезжали: в магазинах выбор был лучше, а местный ресторан славился своими гулянками. Но в 1996 году шахту закрыли из-за низкой рентабельности, какое-то время добывали уголь открытым способом, однако в середине 2000-х прекратили и это. Город начал пустеть, в 2011 году закрыли школу, три года назад не стало поликлиники, исчезла последняя аптека, а прошлым летом развернулась настоящая битва за последний продуктовый магазин. Как рассказала местная активистка Лидия Шоличева, жители просили хотя бы отменить арендную плату владелице, чтобы той не приходилось работать в убыток, но администрация города аренду не отменила и магазин закрыли. Удалось, впрочем, договориться, что два раза в неделю в Советский будет приезжать торговая точка: ей выделили комнатку на почте – в единственном открытом учреждении в Советском, если не считать школы-интерната для детей оленеводов. "А как же, – говорит Лилия Шоличева, – у нас тут есть инвалиды, есть с маленькими детьми, есть старики, не будешь же в город каждый раз ездить за хлебом".
Не хозяин своему дому
Хозяиновы – одна из 150 семей, которых все никак не переселят из Советского, хотя обслуживание поселка обходится Воркуте в 60 млн рублей ежегодно. Они остались одни в многоквартирном трехэтажном доме, остальные жильцы давно разъехались, их квартиры открыты, в беспорядке разбросаны забытые вещи и поломанные бытовые приборы, в подъезде холодно и темно: коммунальщики домом давно не занимаются, хотя счета продолжают присылать, почтовые ящики пустующих квартир ломятся от неоплаченных квитанций на десятки тысяч рублей – с пенями и штрафами.
Дверь в квартиру Хозяиновых тоже открыта – тут вообще запираться не принято. Нас встречает мать семейства, Ольга Ивановна, пятеро ее сыновей на работе, 17-летняя дочь Саша – в училище. Ее трехкомнатная квартира не сильно отличается от заброшенных соседских жилищ: ободранные обои, в ванной дыра в потолке, через которую виднеется холодное полярное небо. Сын Ольги Ивановны пытается бороться с грибком на стенах, заливает углы строительной пеной, но предательский грибок выбирается из-под нее, отвоевывает себе место у людей. Старые рамы не держат тепла, так что, несмотря на то что батареи горячие, приходится постоянно держать включенной электрическую плиту и обогреватели. Летом горячую воду отключают на два месяца, а температура может подняться до плюс 20, а может и опуститься до плюс семи, тут иногда и в июле идет снег, так что снова – плита и обогреватель рядом с кроватью. Мы садимся на темной, но теплой кухне с засаленными окнами, длинным столом, двумя деревянными лавками и этажерками, что заставлены домашними заготовками и посудой.
Времянка на 20 лет
Ольга Ивановна коренная жительница Коми, с детьми говорит по-русски, а вот с сестрами на коми: "чтобы не забыть". В Советский попала в 1978 году – по распределению после училища в Сыктывкаре. Работала почтальоном, вернее, нет, "оператором почтовой связи" – не без гордости за профессию поправляет она. На почте тогда работало 13 человек, зарплата оператора вместе с северными надбавками доходила до 300 рублей. Однако в конце 90-х людей стали сокращать, не удержалась и Хозяинова. Пришлось поработать и простым почтальоном, и даже дворником. Муж Ольги Ивановны сидел дома: шил из оленьих шкур пимы – теплые меховые сапоги, многие воркутинцы ходят в таких до сих пор. Родилось у Хозяиновых семеро детей, но одна из дочерей погибла – отравилась "неизвестным ядом" на свое 17-летие ровно 16 лет назад. Восемь лет назад скончался от инсульта и муж. По местным меркам Хозяиновы живут неплохо: один из сыновей – инвалид детства, а вот остальные работают: один на Центральной обогатительной фабрике, второй грузчиком, третий – электриком. Все ездят в Воркуту, в Советском из работодателей осталась только котельная.
Вообще-то, эта неустроенная квартира – временное жилье из так называемого "маневренного фонда". Дом Хозяиновых расселили еще в 1997 году, семью должны были переселить в Воркуту, но дали на время пустующую трешку в том же Советском. Ольга Ивановна встала в очередь на улучшение жилищных условий, но очередь в России – дело долгое. Она писала даже Ельцину (которого, когда рассказывала, перепутала с Брежневым), из администрации президента пришел ответ с просьбой разобраться и помочь, но разбираться и помогать никто не стал. "Тут у нас была такая Раиса Сорока, председатель поссовета (поселкового совета. – Прим.), – вспоминает Ольга Ивановна. – Так она говорит: "Куда бы ты ни писала и куда бы ни обращалась, все пути ведут ко мне". Интересно, что вся семья до сих пор прописана в расселенном доме, более того, туда тоже многие годы приходили счета за квартплату, накопилось более 40 тыс. рублей, которые коммунальные службы по суду пытались истребовать с Хозяиновых.
В 2002-м Советскому вдруг придают статус микрорайона Воркуты, по словам Лидии Шоличевой, – чтобы можно было переселять сюда из города злостных неплательщиков коммуналки. "Квартир тогда много уже пустовало, а суды переселять не разрешали, – поясняет Шоличева. – Вот они всё поменяли, но даже нам не сообщили – мы года через два узнали только. А потом обратно всех стали выселять – и должников, и местных".
Расформированный поселковый совет должен был передать списки очередников в администрацию Воркуты, но этого почему-то сделано не было, так что когда Ольга Ивановна решила в очередной раз узнать, как двигается ее очередь, оказалось, что очереди никакой нет – теперь можно или получить квартиру по программе расселения ветхого жилья, или снова встать в очередь как малоимущей семье. Но вот незадача: дети за двадцать лет выросли, по доходам Хозяиновых нельзя причислить к малоимущим, а по ветхому жилью им полагается… однокомнатная квартира – такая же, как была в расселенном в 1997 году доме. "Мне пару лет назад предлагали смотреть квартиры, но я даже ездить не стала, – говорит Ольга Ивановна. – У меня дочь и пятеро здоровых мужиков, мы на матрасах там на полу что ли спать будем?!" "Я понимаю, если бы в Воркуте были проблемы с жильем, – возмущается Лидия Шоличева. – Но полно ведь стоит пустых квартир. Если не можете каждому дать отдельную, дайте хоть четырех-, пятикомнатную…" – "Да куда нам, – встревает Хозяинова. – Нам бы такой же трешки хватило. Мы тут ввосьмером жили и ничего".
Тяжбы с властями пока ничего не дают: администрация, с одной стороны, заинтересована в расселении домов, которые из-за одной квартиры не получается отключить от систем водо- и электроснабжения, но лучших условий не предлагает. "У них там вообще не поймешь, – жалуется Шоличева. – Вроде все говорят о расселении, а вот мы заходили к Елене Белозеровой (заведующая отделом по учету и распределению жилья в Воркуте. – Прим.), а она говорит: "Не ждите, что ваш поселок закроют, его еще долго не закроют". А чего же нам тогда ждать?"
