О России проще думается за ее пределами. Особенно хорошо у меня это получалось в уходящем году в Праге на протяжении двух недель прогулок, пива и разговоров с теми, кто в столицу Чехии перебрался насовсем. Плюс ко всему, как только ты попадаешь в зону действия шенгенской визы, Россия перестает быть центром вселенной. То есть можно вообще о ней не думать, чего практически невозможно представить себе в той же Москве, где, чтобы сказать слово "Украина" или "Путин", надо на всякий случай посмотреть по сторонам и немного убавить громкость. За пределами России эти слова, как и другие – например, "революция" или "Навальный", – перестают представлять опасность для того, кто их произнес, причем вне зависимости от контекста. Слова остаются просто словами, мысли, связанные с ними, – просто мыслями, а не подвигами свободолюбия.

Вкупе с красными черепичными крышами, готической архитектурой, пешей доступностью любой точки на карте Праги, рождественскими ярмарками и глинтвейном через несколько дней приходит ощущение, которое уже посещало меня в этом году на Крите: Россия со всеми ее внутренними проблемами и внешним шумом начинает казаться какой-то смешной глупостью, ошибкой, недоразумением. В первую очередь – в собственной жизни. Но, сравнивая залитые солнцем греческие таверны с серо-бесцветной Москвой, мозг играет на контрасте курортного настроения и повседневной жизни. Однако и в Праге уже через неделю поездок на работу на метро, походов в идентичные московским (только с 50 сортами сыра) продуктовые магазины или торговые центры – становятся привычкой неспешный шаг, поднятый от асфальта взгляд, улыбка и желание вкусно поесть этим вечером в хорошей компании. Когда мне дозванивались родственники или друзья, на их вопрос "как тебе там?" я, сам немного удивляясь своим словам, отвечал просто "нормально". Но в этом "нормально" все и дело.

Прогуливаясь по пути с работы по неширокой пражской улице и подсознательно сравнивая ее с московской, я сопоставлял не города и страны, а образы жизни. В одном – почти четыре миллиона машин, огромные пространства, приспособленные не для жизни человека, а для поддержания в нем иллюзии этой жизни, панельные многоэтажки и претензии на все "самое-самое" (большое, дорогое, глупое, ненужное, безвкусное); в другом – смеющиеся полицейские, отсутствие необходимости кричать во весь голос, чтобы тебя услышал прогуливающийся с тобой по центру города приятель, рестораны и бары, в которых можно и нужно не спеша много есть и много выпивать и в которых смотрят в глаза посетителя, а не на стоимость его куртки. В Праге уютно, здесь не возникает желания как можно быстрее сделать свои дела и бежать, бежать домой. В отличие от Москвы, где человек часто выходит из своей квартиры только из-за необходимости добраться до офиса. И поэтому мое "нормально" в ответах друзьям и родственникам имело не формальный, а фактический смысл: в Праге все так, как и должно быть в городе, в котором живут люди. В котором созданы условия для человека, а не для отчета о построенных в очередном квартале жилых квадратных метрах и дорожных развязках.

Когда человек на протяжении долгих лет страдает от мигрени и, в конце концов, переезжает в место с лучшими для его головы условиями, он вспомнит, что она вообще болела, только когда поймет, что он перестал бегать по аптекам. То же самое можно сказать о россиянине, который хотя бы на пару недель выезжает за границу. Уровень его социальной и культурной жизни, казавшийся на родине "нормальным", перестает быть таковым. Но действительную разницу он ощутит только по возращении домой. У писателя Саши Филипенко есть своего рода "вредные советы" для возвращающихся из-за рубежа – чтобы быстрее нравственно акклиматизироваться на родине. Если коротко, то он предлагает уже в самолете, летящим обратным рейсом в Россию, забыть об обращении на "вы", слове "пожалуйста", об улыбке, не дожидаясь хамства от окружающих, начать хамить первым и запомнить фразу "Ой, можно подумать, у них там лучше!", дав таким образом "действительности пропитать вас". Судя по поведению людей, летевших со мной из Праги в Москву, практически все они читали Филипенко.

"Почему так, а не иначе?" Переехавшие на постоянное место жительство в Прагу россияне, которых я за две недели изрядно достал этим вопросом в разных вариациях, отвечали "потому что". Это самый точный ответ, который нельзя понять. Его можно только прочувствовать, поскольку действительность, в России подавляющая в человеке его человечность, – это в 2015 году первопричина происходящего, а не его следствие (хотя, конечно, можно долго рассуждать о том, что здесь курица, а что яйцо). Поэтому ты либо подстраиваешься под эту действительность, либо вынужденно бежишь от нее, иначе тебя эта действительность попросту сожрет. И россияне уезжают. Сотнями тысяч. В Германию, США, Израиль, Канаду, Финляндию, Великобританию, Австралию, Норвегию, Новую Зеландию, Чехию, Швейцарию. Еще больше – около 25 процентов населения, каждый четвертый, – хотят уехать. Если предложить россиянам поменять их условный Саратов на условный Дрезден, мало кто откажется. Но вот почему-то стать Европой они не хотят. И в этом их отличие от тех, кто уехал: в последних Европа (в широком смысле этого слова) была еще до эмиграции, и там они просто встали в свои пазы. И о России в этих пазах думается проще. Да и думается только тогда, когда эта страна становится угрозой цивилизованному миру, куда ты от нее уехал. Поэтому коротко отвечу на вопрос "ругают ли в Праге Путина?", который задала моя бабушка после моего возвращения в Москву. Я надеюсь, там всем плевать на Путина, и слава Богу.

Иван Мартыненко – журналист Радио Свобода