Шестую московскую биеннале с главной площадкой на ВДНХ сделали кураторы-европейцы. Раскрывать тему "Как нам жить вместе?", провокационную для сегодняшней российской реальности, пригласили иностранных художников. Среди них – украинская художница Алевтина Кахидзе с горячими cмс-новостями из зоны конфликта.
Кахидзе из Донецкой области, из Ждановки, 56 километров от Донецка – там родилась, выросла, а в 1995 году переехала в Киев:
– От Ждановки до зоны размежевания, как мы говорим, километров сорок: эта "линия" движется постоянно, ее не существует, но существуют блокпосты и пропускные посты.
– Ваш проект ваш назвается All Times News – в чем его суть?
– Женщина по имени Клубника Андреевна, жительница Донецкой области, на протяжении года звонит в Киев своей дочери.
– Смешное имя.
– Она в детском саду воспитательницей работала, ее ребенок один так называл, а потом все стали. Это настоящие расшифровки телефонных звонков. Это моя мама мне звонит.
– Ваша мама живет в Ждановке? Почему она не уезжает?
– Не хочет. У меня много стратегий было. Я говорила: "Давай я приеду к тебе". Думала, она испугается и скажет: "Нет, я к тебе". Ничего не выходит. Она говорит: "Я ничего плохого не делала, почему я должна бежать?" Кроме того, она понимает, что никогда и нигде не будет иметь того, что у нее есть там. В Ждановке все, что она любит: дом, огород, сад. Есть какие-то программы в Украине для переселенцев, но они не смогут ей дать всего этого.
– Сколько людей сейчас остается в Ждановке?
– Было 12 тысяч человек, мама говорит, половина уехала. А если говорить о конкретных цифрах, мы знаем, что сегодня в Украине живет 1,8 миллиона переселенцев. Люди остаются по разным причинам. У кого-то больные родители, они не могут их перевезти. Кто-то, как моя мама, переживает за имущество.
– Вы каждый день с мамой разговариваете?
– Каждый день. Я ее научила писать эсэмэски, сейчас дорого звонить.
Поскольку у кроликов очень слабые сердца, они просто все погибли
– Когда вы решили превратить разговоры с мамой в арт-проект?
– Я просто писала сначала. Делилась. Не думала, что это станет проектом. Но в Киеве появилась потребность знать, что такое Донецкая область, что там происходит. И многих ребят, которые уехали из Донецка – режиссеры, музыканты, художники, писатели, – стали нарасхват расспрашивать, как они детство провели, что с их родственниками. Сначала я относилась к этим текстам как к альтернативной журналистике. Но сейчас думаю, что это литературная рефлексия. Я не пишу про политику, я пишу о жизни с позиции обычного человека, который рассказывает о войне. В Германии, в Кельне, недавно была сделана постановка по этим текстам, на немецком языке, куратором выступила Екатерина Деготь. Я стала записывать эти истории и выкладывать в фейсбук: скоро собралась огромная группа. Эти тексты – о буднях Ждановки. О том, сколько не было воды. Как кролики все погибли после первого обстрела… Неважно, чьи это были кролики, того человека, который поддерживал ДНР, или проукраинского, – поскольку у кроликов очень слабые сердца, они просто все погибли. Ждановка была два месяца нацгвардейская, туда вошла украинская армия. А 20 сентября ушла. В общем группа в фейсбуке стала популярной, у меня появилось много фолловеров, есть люди, которые даже читают через гугл-переводчик. Мама стала героиней.
Едешь в Россию и думаешь, что сможешь всех ненавидеть. Приезжаешь – а все милые
– Когда вы ехали в Москву, у вас не было внутреннего сопротивления? Украинские актеры сегодня часто отказываются играть в российских постановках, отменяют гастроли.
– Я знаю. У меня тоже были вопросы. Но я не жалею, что поехала. Думаю, нужно приезжать. Если ты не знаешь, как тебе быть со всем, что ты пережил, тогда, наверное, не надо ехать. Или, если у тебя много эмоций, наверное, тоже не надо ехать. Здесь, в Москве, случались любопытные ситуации. Когда шел монтаж, ребята-монтажники меня спрашивают: "А что, здесь много иностранных художников?" Я говорю: "Да-да, очень много. И я тоже". Они говорят: "Да ладно!" Я говорю: "Я иностранная художница, я из Украины". Они еще выразительнее: "Да ладно!" Я думаю, это проблема.
Мы другое государство. Имеем другую историю, другие проблемы. Мы – другие, и людям в России нужно научиться уважать этот факт. Еще одна деконструкция мифа, теперь уже для украинцев: когда я ехала сюда, то не могла поверить, что у меня никто ничего не будет проверять. Не залезут в мою сумку, в которой лежат рисунки и тексты про ДНР. Но меня никто не тронул. Конечно, ты едешь в Россию и думаешь, что сможешь всех тут ненавидеть. А потом приезжаешь – а все милые. Все тебе помогают. И ты в растерянности. Проще, наверное, было бы, если бы все оказались злые: ты бы реализовал свою злость и уехал с чистой совестью. Когда я ехала сюда, то думала, что гости биеннале не захотят читать эти тексты. Думала, будут отказываться. Но с самого первого дня не отказался ни один человек.
Что делать, идти за рублевой пенсией?
– Люди в Ждановке тоже имеют разные симпатии? Они ссорятся из-за взглядов?
– Мама никогда не была ни на чьей стороне, ей уже не важно – лишь бы не стреляли. И так очень многие. Люди устали. Война длится больше года. Вообразите, с августа она слышит выстрелы. Сейчас чуть дальше, километрах в тридцати… То есть они не спят спокойно уже год. Мама знает, как отличить выстрелы миномета от ПЗРК. Они все эти выстрелы уже на слух распознают. Бойцов тоже знают внешне, и тех и других, поскольку и нацгвардейцы стояли в городе, и дэнээровцы. Кстати, вы знаете, что они уже пять месяцев получают пенсию рублями? Это не все даже в Киеве знают. С июня где-то. Там нет почты, она не работает, нет банка. Есть касса, где им выдают наличные. Она получает и украинскую пенсию тоже, но не может использовать: деньги нужно снимать в банкомате, а банкоматы не работают. Если она приедет ко мне в гости, то может снять деньги за все эти месяцы и шиковать.
Вот такая история, люди получают две пенсии. Мама спрашивает меня: "Что делать, идти за рублевой пенсией?" И как бы ждет от меня разрешения. А градус толерантности между проукраинскими жителями Ждановки и теми, кто поддерживает ДНР, там выше, чем в других областях Украины. Они там спорят на рынке – эти споры есть в моих текстах, – но уже, наверное, согласятся на любую политическую реальность, лишь бы конфликт сошел на нет и перестали стрелять. И это очень трагично для тех людей, которые там погибают. И если говорить про украинских солдат, это два-три человека в день.
Слушай, ты же тоже хач
– Это место, ВДНХ, навевает воспоминания об СССР. Вам тоже?
– Да, я кое-что вспомнила. Когда я была маленькой, дети не хотели говорить мою фамилию – Кахидзе, они говорили – Кикабидзе. Учительница меня утешала: "Алевтина, нужно отвечать так: "Хоть горшком назови, только в печь не ставь". Но я сопротивлялась: "Я Кахидзе!" И вот, когда я сюда, на ВДНХ приехала и увидела весь этот "Союз нерушимый республик свободных…", то вспомнила эту историю. Конечно же, в СССР была иерархия, если быть честной, и я это чувствовала. Когда детки говорили мне "Кикабидзе", они будто подчеркивали, что я другая. Хотя я родилась на Украине. Кстати, здесь в Москве живет одна моя подруга – переехала когда-то из Ждановки. Мы с ней на одной улице выросли. Несколько лет назад едем с ней в метро здесь, в Москве, она кивает на какого-то человека: "Этот хач". Потом вдруг смотрит на меня: "Слушай, ты же тоже хач!" Смешно было. Не знаю, выросли ли вы здесь в России за это время.
У нас все знают, что такое ПЗРК
– У вашего проекта есть цель?
– Собирать летопись войны. По-моему, это важно. Если эта территория снова станет украинской, то нужно будет приложить колоссальные усилия, чтобы вылечить общество. Чтобы другая часть Украины осознала, что там случилось. У нас сегодня все знают, что такое ПЗРК, что такое миномет, что такое беспилотник.
Банкомат предлагает оставить гривны в помощь армии
– Украинцы, даже киевляне, живут этой войной?
– Нельзя по-другому. Ты снимаешь в банкомате деньги, банкомат предлагает тебе оставить гривны в помощь армии. Ты можешь буднично ехать в маршрутке, и человек рядом, поговорив по телефону, может начать рыдать. Нельзя жить, не вовлекаясь. Это наша война. Вы знаете, что такое АТО?
Украинцы стали очень крутыми
– Административно-территориальное образование?
– Антитеррористическая операция. У нас у всех уже поствоенный синдром. С людьми должны работать психологи. Это все очень надолго. Украина не была готова. Мы были слепыми. Нужно было смотреть, что в Грузии происходит, что в Молдове происходит. Поэтому у меня лично нет обид, что весь мир не бросился помогать Украине. Зато украинцы стали очень крутыми. Когда ты в кризисе, ты очень быстро растешь. Люди оценили, что такое мир. И что является предвестником войны. Поняли, что были неспособны пройти через конфликты, которых было очень много между частями Украины. Так называемые "зарытые" конфликты. Когда донецкая идентичность не была включена в общеукраинскую. Когда мифы различные существовали. Когда в одной семье мама думает так, а папа так, и ребенок страдает. Когда мамина соседка, имеющая пророссийскую позицию, заявляет о ней по-украински. И наоборот, мама, говорящая по-русски, с другой позицией. Когда ты читаешь этот текст, то понимаешь, что конфликт не черно-белый. Он гораздо сложнее. Так что мой перфоманс не о том, что стреляют. Он о том, что происходит в головах.