Тверской суд Москвы оштрафовал на тысячу рублей двух активистов движения "Божья воля", устроивших погром на выставке "Скульптуры, которые мы не видим" в Манеже. Таким образом, суд признал их виновными в мелком хулиганстве. Лидера так называемых "православных активистов" Дмитрия Цорионова (Энтео) будут судить по этой статье 15 сентября.

Нападение на выставку "Скульптуры, которые мы не видим" в Манеже произошло 14 августа. Активисты во главе с Энтео повредили четыре работы Вадима Сидура, которые, по их мнению, оскорбляют чувства верующих. В Реставрационном центре имени Грабаря провели экспертизу пострадавших работ, после чего ущерб был оценен в 1 млн.100 тыс руб. Однако следственные органы отказались возбуждать дело по статье "Вандализм". А значит, реставрация поврежденных линогравюр, которые находятся в собственности музея Сидура, будет проводиться за государственный счет. В пресс-службе Манежа Радио Свобода сообщили, что пока не получали официального уведомления об отказе в возбуждении дела по статье "Вандализм", поэтому воздерживаются от комментариев.

После погрома в защиту выставки в Манеже высказались руководители российских музеев. По их словам, произошедшее поставило под угрозу все музейное сообщество России, оказавшееся беззащитным перед лицом вандалов, разрушающих произведения искусства. Тверской суд, присудивший погромщикам мизерные штрафы, по сути, подтвердил их безнаказанность.

Искусствовед Андрей Ерофеев в 2010 году был приговорен к уплате штрафа в размере 150 тысяч рублей за организацию в 2007 году выставки "Запретное искусство", экспонаты которой истцы в лице членов движения "Народный Собор" и партии "Народные союз" посчитали "антирелигиозными" и "разжигающими ненависть и вражду". Из-за этой истории Ерофеев также лишился должности заведующего отделом новейших течений в Третьяковской галерее. О том, чем грозит музейному сообществу безнаказанность членов "Божьей воли", и о культурной ценности творчества Вадима Сидура Андрей Ерофеев рассказал в интервью Радио Свобода:

– Вадим Сидур – выдающийся советский скульптор, хотя трудно говорить слово "советский", он менее всего был советским. Но и одновременно не был нонконформистом, потому что нонконформизм сформировался несколько позже. Он один из пионеров возрожденного отечественного, современного искусства на волнах оттепели. Где-то уже в середине 50-х годов он активно пошел в сторону модернистской скульптуры и создал целый ряд выдающихся вещей, в том числе известен как автор памятников погибшим под бомбардировками или искалеченным войной. В этом смысле он продолжил традицию русской скульптуры первой половины века, которая больше, конечно, воспринимала войну как трагедию и ужас, чем как "гром победы раздавался". Так вот, у Сидура в Москве есть персональный музей, и вещи, которые пострадали в Манеже, принадлежали этому музею.

Как можно оценить акцию в Манеже? Для меня это не столько даже вандализм, сколько я бы употребил слово "терроризм". Какая здесь разница? Вандализм направлен на какое-то конкретное произведение, конкретный памятник искусства. Мне кажется, что в данном случае речь идет о политике запугивания художественного сообщества вообще. Можно было выбрать Сидура, можно было выбрать другую какую-то фигуру художественную, и мне кажется, что Энтео и его сообщникам это безразлично. Дело не в том, что они нападали конкретно на Сидура. Они нападали на художественную выставку, на которой находятся экспонаты, юридическую ответственность за которые несут сотрудники музея. Соответственно, кто должен ответить за вред, нанесенный экспонатам? Конечно, сотрудники музея, они несут за это ответственность. Поэтому это попытка (последовательная, потому что это не первый случай) запугать сотрудников музеев, а также и коллекционеров, в том числе частных коллекционеров, которые отдают свои вещи на выставки. Потому что дальше юридические последствия, ответственность падает именно на этих людей, а вовсе не на тех, кто нападает, бьет и калечит памятники. Вероятно, нападающие думают, что они, таким образом, если не остановят, то, по крайней мере, существенно сократят художественную жизнь, выставочный процесс. Потому что кто захочет отдавать после такой истории на временное хранение в выставочные залы свои произведения? Так что, с одной стороны, мы имеем государство, которое резко сократило расходы на выставки, практически сведя их к нулю, и которое отказывает теперь музеям в полицейской охране. А, с другой стороны, мы имеем нагнетание террора, который, естественно, тоже способствует тому, чтобы выставочная деятельность сокращалась. Во всяком случае, в части живого искусства, которое всегда проблемно, небанально и наиболее талантливо.

​– Как вы считаете, мотивация нападавших находится исключительно в идеологическом поле? Стоит ли здесь искать какие-то бизнес-интересы? Ведь у РПЦ и музейного сообщества постоянно возникают конфликты, в том числе имущественного характера. Достаточно вспомнить недавнюю историю с Исакиевским собором.

– Насчет финансовых потоков ничего не могу сказать, я абсолютно здесь не в курсе этих проблем. А в лице Энтео имеем самого настоящего распоясавшегося хулигана, который чувствует, что ему можно вести себя таким вот наглым образом, поскольку не последует никакого серьезного наказания. Мне кажется, говорить в этом смысле о религиозных чувствах просто неуместно. Это просто маргинал, дворовый хулиган, который почувствовал некий попутный ветер и пустился себя таким образом проявлять и продвигать. Конечно, эта деятельность падает кому-то на руку, и кем-то она поддерживается из разных соображений, в том числе и эмоционально поддерживается частью верующих. Потому что, конечно, церковь у нас такова, что всегда она, во всяком случае, в свои ранние времена, выступала довольно открыто против художественного творчества в разных своих видах, против театрального искусства, против изобразительного искусства, которое освободилось из-под церковной указки. В принципе, я допускаю, что среди сообщников Энтео есть люди, которые на это пошли или поддержали это из каких-то религиозных соображений, но что касается самого Энтео и ядра его активистов, я убежден, что речь идет просто о хулиганах, которые в этот момент почувствовали свою силу, возможность безнаказанного действия. Это терроризм, потому что следующий шаг – это погромы, поджоги, нападения на культурных деятелей. Это все прописано в истории, и мы это наблюдали на примере истории Германии 1930-х годов. Там тоже ведь все началось с погромов именно художественных произведений, там громили и поджигали кинотеатры, где шел фильм "На западном фронте без перемен" по роману Ремарка, там тоже устраивали бесчинства на выставках. И мы знаем, к чему это дело пришло. Мне кажется, тут намечается такая же тенденция.

– Почему, несмотря на большой резонанс в обществе, в культурном сообществе, погромщики по сути остаются безнаказанными?

– Ответить однозначно на этот вопрос довольно сложно, потому что эта политика непубличная, она не обсуждается ни с кем. Но это определенно политика опоры на дно, на низы.

– Можно ли назвать Сидура художником-гуманистом?

– Безусловно! Вообще, я думаю, что подавляющее большинство художников – гуманисты. Сидур – это редчайшая фигура в послесталинском искусстве, которая связывает искусство первой половины века, знаменитый русский авангард, с тем, что начало формироваться уже у нас в эпоху оттепели и расцвело в 70-80-е годы, то есть второе явление современного искусства. Сидур один из немногих, кто этот мостик между первым и вторым авангардом, казалось бы, непереходимый мостик, не существующий, действительно воплощает в своем творчестве. Потому что многие его работы похожи на пластические образы Осипа Цадкина, Жака Липшица, скульпторов русского авангарда, и в то же время многие вещи отзываются цитатами или аллюзиями на работы Генри Мура, Альберто Джакометти, то есть партнеров Сидура в европейском авангарде. И его вещи, под конец творчества особенно, уже непосредственно связаны с методами и проблематикой искусства второй половины 20-го века, в том числе и с искусством поп-арта. Он использовал найденные вещи, чтобы делать свои скульптуры-ассамбляжи из найденных вещей. Так называемый гроб-арт он делал под конец жизни, который состоит из сваренных предметов, металлических, найденных на свалках больших заводов.

– А какое место в его творчестве занимает религиозный вопрос?

– Довольно большое. Я думаю, он вообще единственный художник, который делал огромное распятие, у него оно долгое время стояло в его мастерской. Он делал и другие сцены из библейской мифологии. Он этому посвятил большое количество графических произведений. То есть вообще это одна из центральных тем в его творчестве. Тем более что он, помимо современного искусства, пройдя академическую выучку, ориентировался и на традиционную европейскую скульптуру, которая вся пронизана христианством и христианской мифологией.

– Но ведь насмешки над религией в его творчестве нет? То есть нет того, что там увидел Энтео с товарищами?

– Да Энтео там ничего не видит! Энтео, по большому счету, все равно, на кого нападать – на Тер-Оганьяна или на Сидура (на выставке "Арт Манеж-98" 4 декабря 1998 года Авдей Тер-Оганьян выступил с перформансом "Юный безбожник", где он публично рубил топором репродукции православных икон, после чего против него было открыто уголовное разбирательство по обвинению в разжигании религиозной вражды. –​ Прим. ред.). Если нападающие на Тер-Оганьяна, по крайней мере, имели какую-то свою логику, правильно поняли акцию художника, то в данном случае просто это акция, которая для меня означает то же самое, что разрушение памятников ИГИЛом. То есть хулиган нападает на произведение одного из самых почитаемых русских художников, который, кстати сказать, имеет славу не только здесь, но и за границей. Потому что его скульптуры, посвященные жертвам войны, стоят во многих городах Германии. Сидур – один из немногих русских художников, который известен на Западе и входит в энциклопедии искусства 20-го века.