Правительство Петербурга отказалось передать Исаакиевский собор Санкт-Петербургской епархии. Казалось бы, на этом в скандальном противостоянии города и епархии могла быть поставлена точка, но юридическая служба епархии уже заявила, что отказ незаконен. Не исключено, что отказ петербургских властей вернуть собор в безвозмездное пользование Русской православной церкви будет обжалован в суде.

Скандал вокруг возможной передачи собора в безвозмездное пользование Церкви разгорелся в конце июля, когда стало известно о том, что епархия направила петербургским властям официальную заявку с просьбой вернуть Исаакиевский собор, который в течение многих десятилетий является одним из крупнейших музейных комплексов, привлекающих ежегодно миллионы туристов со всех концов мира. Немаловажно, что музей "Исаакиевский собор" – едва ли не единственный музей России, который не только не просит денег из казны, но сам платит внушительные налоги, поскольку его коллектив сумел сделать так, что заработанных денег хватает и на зарплаты сотрудников, и на ремонт, и на реставрацию огромного музейного комплекса. В случае передачи собора Церкви его собственником осталось бы государство и на бюджет Петербурга легли бы огромные расходы по содержанию собора – те самые, которые сегодня несет сам музей.

Возможно, на решение городского правительства сохранить за Исаакиевским собором прежний статус повлияли соображения материального характера, возможно, свою роль сыграла и реакция общественности, десятки тысяч подписей горожан, собранных в защиту собора-музея, а также намерение группы депутатов инициировать референдум. Не исключено, что эффект усилился благодаря скандалу со сбитой фигурой Мефистофеля на памятнике архитектуры, доме Лишневского на Лахтинской улице – акт вандализма был совершен 26 августа, объяснения одиозной организации "Казаки Петербурга", взявшей на себя ответственность, сводились к тому, что Мефистофелю не место напротив строящейся церкви. Но, хотя страсти по Исаакию и по Мефистофелю слились в информационном пространстве, директор музейного комплекса "Исаакиевский собор" Николай Буров считает, что на решение правительства не отдавать собор Санкт-Петербургской епархии новый скандал не повлиял:

– Решение правительства было рациональным, оно опиралось на точные статистические выкладки и, вероятно, на мнение горожан. Эти две истории развивались параллельно, но они не связаны. История с Мефистофелем чудовищная, мерзейшая, она и меня успела задеть осколком, и я получил свою порцию помоев.

– Да, кто-то обвинил вас в том, что это по вашему наущению был сбит горельеф Мефистофеля.

– Может, я и кажусь кому-то идиотом, но я не идиот, чтобы заказать кому-то такую вещь. В психиатрическую лечебницу меня тоже пока не отправляли. К тому же я очень люблю Петроградскую сторону, я там когда-то давно прожил 15 лет, детей в колясках возил по той же Лахтинской улице, где дом Лишневского стоит. Исполнитель не столь важен, я очень надеюсь, что компетентные органы найдут первоисточник. Я понимаю, что Мефистофеля физически не убили, но все же к этому надо отнестись как к убийству, найти заказчика и дать по рукам и по голове, чтобы неповадно было.

​– Между прочим, исполнитель-то явился с повинной, но его из полиции отпустили, а церковные деятели за него даже заступились – дескать, он, конечно, виноват, но надо отнестись к нему снисходительно, он же был движим благими побуждениями.

– Церковные деятели должны заступаться за всех оступившихся. Другое дело, если заступается заказчик или организатор – вот тут я бы не рассматривал, кто он – священник, юрист или повар: с заказчиком надо обращаться как с преступником, не беря во внимание никакие объяснения – тут уж ни голодные дети, ни расположение фигуры напротив культового сооружения – ничто не оправдывает преступления.

– Вот вы говорите, Церковь должна заступаться за падших. Что-то она за Pussy Riot не очень заступалась, а вот за вандалов заступается.

– Нам свойственно болеть за своих. И тут возникает неприятное двойное дно – что такое свои: значит, ты разделяешь их убеждения, значит, ты из их лагеря? Одно дело, когда священник утешает осужденного в тюрьме, другое – когда начинается противопоставление одних и других, углубляется разделение в обществе. Да, Pussy Riot и я тоже осудил – для себя, мне это отвратительно, но то, что происходит под знаменами высоких идей, отвратительно вдвойне. Как и вандализм с разбитыми работами Сидура – от него остается ощущение брезгливой гадливости.

– В 90-е годы Петербург называли криминальной столицей России, теперь поговаривают о "казачьей столице" – ведь те, кто называют себя казаками, действительно безнаказанно срывают спектакли, бьют окна в музее Набокова, подкидывают свиные головы к дверям прославленного театра. А теперь вот прекрасную скульптуру сбили с памятника – открыто, на глазах у всего города. Как вы думаете, почему так происходит?

– Надо еще посмотреть, что это за казаки. Есть казаки вполне приличные, не ряженые, желающие приносить пользу людям и городу. А есть те, кто творит безобразия под именем казаков, – вот надо бы их найти и отдать на воспитание настоящим казакам, пусть они их поучат нагайкой, чтобы им не на чем было сидеть хоть некоторое время.

– А почему никто из них никогда не найден и не наказан?

– Может быть, сыск упирается в чье-то нежелание, работает втемную.

– Можно ли что-то сделать, чтобы снизить градус погромных настроений в городе? Почему ни Церковь, ни чиновники не высказывают своего четкого отношения к этому явлению?

– Самое лучшее – вернуться к тому стилю петербургских отношений, которые здесь всегда были. Смольный как раз четко высказал свое отношение, епархия иногда высказывается через свою пресс-службу, правда, чаще всего зыбко и неопределенно. Стоит ли по этому поводу митинговать, не знаю. Мы очень много говорим – а надо делать. Есть прекрасное церковное выражение – соработничество. Это значит заниматься разными вещами, понимать их по-разному, но цель иметь одну и уважать человека, который не из твоего окопа, но за твою победу. И вообще, людям не хватает образования, не хватает знания. Ведь у нас во многих храмах, на многих иконах – изображение Страшного Суда с чертями, рогами и копытами – и что? Амбиций у людей много, и когда они не подтверждены знаниями и тонким, прочувствованным отношением, на волю вырывается слепая стихия. Тот, кто сбивает Мефистофели, принимает за дьявола простой литературный персонаж, хоть и очень талантливо сочиненный. Это очень глупое занятие – искать врагов там, где их нет. Но если ты их ищешь, ты всегда найдешь.

– Вернемся к Исаакиевскому собору – правительство города отказалось отдавать его епархии, но уже известно, что юридическая служба епархии назвала этот отказ незаконным и что, возможно, он будет обжалован в суде. А вы уже поздравили своих сотрудников с праздником 2 сентября – получается, что это праздник в окопах?

– Русская православная церковь – это очень высоко организованная структура, там без соизволения иерарха ничего не происходит. Тут, наверное, должна быть повторена и воля митрополита Варсонофия, и она должна быть подтверждена святейшим патриархом Кириллом. Сегодня там правовое поле настолько не соблюдено, что даже обращение по поводу возвращения собора нельзя назвать официальным заявлением. И еще должно прилагаться большое количество документов, но всего этого не было. Если все же дело дойдет до суда, это будет прецедент судебных взаимоотношений Церкви и одной из ветвей исполнительной власти. И потом, это очень подробная история, требующая множества объяснений, документов, гарантий, – в любом случае, мы еще какое-то время дышим, живем – если такое решение будет принято. Но насколько высшее руководство Церкви захочет такого развития событий, я не знаю. При этом отнесусь с уважением к любому решению. Мы всего лишь одна из сторон в споре. Кто-то меня вчера поздравил с победой – я не рассматриваю сохранение статуса Исаакиевского собора как победу, поскольку я не воевал. Ну, не было 25 лет разногласий с епархией, ну, возникли они, значит, надо собраться и решать их спокойно и без взаимных оскорблений.

Депутат Законодательного собрания Петербурга Александр Кобринский вообще считает, что закон о возвращении церковного имущества весьма несовершенен, поскольку взваливает на плечи одного человека, пусть и губернатора, всю тяжесть решения о передаче Церкви таких объектов, которые давно уже являются не просто храмами, но всемирно известными музеями, всенародным достоянием:

– Закон совершенно не позаботился об учреждениях культуры, которые находятся в этих зданиях. В ситуациях, когда здание передается церкви, а музей выселяют в никуда, этот музей просто гибнет, и такие случаи были. Можно ли музей "Исаакиевский собор" выселить куда-нибудь в Уткину Заводь? Вопрос риторический. Поэтому мы разработали поправки к федеральному закону, где предусматривается, что здания, где больше 25 лет находились учреждения культуры, не передаются церковным конфессиям. Мы считаем, что передача таких зданий не может осуществляться путем простого возврата собственности – потому что тут есть конфликт прав Церкви и прав граждан, которые посещают эти учреждения культуры. Речь не идет о зданиях, которые задействованы под склады, заводы или какие-то коммерческие предприятия, тут все достаточно просто. Но культура – это особая сфера, и регулировать ее нужно особым образом. При этом Церковь ведь просит вернуть ей не какие-то заброшенные деревенские храмы, а отреставрированные храмы в центре Петербурга, потому что это принесет ей больше средств – вопрос чисто экономический.

Профессор Санкт-Петербургской духовной академии, церковный историк протоиерей Георгий Митрофанов вообще не понимает, зачем Церкви столько храмов:

– Я не могу сказать, чтобы открытие многочисленных храмов создало у нас подлинную Церковь, способствовало развитию ее основы – приходских общин. Для меня это главная проблема, а спор о том, передавать Исаакиевский собор Церкви или не передавать, не имеет смысла. Я не очень осведомлен о музейной и богослужебной обстановке в Исаакиевском соборе, но я знаю, что в большинстве наших епархиальных храмов не существует приходских общин. И я глубоко убежден, что это связано не с количеством храмов, а совсем с другими сторонами нашей церковной жизни, нам необходима перемена общего вектора в нашем взгляде на Церковь.

– Речь ведь идет не только о передаче одного Исаакиевского собора, на очереди – решение по Спасу на Крови и Сампсониевскому собору, это все один музейный комплекс четырех соборов. Смольный собор, тоже принадлежавший этому комплексу, уже передан Церкви.

– У Спаса на Крови был прекрасный период, когда он в 20-30-е годы был приходским храмом, но то был период по-своему трагический. И если бы даже мы сейчас стали превращать Спас на Крови опять в приходской собор, вряд ли у нас нашелся бы такой настоятель, как протоиерей Василий, и такие подвижники-прихожане, которые были тогда. Но я бы хотел подчеркнуть следующее: мы живем в обществе, пронизанном утилитарным подходом ко всему. Утилитарно мыслят и чувствуют как государственные чиновники, так, увы, и духовные лица. И всем им кажется, что главное – это стены, купола, площади, возможность реализовывать какую-то продукцию на этих площадях и в этих стенах, проводить за плату каких-то людей, продавая билеты, – но все это мешает людям увидеть главное. Поэтому мне как приходскому священнику и церковному историку безразлично, каков будет юридический статус Исаакиевского собора. Для меня очевидно другое: он не станет церковью до тех пор, пока кто бы то ни было будет рассматривать его как источник получения каких-то денег. Музейщики – другое дело, они, во многом невольно, за исключением отдельных энтузиастов, сыграли большую роль в сохранении церковных ценностей. Как большинство советских людей, они сохраняли то, от чего кормились, эта инерция сохраняется и сейчас. Храм может прийти в упадок, если он останется под управлением государства, он может прийти в упадок, если его передадут Церкви, он начнет расцветать, если вокруг него образуется приходская община. Очень легко выдающейся церковной элите, каковой являются такие храмы, как Исаакиевский собор, спрятаться за величием исторического прошлого от конкретных духовных проблем. Повторяю, меня не интересует, кому принадлежат церковные здания, гораздо важнее вопрос, почему люди равнодушны к ним и как к храмам, и как к зданиям, имеющим историческую и художественную ценность. Единственно, чем можно заинтересовать людей и в рясах, и в пиджаках – это тем, какие это приносит доходы. Вот это отвратительно. С таким подходом мы обречены приобрести много храмов, но потерять Церковь.