В 2007 году в интернете появился видеоролик, озаглавленный "Казнь таджика и дагестанца". Два человека со связанными за спиной руками запечатлены на фоне красного флага со свастикой. Одному из них ножом отрезают голову, другого убивают выстрелом из пистолета. Звучит возглас "Слава России!". Один из убитых – Шамиль Oдаманов, уехавший в Москву на заработки из Дагестана, второй до сих пор не опознан. Убийцы не были найдены. Израильский режиссер Влади Антоневич, служивший в спецназе "Дувдеван", по собственной инициативе пять лет расследовал это преступление. Выдавая себя за представителя американской радикальной националистической организации, Антоневич проник в лагеря боевой подготовки российских неонацистов, не раз встречался с их лидерами и пришел к выводу, что за многочисленными убийствами выходцев с Кавказа и из Средней Азии накануне президентских выборов в марте 2008 года стоят российские спецслужбы.
О своем документальном фильме "Кредит на убийство" Влади Антоневич рассказал Радио Свобода:
– Я закончил киношколу в Иерусалиме именно в тот год, когда вышел этот ролик. Сперва я наткнулся на реакцию детей, дети выкладывали свои реакции на этот ролик в интернете. Просто снимали себя, в то время как они смотрят этот ролик. По реакциям было видно, что там что-то страшное, несмотря на то что Следственный комитет утверждал, что ролик является фиктивным. Меня это очень заинтересовало. Потому что дети чувствуют лучше, чем взрослые, когда им подсовывают какую-то липу, особенно в дигитальном пространстве. А здесь лажи не было. Я посмотрел этот ролик. Конечно же, это было настоящее убийство. Кроме того, что это было настоящее убийство, я не уверен, что его смогли бы подделать даже в Голливуде, потому что это обезглавливание на закрытом кадре фактически, вблизи. Я не уверен, что у нацистов найдется бюджет на такую киноиндустрию. Интересно было, почему Следственный комитет утверждает, что это реальное убийство является фиктивным? Вы поймите, это было еще до событий в Украине! Сейчас, конечно, это смешно после "распятого мальчика" и всех этих пропагандистских историй. А тогда я еще не понимал, что происходит в России. Я посмотрел и понял, что ролик настоящий. И решил это расследовать. Так появилась идея снять этот фильм.
– Как вы снимали свой фильм?
Иностранцам трудно понять, как это вообще возможно, что в России есть неонацисты
– Конечно же, я ничего не знал фактически, поэтому надо было встретиться, охватить весь этот радикальный бомонд, просто поговорить со всеми лидерами националистических организаций. Я встречался и с Александром Баркашовым, и с заместителями Александра Баркашова, и с покойным ныне профессором Петром Хомяковым, который был арестован и умер в тюрьме, с Дмитрием Демушкиным, Дмитрием Румянцевым. Я встретился с огромным количеством людей, но, конечно, не все они попали в фильм, потому что не было места, чтобы вместить их всех. Да и не надо было, потому что в конечном итоге нужны были всего лишь три-четыре человека. Просто нужно было время, чтобы понять, что к чему и почему, в какую сторону это надо тянуть, то, что по-английски называется pile of suspects – "корзина подозреваемых". Я мог бы засунуть в эту корзину восемь человек, но там нечего делать восьми людям, там зритель не сможет уследить. В конечном итоге в этой корзине было всего лишь три человека. Фильм понять все равно очень сложно, тем более для иностранцев, которые не понимают, что происходит в России. Потому что людям очень трудно понять вообще, что неонацисты делают в России и как это вообще возможно, что в России есть неонацисты.
– Невозможно представить, чтобы российские неонацисты допустили израильского кинодокументалиста не только снимать лагеря их боевой подготовки, но и самому участвовать в совместных боевых тренировках. Да, и лидеры неонацистских группировок антисемитски настроены. Он вряд ли согласились бы давать интервью для израильского телевидения или документального фильма. Кем вы представлялись для того, чтобы у вас это получилось?
Молодые люди убивают таджиков, и никто не будет расследовать их преступления. Никогда
– Съемки фильма велись на протяжении почти пяти лет. С самого начала я не оговаривал то, что я из Израиля, я представлялся американцем, который приехал от радикальной экстремистской организации, почти от ку-клукс-клана. Приехал просто осветить с нейтральной стороны деятельность ультрарадикальных группировок в России. Проект назывался "25 лет новой России" (смеется). Фишка состояла в том, что для того, чтобы убедить людей сниматься в этом фильме, надо было сделать видимость такого респектабельного проекта, который не представит лидеров радикального движения в России в виде идиотов. Снимаешь Баркашова, другие лидеры тоже начинают проявлять к тебе интерес. Люди подтягиваются, потому что они видят, что эти снялись. Они думают: "Фильм снимают про лидеров национального движения, а как же без меня?" И все подтягиваются потихоньку. То есть, в конечном итоге, их уже не надо было убеждать это делать, они сами клеились.
– Вы встречались с неонацистами из групп "Формат-18", Национал-социалистическая партия Руси, "Славянский союз". Эти группы достаточно известны. А с неизвестными группами удалось контактировать? Это должно быть не очень приятное испытание?
Сняли ногу с педали, которая убивает гастарбайтеров и нажали сейчас на педаль, которая отлавливает нацистов
– Конечно. Таких неизвестных много, но они находятся на относительной периферии. Да, молодые люди убивают таджиков, и никто не будет расследовать их преступления. Никогда. Мой друг говорит: "Что ты гоняешься за каким-то призраком? Убили, где-то похоронили. Что ты гоняешься? Человек перед тобой сидит и на камеру объясняет, что он убивает людей. Вот он тебе конкретно сейчас на камеру объясняет, что он убивает людей. Возьми это все, пойди в милицию. Что ты гоняешься за каким-то убийством, которое было триста лет назад? Вот у тебя человек говорит, что он совсем недавно это сделал". И таких моментов было очень много. И моральные проблемы, и этические проблемы. Фильм очень сложный. Документальное кино – это такой баланс между этикой и эстетикой. Где ты находишься на этой шкале – это ты сам для себя должен определить. Это непросто, это совсем непросто.
– Итогом вашего фильма-расследования стал вывод о том, что количество убийств выходцев из Кавказа и Средней Азии, совершенных неонацистами, резко возросло именно к марту 2008 года, как раз перед президентскими выборами в России. Известный националист Дмитрий Демушкин вам на камеру так и заявляет, что к этому причастна власть, которая как бы говорит: "Вы же не хотите таких людей, как эти убийцы, у власти, значит идите и голосуйте за нас, за "Единую Россию". Влади, вы убеждены, что российские спецслужбы имеют отношение к этим убийствам?
– В течение пяти лет, что я завяз в этом болоте, мне пришлось это выяснять. Я не хочу употреблять слово "расследование", но без него – никак. Опять-таки, все это может показаться нереальным, особенно для европейца. Но люди, которые живут в России, друзья мои или даже националисты, с которыми я общался, они об этом говорили довольно-таки открыто постоянно. В первом же разговоре Дмитрий Демушкин говорит: "Это, наверное, наши спецслужбы". У меня этот момент есть в фильме. Вначале ты как-то пропускаешь мимо ушей: "Слушайте, вы что, с ума сошли, что ли, все?" Но потом проходит какое-то время, и ты осознаешь, что ты ошибался, они были правы. Ты чувствуешь себя как Алиса в Стране чудес, потому что столько много открывается каких-то странных и страшных "чудес". У меня нет насчет этого вообще никаких сомнений. Я думаю, что после истории с "Боевой организаций русских националистов", "БОРН" тоже никаких сомнений ни у кого не должно возникать. Это должно вызывать очень много вопросов, но не сомнений.
– Аннексия Крыма и события в Украине внесли кардинальные изменения в политическую ситуацию в России. Я, например, никак не ожидал, что лимоновская партия "Другая Россия", в которой сильны национал-патриотические настроения, поддержит Путина и будет посылать своих добровольцев в Донбасс. По идее все неонацисты должны были бы так же отправиться туда и воевать на стороне так называемых ДНР и ЛНР. Даже если обратиться к статистике, в России в последнее время число нападений на выходцев с Кавказа и Средней Азии уменьшилось. Согласны с этим?
– Нет, я так не считаю. Более того, в национальном движении есть много думающих людей, большинство из этих людей не поддерживают аннексию Крыма. Уж сколько Дмитрий Демушкин говорил по этому поводу! Я знаю, что его крыло вообще никак не поддерживает аннексию Крыма. Давайте согласимся, что Дмитрий Демушкин – это довольно солидный сегмент национального движения. И он так и не поддержал аннексию, несмотря на то что на него давили. Я знаю, что люди, которые принадлежат к "Славянскому союзу", воевали и на российской, и на украинской стороне. Там был даже момент, который я знаю, где два пацана, которые друг с другом дружили, состояли в "Славянском союзе", они просто друг друга застрелили, не зная об этом. Момент, о котором надо фильм снимать. Я не считаю, что спало количество убийств на национальной почве именно из-за аннексии Крыма, я считаю, что просто сняли ногу с педали, которая убивает гастарбайтеров, и нажали сейчас на педаль, которая отлавливает нацистов. Потому что для Европы, для всего мира Россия хочет доказать, что нацисты в Украине, а в России их нет, в России их сажают. Смотрите: мы арестовали Александра Белова, Дмитрия Демушкина прессуем, к нему ворвались в дом с обыском. Они там собрались, мы их опять прихватили. Мы посадили Максима Марцинкевича по прозвищу "Тесак", у нас Петр Хомяков умер в тюрьме. Это всё – другая педаль. Нужна была в 2007–2008 годах одна педаль, нажали на нее, потом ножку убрали, нажали на другую педаль. Времена меняются, они адаптируются соответственно. Им сейчас не нужны "нацики", сейчас убийства эти не нужны. Я могу сказать о людях, с которыми я общаюсь, я знаю, что они ходят сейчас на цыпочках. Беспредел, который они могли позволить в 2006–2007-м и в первой половине 2008 года, они сейчас позволить себе не могут. Националисты даже разговаривать так, как они разговаривали открыто со мной в фильме, сейчас не будут, им это не надо. Они боятся, они знают, что к ним могут постучаться. Просто другая педаль, поэтому это все утихло. Это связано косвенно с Украиной, но это не из-за того, что эти ребята туда поехали. Якобы "все сумасшедшие уехали на Украину воевать, а у нас все зашибись". Нет, это не из-за этого. Просто другая педаль.
– Какие у вас мысли о будущем России, что ее ожидает?
Понятно всем, что все взорвется – это только дело времени
– Страна зашла в штопор. Пилот закрыл кабину и никого туда не пускает. История с самолетом, только в мировом масштабе. Из-за пилота погибнет много людей. Русский народ терпеливый, но когда время дойдет до определенной точки, то все взорвется. Понятно всем, что все взорвется – это только дело времени. История не терпит такого. Как я это вижу, что-то должно все-таки произойти. Я надеюсь, как можно меньше крови прольется, я не знаю, что будет, но так продолжаться это не может. Нельзя обворовывать народ и считать всех людей быдлом. 86% за Путина. Ну да, у всех диктаторов было по 90% за неделю до их смерти. Чем выше процент поддержки, тем скорее начнется. Ситуация плохая, не могло быть иначе, потому что если промывать мозги людям на протяжении 15 лет, то, конечно, возникнет такая ситуация. Я не политик, я не политолог, я могу только смотреть со стороны и для себя пытаться объяснить, что происходит. Происходят плохие вещи. Я в Москве выходил из метро, и порезали таджика. Я не увидел, кто это сделал, потому что я подоспел к нему, он уже был скрючен, кровь у него текла, я его поднял наверх. Вы знаете, всем было все равно, все люди проходили мимо, даже не обращали внимания. Я знаю, что они его видели, они все увидели прекрасно, потому что он корчился от боли, у него кровь была, все было залито кровью, но никто не подошел. И вот это самое страшное. Кто полезет на баррикады? Люди не будут лезть. В этом разница существенная между израильским обществом, у которого свои болезни, конечно же. Но здесь я знаю точно, что есть люди, которые готовы лезть на баррикады. Я знаю таких людей, потому что я сам такой, мои друзья такие, мое общество все такое. Есть какой-то сегмент, которому все безразлично, но большинство все-таки другие, потому что все в армии были и так далее. Меня больше всего это задело, когда я видел, что нормальные люди не останавливаются, никто не хочет помочь. Кто вообще этот человек, чтобы ему помогать? Это больше всего задевает, это говорит о том, куда направлено общество. Потому что пока лично тебя это не задело, лично твой кошелек, лично твою квартиру, не твоего соседа, которого ты заливаешь, а лично тебя, то это тебя и не касается. И это очень плохой психотип, это суицидный психотип. Потому что начнут с тех, а в конечном итоге постучатся и к тебе. Сколько раз в истории это случалось? Сколько раз можно проходить один и тот же урок? А в России сколько раз это происходило? Сколько можно одно и то же? Это тот же самый урок, просто другие учителя нас учат. То же самое каждый раз: "Постучатся ведь к тебе!" – "Да нет, не постучатся. Нет, не может быть, ничего с нами не будет!" – "Курск! И что, патриоты, где вы?" – "Да ладно". – "Деревни cгорели, где вы, патриоты?" – "Да ну". Это каждый раз. В конечном итоге будет революция. Я надеюсь, что она будет бескровная.
