"Это акция устрашения. Здесь все важно, все детали. Важно, что это кинорежиссер, то есть это интеллектуал. Важно, что это человек очевидно ни в чем неповинный. Важно, что это происходит в этот момент, а не когда-то еще".

Так российский режиссер Владимир Мирзоев оценил дело украинского режиссера Олега Сенцова, задержанного в Крыму в мае 2014 года и обвиненного в России в терроризме. Приговор будет вынесен 25 августа. Прокуроры потребовали для Сенцова 23 года тюрьмы, и это потрясло тех, кто следил за процессом.

"Наблюдая за процессом и особенно принимая во внимание тот факт, что ключевой свидетель обвинения отказался от показаний, поскольку они были "даны под давлением и принуждением", мы шокированы тем, что обвинение Олега Сенцова в подготовке и совершении "терактов" до сих пор остается в силе", – заявила Европейская киноакадемия, обратившаяся к президенту России Владимиру Путину и потребовавшая освобождения кинорежиссера.

Российский "Киносоюз" призвал главу Совета по правам человека при президенте России Михаила Федотова гарантировать право Сенцова на объективное и законное расследование и суд: "Поражает очевидное несоответствие между действиями, в которых обвиняют Сенцова, их последствиями и беспрецедентной суровостью приговора, на котором настаивает обвинение".

"Чудовищно приговорить к 23 годам тюрьмы молодого еще человека, способного кинематографиста, отца маленьких детей, сделать это на основе показаний двух свидетелей, один из которых уже отказался от своих показаний, а второй отказался сам их оглашать", – написал в "Новой газете" режиссер Андрей Звягинцев.

Владимир Мирзоев в обращении, опубликованном "Снобом", заявил: "Дело сфальсифицировано, оно имеет только политический смысл. Это запугивание, попытка показать, что любой – не важно, режиссер или человек другой профессии – может быть посажен на 23 года, как какой-нибудь страшный убийца. Притом что в деле Сенцова и Кольченко нет ни пострадавших, ни состава преступления. Это можно назвать точечными репрессиями. Правительство, к которому часто обращаются знаменитые люди, прекрасно понимает, что оно делает и какие цели преследует... Так что я даже не знаю, к кому обращать наши голоса".

В интервью Радио Свобода Владимир Мирзоев продолжил эту мысль:

–​ Понятно, что акция устрашения работает не только против человека, которого судят и которого сажают за решетку на 20 с лишним лет, но эта акция должна работать и на тех, кто остается на свободе на этот момент и кто принимает те или иные решения для себя –​ жить в этой стране или уехать, поднимать голос против произвола или не поднимать голос, а просто сидеть тихо. То есть это акт передачи важной информации всей популяции режиссеров, интеллектуалов и так далее.

​– Если западные кинематографисты обращаются к Путину, то в письме "Киносоюза" адресат –это Комиссия по правам человека при президенте. Вы же говорите, что вообще непонятно, к кому обращаться. На самом деле, есть к кому еще обратиться представителям творческой интеллигенции?

– ​Вот это и есть, мне кажется, главная проблема, что обратная связь разрушена. Зададимся вопросом: имеет ли смысл обращаться, допустим, к нашему парламенту в этой ситуации? Конечно, нет. Потому что это не парламент – это люди, которые нажимают на кнопки, голосуя за бумажки, которые им спускаются из администрации президента. Бессмысленно обращаться к профессиональному сообществу. Потому что мало того, что оно предельно зависимо, оно расколото на разные маленькие группки, раскалывали это сообщество все последние годы очень интенсивно, вообще общество раскалывали. Подобные случаи, то, что мы видели с Pussy Riot, какие-то еще похожие ситуации, когда люди непонятно за что получали реальный срок, – такого рода акты раскалывают общество на тех, кто говорит – да, все правильно, и тех, кто говорит – нет, это неправильно. Все поссорились очень сильно – это и входит в задачу людей, которые манипулируют обществом не только с помощью пропаганды, но и с помощью несправедливого суда. Каждый чувствует себя беззащитным, каждый чувствует себя предельно зависимым, а кинематографист – это очень зависимое существо. Потому что у нас киноиндустрии как таковой нет, человек, который хочет снимать кино, полностью зависим от государства, от тех денег, которые он получает в Министерстве культуры или Фонде кино. Если он будет выступать, защищая своего коллегу, он, скорее всего, рискует тем, что вынужден будет уйти из профессии. Это очень трудный выбор. А кроме того, мы понимаем, что наша судебная система – это всего лишь приводной ремень администрации президента, это совершенно несамостоятельные люди. У нас монархическое правление в стране, поэтому не надо на этот счет заблуждаться. Никаких самостоятельных институтов у нас в стране просто не существует. Поэтому то решение, которое принимается, оно согласовано наверху и по-другому быть не может. Поэтому что притворяться?

​– Мы видели примерно полтора года назад письмо деятелей культуры в поддержку политики Владимира Путина в отношении Украины. Но я заметил, что в последнее время нет особых высказываний даже тех, кто участвовал в подписании этого письма, нет активного участия в поддержку политики президента. Вам не кажется, что все творческое сообщество сейчас деморализовано, даже те, кто поддерживал по любым причинам политику Путина?

– Это, наверное, вопрос, обращенный к подписантам. Я думаю, что люди, которые это письмо подписали, увидели последствия этой политики. Нам же понятно, что страна оказывается в положении изгоя, много чего произошло с момента подписания письма. Все эти события цивилизованному человеку не могут нравиться, они носят абсолютно пугающий характер. Наверное, если бы этих людей сегодня попросили еще раз подписать аналогичное письмо, они бы, может быть, более взвешенно реагировали на эти просьбы. А может быть и нет. Может быть, если бы от этого зависело их личное благополучие, они бы все равно подписали такое письмо. Я не знаю. Думаю, что многие пересмотрели свои позиции по Крыму, многие думающие люди. Их легко, конечно, осудить, сказать – вы что, не могли предвидеть, что оно все в эту сторону поедет? Но с другой стороны, понятно, что они настолько зависят в своей работе от хозяйской руки, с которой они кормятся, что у них особого выбора в этом смысле не было. Либо я продолжаю свою профессиональную карьеру, либо я ухожу в сторону. На это очень мало людей способно, на такие жертвы. Это грустно, но это факт.

​– У вас нет ощущения, что за последние 10 лет влияние творческой элиты на власти радикально уменьшилось, властям на самом деле больше не нужна никакая игра с творческими людьми, которую мы видели в 2000-х годах?

– Я думаю, что, конечно, ставка сделана не на средний класс, к которому относится творческое сообщество, ставка сделана на люмпенизированную часть общества, на самую безграмотную часть общества. Элита путинская сделала в этом смысле другой выбор. Средний класс поставлен внутри страны в довольно сложную ситуацию, когда приходится вроде бы изображать лояльность, но при этом понимать, что главная опора режима сегодня – это наименее обеспеченная, наименее грамотная часть населения. Вся риторика об этом говорит. Видимо, это отчасти последствия белоленточных митингов, видимо, хозяева страны решили, что образованная часть населения так или иначе тяготеет к правовому государству, европейским ценностям. Эти русские европейцы как раз опасны тем, что они способны мыслить, сопоставлять факты. Поэтому зачем с ними дружить? У нас есть огромная часть населения, которая не способна вообще мыслить, может быть жертвой пропаганды в любой момент. Сейчас образовалась ситуация примерно 50 на 50 в стране: 50% людей способны принимать решения самостоятельно и мыслить, а 50% оказались просто беспомощными, погруженными в ресентимент людьми. Это соотношение, мне кажется, более-менее во всех странах существует, но, если говорить о соотношении ресурсов, то здесь мыслящая часть России если не полностью лишена ресурса, то тенденция в эту сторону очевидна. Я уж не говорю о телевидении и каких-то других возможностях просвещать –​ не то что заниматься контрпропагандой, но, по крайней мере, пытаться людей учить мыслить. Это же касается высших учебных заведений и вообще всего движения в сторону не мышления, а зубрежки, не понимания вещей, а пропаганды. Пропагандистские лозунги гораздо проще слетают с языка, чем размышления. Когда ты говоришь с кем-нибудь, кто является жертвой пропаганды, очень хорошо видно, как это работает: как будто в человеке поворачивают тумблер, и он начинает просто воспроизводить лозунгами то, что он слышит каждый день по телевизору. Это пугающий эффект, потому что человек перестает быть человеком в этот момент, он просто какое-то воспроизводящее устройство. Можно сказать, что да, эти люди несчастные, они даже не понимают, что они говорят не своим голосом, а чревовещают, но от этого не становится легче. Ты понимаешь, что огромная часть твоих соотечественников, сограждан просто выпали в осадок, они перестали быть людьми в каком-то смысле нормальными – это состояние глубокого психоза.

​– Не знаю, откуда вы взяли это соотношение 50 на 50, мы в последнее время оперируем другими цифрами. Исходя из того, что вы сказали, –значит, что для Сенцова никакой надежды нет и для других, например, для Надежды Савченко? То есть нет никаких рычагов воздействия на власть со стороны тех, кто не разделяет ее точку зрения? Значит, что Сенцов становится таким заложником, каким был в свое время, скажем, Ходорковский?

– Да, это описывается старинным словом произвол. Нет ни у отдельных личностей, ни у общества, если считать обществом меньшую разумную часть, никаких рычагов воздействия, нет никакой реальной возможности развернуть это дело в другую сторону. К сожалению, это так. Даже если предположить, что будет какой-то большой митинг, – да, будет митинг, люди пройдут из пункта А в пункт Б в таком-то количестве с такими-то плакатами, ну и что? Поскольку этот мирный протест уже является не устрашающей акцией для власти, а просто чистая констатация: вот нас двести тысяч человек, мы вышли, мы против. Вы против – отлично. Прошлись, сидите у себя на кухнях и протестуйте дальше. Я думаю, что позиция руководства примерно такая: нам все равно, что вы думаете про нас, про наш произвол, мы хозяева страны, все ресурсы в наших руках, в наших руках институты легитимного насилия, нас не интересует, что вы думаете по этому поводу.