Александр Генис: В воскресенье 31 мая в Нью-Йорке состоится традиционный парад в честь Израиля, который в этом году пройдет уже в 51-й раз. К этому событию АЧ приурочил сегодняшний выпуск “Кинообозрения”: ведущий нашей регулярной рубрики Андрей Загданский представит слушателям новый, но уже успевший завоевать известность в разных странах мира израильский фильм.
Андрей Загданский: «Гет» или «Процесс Вивьен Амсалем» - это еще одна израильская картина, которая идет с большим успехом сейчас в Нью-Йорке. Я смотрел картину в полном зале. Гет — это религиозный развод, процесс развода всегда мучителен, но всюду, где в человеческие отношения вступает третья сила, мука превращается в истязание. Именно это и происходит в картине, где все, начиная с главной героини Вивьен, которая хочет расстаться со своим мужем, которого она по ее словам не выносит, проходит через цепочку унижений.
Александр Генис: Тутнадо пояснить, что особенность Израиля заключается в том, что там нет светских браков. Для того, чтобы жениться в Израиле, нужно выехать из страны и, например, жениться на Кипре, тогда все в порядке. Так и делают нерелигиозные израильтяне, как мне объяснили. Чтобы получить развод, нужно, чтобы муж согласился дать развод — это и называется гет.
Андрей Загданский: Причем это очень важно: если пара разводится в Израиле, они сначала должны обратиться в раввинатский суд, который определяет, является ли это религиозным браком или является светским браком. Например, если еврей женат на нееврейке или наоборот еврейка замужем за неевреем, то это не является религиозным браком, они могут пройти развод через обычную муниципальную процедуру. Но если оба супруги евреи, то они должны получить развод в раввинатском суде. Вот тут и начинается вся история. Потому что еврейский развод — это не добровольное желание двух сторон расстаться, гет — это есть та самая бумага, которую муж вручает жене, говоря, что с этой минуты она свободна. Об этом, собственно, и вся картина. Проблема заключается в том, что если муж не хочет отпускать свою жену, то не существует никакой силы, которая может его заставить это сделать.
Мы с вами неоднократно обсуждали различные израильские фильмы, несколько раз это были картины, связанные с сильным религиозным вектором, они особенно интересны во многих смыслах. Может быть потому, что в Израиле, как ни в одной другой стране мира, так сочетается модерное и архаическое, светское и религиозное, вечное и современное.
Александр Генис: Верно. Я несколько месяцев назад был в Израиле, и внимательно посмотрел, как живет эта страна, которой в принципе быть не может. Потому что противоречия внутри израильского общества огромны. Как может человек, который соблюдает все правила иудаизма, жить рядом с человеком, который едет на пляж в Судный день, в Йом Кипур или покупает ветчину в магазине? Я дружу и с теми, и с другими в Израиле. Но это еще не все, потому что кроме ортодоксальных евреев есть сектанты-хасиды, есть ультра-ортодоксальные евреи, которые ненавидят и тех, и других, есть евреи, которые не признают иврита, есть евреи, которые не признают Израиль. При этом, эта разобщенная страна производит большую науку. Израиль — это сверхдержава в научно-техническом отношении. Я поехал по стране и всюду стоят корпуса научно-исследовательских институтов и фабрик, все это напоминает Калифорнию гораздо больше, чем Ближний Восток. Медицина, физика, все происходит в этой же самой стране.
Вот тут мне пришла мысль в голову: с какой страной можно сравнить Израиль? Да с Америкой. Как Америка существует, если в Америке есть южане, есть баптисты, есть “Байбл Белт”, где живут люди чрезвычайно верующие, и есть нью-йоркские атеисты или нью-йорские евреи. Как это все может сосуществовать? Амиши, которые никогда не брали в руки оружия, и люди, которые без ружья не ложатся спать? Как могут в одной стране могут сосуществовать бывшие рабы и бывшие рабовладельцы? Америка — это тот самый хрестоматийный котел, в котором может все вывариться, и в результате получается эклектичная, но жизнеспособная нация. Мне кажется, это хороший пример для Израиля.
Андрей Загданский: Эклектика вообще термин, который обладает относительным отрицательным вектором. В действительности это то самое противоречие, которое выбивает искру жизни.
Александр Генис: Особенно, когда она называется не эклектикой, а плюрализмом.
Андрей Загданский: Все зависит от того, с каким отношением мы произносим это слово. Можно произносить его с пренебрежением, а можно сказать, что это источник, из этой эклектичной массы родилось что-то новое, так и происходит всегда.
Возвращаясь к «Гет», хочу сказать, что эта картина сделана с абсолютной кинематографической дисциплиной и подлинным взрослым минимализмом, что вызывает у меня очень большое уважение профессиональное. Мы находимся в зале суда - и только в зале суда. Это судебная драма, но авторы и режиссеры фильма не унижаются никакими натурными планами, мы никогда не увидели здание, где находится этот суд, мы находимся либо в зале, где заседают три раввина, либо мы находимся в комнатах ожидания, где наши герои сидят и ждут, когда их позовут в эту самую комнату, больше ничего нет.
Александр Генис: Когда-то Хичкок сказал, что если вы ставите фильм по пьесе, если вы делаете театральный фильм, то не соблазняйтесь возможностями кино. Если у вас все происходит в одной комнате, то пусть и камера только там и стоит. Потому что у вас появляется желание показать такси, которое подъезжает к этому дому, но это лишнее. Если есть условия игры, то надо их соблюдать до конца.
Андрей Загданский: Я не читал именно эту фразу Хичкока, но это точно. Это та самая кинематографическая дисциплина, которая отличает мастера от новичка. Более того, это клаустрофобическое состояние должно передаться зрителю, у вас не должно быть выдоха, вы должны промучиться полтора часа в этих самых довольно несимпатичных стенах, на которых вы видите уже, кажется, знакомые, примелькавшиеся вам потоки, стекающие струйки от кондиционера. Это маленькое помещение, куда вы втиснуты — это тюрьма, это клетка. Это не суд — это место вашего заключения, в котором и находится главная героиня, которой муж не хочет давать развод.
Александр Генис: Все это кафкианская ситуация.
Андрей Загданский: Поэтому авторы сознательно дают ссылку на «Процесс» Кафки. Героиня находится в ситуации, из которой, кажется, нет выхода. Муж не хочет ее отпускать, он ей говорит: вернись домой, мы начнем все сначала. Но она ушла, живет у своего брата, в другой семье.
Александр Генис: Сюжет немного напоминает «Анну Каренину». Героиня тоже была слишком молодой для того, чтобы выходить замуж за пожилого мужчину. Кстати, очень порядочного, в фильме не сказано, что он негодяй, ничего плохого про него сказать нельзя кроме того, что она его не любит. Раввины, которые там собираются, говорят, что это не повод для развода. Мало ли что не любит, он хороший муж. И он действительно хороший муж. Так что это отнюдь неоднозначная ситуация.
Андрей Загданский: Это очень важно. Если бы он был плохим, ситуация бы совершенно изменилась. Но она его просто не любит, она его терпеть не может, как она говорит. И это - ее право на жизнь: не любить его не потому, что он плохой, а не любить его, потому что она его не любит, не надо ничего объяснять. Но это надо объяснить.
Александр Генис: Потому что брак с точки зрения Библии не имеет никакого отношения к любви. Это было написано тысячи лет назад, а в сегодняшнем мире, конечно, это звучит архаично. И в этом проблема Израиля: как сочетать архаическое с сегодняшним, как вы сказали в первой же своей фразе.
Андрей Загданский: В какой-то момент вызывают свидетели. Является одна пара, другая, и как всегда в таких случаях свидетели, выступающие на бракоразводном процессе, комедийный выход — это должно быть смешно. Действительно выступает одна пара соседей, говорит сначала муж, он умеренно смешной, он растерянный, он хочет всем угодить, не хочет ни о ком говорить плохо. Потом дает показания его жена. Раввин говорит мужу — выйдите. Но он не может выйти: как же я выйду, когда будет моя жена говорить? Раввин подумал и соглашается. И это очень важно, потому что в действительности нам открывается женщина, которая дает показания, человек, которым манипулирует ее муж, она несчастлива в своем счастье или счастлива в своем несчастье. Как же она будет говорить без него? Он должен контролировать каждое ее слово взглядом, поведением, вздохом. Мы понимаем, что в Израиле в таких религиозных браках много несчастных женщин, которые даже не понимают, не отдают себе отчета, как они несчастливы.
Александр Генис: Я бы не делал такие смелые обобщения. Потому что, я думаю, что в таких семьях намного больше как раз счастливых браков. Вы знаете, сколько у них детей, вы знаете, какие у них крепкие семьи? У меня есть знакомый, который моложе меня на 10 лет, и у него уже 15 внуков. Это совершенно другой мир и судить его по нашим представлениям очень опасно. Я бы не стал обобщать, достаточно одного конкретного фильма.
Андрей Загданский: Хорошо, не будем обобщать. Я не утверждаю, что она несчастлива универсально и всегда, но я утверждаю, что в то мгновенье, когда она дает показания, она задумывается о том, счастлива ли она. Эта актриса играет то, что сейчас она это поняла. Может быть, если бы она не была на таком процессе, она никогда бы это не поняла, никогда бы это не почувствовала. Вот сейчас с этой конкретной женщиной это конкретно происходит.
Александр Генис: Андрей, не мучайте нас, получила она развод или нет?
Андрей Загданский: В картине есть эпизод, когда уже вроде бы все должно произойти. Последние вопросы. «Ты согласен?». «Я согласен». «Ты дашь ей развод?». «Да, дам». Он пишет эту самую бумагу, она должна быть написана судьей, очень специфическая бумага, все должно быть написано за один раз, ничего нельзя поправлять. Он ее складывает таким треугольничком и говорит ей: «Иди сюда, Вивиен. Ты должна встать и держать руки лодочкой. А ты возьми, будешь повторять за мной и дашь ей бумагу. Ты согласен?». «Согласен». «Ты говоришь: я даю тебе, Вивиен, этот гет, ты свободна». Он повторяет эту фразу. «Отныне ты можешь принадлежать любому мужчине». И он на этой фразе замирает. Раввин говорит: «Повторяй: отныне ты можешь принадлежать...». «Я не могу», - говорит он. И тут происходит очередной взрыв, очередная кульминация, потому что и раввин уже не выдерживает.
Александр Генис: Андрей, в последнее время израильское кино, как вы сказали в начале нашей беседы, переживает явный расцвет. Кстати, этот фильм был номинирован на «Оскара», у него были серьезные шансы на победу. Это далеко не единственная картина, которая произвело сильное впечатление на международную кинематографическую общественность. “Гет” был показан во всех европейских и азиатских странах. То есть это популярное кино, хотя оно очень специфическое. Ну что такое «гет»? кто знает эти тонкости иудаизма? И тем не менее, что-то общечеловеческое пробивается.
Андрей Загданский: Универсальное. Я смотрел фильм в кинотеатре на Линкольн-плаза, где, конечно, очень много пожилых евреев.
Александр Генис: Которые уж точно знают, что такое «гет».
Андрей Загданский: Совершенно верно. Они смотрели фильм, как люди смотрят в спортивном баре футбол, потому что это была их драма, они понимали всю ситуацию. Гет — это темное место в израильском и в еврейском сознании, потому что все понимают, что что-то нужно с этим делать, это архаизм, который не должен удерживать человеческие жизни. Существуют несчастные люди как с той, так и с другой стороны, существуют мужчины, которые не дают развод, существуют женщины.
Александр Генис: Каждый раз, когда дело доходит до древних обычаев, я был бы очень осторожен в наших оценках. Что значит “не должно существовать”? Давайте не будем решать за них.
Андрей Загданский: Я уж точно не предполагаю, что мы с вами разрешим эту ситуацию. Но во всяком случае эта картина бесспорно продвигает дискуссию о том, должен или не должен быть развод религиозным в Израиле.
Александр Генис: Я думаю, что гораздо важнее не проблема развода, а проблема отношений между мужчинами и женщинами. Когда-то Довлатов сказал, что Толстой решал мировые проблемы, а Чехова интересовали только мелкие беды, вроде конфликтов между мужем и женой. Поэтому Толстой остался классиком, а Чехов с нами и сегодня.
Андрей Загданский: Да, в фильме есть универсальное содержание. И его экзотичность является неотъемлемой частью этого универсального посыла. Мы всегда хотим увидеть что-то похожее на нас, но чуть-чуть другое. Это «чуть-чуть», это остранение меняет перспективу. Я сам почувствовал, как мне больно за эту женщину, которая молится, чтобы получить развод, но не может получить.
Ну а теперь я просто должен сказать, что в конечном итоге герой дает ей развод, и все зрители в зале вздохнули с облегчением.
