Владимир Войнович заново переписал свою пьесу "Трибунал". Кафкианский сюжет остался тем же, что в первом, 1985 года, варианте. Ни в чем не повинный среднестатистический обыватель по недоразумению становится подсудимым, и чем дальше, тем невозможнее ему оправдаться. В новой версии действие переносится в наши дни, и потому одни узнаваемые типажи заменяются на другие. К примеру, главный герой Леонид Подоплеков теперь не рядовой сотрудник НИИ, а столь же неприметный сотрудник коммерческой фирмы. Его арестовывают лишь потому, что во время представления он подал голос, когда все в театральном зале молчали.
Самое существенное – это "шум времени", узнаваемые коллизии: судебные процессы по "Болотному делу", аннексия Крыма и грубые задержания участников акций протеста. Звучат заявления о том, что "наши твердыни – это оборонные заводы и алтари". Из другого лагеря доносятся обращенные к Председателю трибунала увещевания: оправдайте невиновного, и вы спасете свою репутацию.
"Трибунал" в театре "Кураж" поставил режиссер Владимир Мирзоев. Посмотрев премьеру, Владимир Войнович признался:
– Я знал, что Мирзоев меня чем-нибудь удивит обязательно, и вот он меня удивил. Сначала я насторожился, потому что я писал зловещую пьесу. Конечно, это комедия, но такая зловещая. Я хотел, чтобы спектакль был более мрачный, а он получился более веселый. Но вот я смотрю, как разворачивается действие, и чувствую, оно меня захватывает.
Владимир Войнович прав, в спектакле много смешного, однако пополам с жутью. И трудно сказать, когда больше становится не по себе. В тот ли момент, когда Подоплекова, предварительно обложив овощами и заткнув рот морковкой, приговаривают к медленному томлению в духовке строгого режима сроком на 10 лет, или когда Председатель трибунала в супружеской ласке прижимает лицо к торсу жены, облаченной в футболку с портретом Путина. Президент тут получается не лишним третьим.
Владимир Мирзоев говорит, что в какой-то момент он почувствовал – стало невозможно говорить экивоками со сцены:
– Возникла ситуация, когда стало необходимым "прямоговорение". Поэтому я обратился к тексту Владимира Николаевича. Его пьеса, с одной стороны, публицистическая, и там много вещей, которые с пылу с жару, которые важны здесь и сейчас, и о них говорится достаточно буквально. А, с другой стороны, все-таки это немножко фантастика. Все равно, это какой-то забавный мир Войновича, который мы знаем и любим по его прошлым произведениям
– Может ли сейчас "Трибунал" быть осуществлен в каком-нибудь государственном московском театре?
– Думаю, что нет. Причина вот в чем. Функция культуры, по сути, карнавальная. Вообще-то, это норма, когда любое общество, которое имеет иммунную систему не только в виде институтов, но и в виде интеллектуального сообщества, шутит по поводу первых лиц, по поводу патологий в государственной конструкции и так далее. Это норма в демократиях. Но в авторитарных, тоталитарных обществах это аномалия. Видимо, уязвимость этот тоталитарной или авторитарной конструкции слишком высока. Поэтому она даже не в состоянии осознать, насколько важна иммунная система для государства.
– По ходу вашего спектакля Подоплеков превращается в оппозиционера, освобождается из заключения и приходит к власти. Почему на самом деле ничего не изменилось в системе? Все, кто преследовал главного героя, остаются на своих местах, а нижний чин Горелкин даже становится генералом.
Мы инкорпорировали в текст Владимира Николаевича чисто документальные куски, столкнули острый сатирический ход, который был в пьесе, с документалистикой. Это реальные проповеди священников, это реальные тексты депутатов Государственной думы и так далее
– Потому что мысль драматурга, если я правильно ее прочитал, состоит в том, что не столько важны персоналии, которые всегда амбивалентны, в человеке есть и тень, и свет, так он устроен, а дело в институтах. Институты не должны быть персонифицированы. Я думаю, эта мысль особенно актуальна для нашей страны, в которой все институты свелись фактически к одному-единственному в лице президента Владимира Владимировича Путина, а все остальные институты либо деморализованы, либо превращены в цирковое шоу, либо просто уничтожены и отменены. В конечном итоге, дело не в персонах. Дело в том, чтобы выстроить нормально функционирующее государство, в котором любой человек, хорош он или плох, должен будет придерживаться определенных норм и правил поведения.
– Сейчас жесткая система, о которой вы говорите, в частности, сказалась на театральной жизни, где все больше и больше закручивает гайки. Это происходит с пугающей скоростью. Значит ли это, что спасение российского театра сейчас в негосударственных театрах? Что только эти малобюджетные театрики – островок свободы?
– Я бы сказал, что спасение нашего государства вообще в культуре и в свободе.
– Но это совсем по большому счету.
– Мы и должны рассуждать по большому счету. Потому что раз была уничтожена политика, она была изгнана с той территории, где она должна быть, то политика начала перемещаться в какие-то смежные области. Это неизбежно. Политика неуничтожима, это как дух, ты не можешь ее изгнать вообще из общества. Но сейчас, видимо, решили изгнать политику из культуры. Ну, можно изгонять, изгонять и изгонять, и в конце концов она действительно переместится в кухни, она переместится в сознание отдельного человека. А в сознании человека она уже просто взрывается. И вслед за этим происходят невероятные метаморфозы, вроде Октябрьской революции 1917 года. То есть очень опасно изгонять политику из публичного пространства. Поэтому я думаю, что люди, которые занимаются сегодня теми или иными искусствами, размышляют о жизни, о мире, о политике, они, на самом деле, спасение нашего государства.
Даже в самые темные средневековые времена люди понимали, как важен карнавал. В том числе и Церковь понимала, насколько важно давать альтернативный взгляд время от времени на ситуацию. Однако, похоже, люди, привыкшие к казарменным условиям, этого понять не в состоянии.
– Пьесу Владимир Войнович значительно переписал, это другой вариант по отношению к прежней. Но привнесли ли вы в нее что-то свое? Я имею в виду не как режиссер, а на уровне текста.
– Что греха таить, мы инкорпорировали в текст Владимира Николаевича некоторые чисто документальные куски. Мы просто столкнули острый сатирический ход, который был в этой пьесе, с документалистикой. Мы использовали реальные документальные тексты, которые обнаружили, в частности, в интернете. Это реальные проповеди священников, это реальные тексты депутатов Государственной думы и так далее. Мы ничего не сочинили, это все куски реальности, которые достаточно легко соединились с фантастической сатирой драматурга.
– Признаться, я думала, что это стилизация, ведь порой речи персонажей выхолощены и доведены до крайней степени абсурда.
– Вот видите, это уже трудно различить – сочиненную сатиру и сатиру, которая произрастает из самой реальности.