С Александром Сергеевым мы познакомились в Доброполье Донецкой области Украины в день досрочных президентских выборов 25 мая 2014 года. Тогда еще не было полномасштабных боевых действий, появлялись только первые приметы войны, как, например, занятые под командованием россиянина Игоря Стрелкова Краматорск и Славянск, захваченные административные здания в Горловке, Донецке, Луганске и других городах и, наконец, первый бой за Донецкий аэропорт между украинскими военными и пророссийскими сепаратистами. Сергеев тогда занимался созданием организации "Патриоты Доброполья", которая появилась как реакция на проведение непризнанного референдума "ДНР" – для охраны общественного порядка.
Александр Сергеев теперь воюет в зоне так называемой антитеррористической операции в рядах батальона "Карпатская сечь" ("Карпатська сiч"). 16 дней он находился в новом терминале аэропорта Донецка, который впоследствии перешел под контроль пророссийских сепаратистов. Вынужденное отступление украинской армии Сергеев не считает поражением, а лишь одним из этапов вооруженного противостояния в Донбассе:
– Аэропорт держался более полугода. Это строения, которые постоянно обстреливались. Там все рушилось, падало. Когда мы там были, мы жили в комнате из гипсокартона, которая полностью простреливалась. Во время танкового боя, когда упала вышка, обвалилась первая часть терминала, закрылся полностью сектор обстрела перед двумя позициями. Оттуда наши ребята стрелять уже не могли, то есть они не контролировали подход к терминалу. Потом подорвали колонну, все рухнуло, и оставаться там было безумием. Там негде было уже прятаться. В тебя со всех сторон стреляли. А человек, который выйдет из аэропорта, принесет больше пользы в другом месте, чем просто глупо погибнет там. Отступить – не значит сдаться. Можно отступить, набраться сил и потом снова ударить. Либо отступить, пусть это будет выглядеть как поражение, но потом зайти, допустим, с боку, с фланга. Я в данном случае образно говорю. Ребята стояли до конца. Пара моих друзей попали в плен, но я не считаю, и нормальный человек не будет считать это каким-то поражением.
– В последние недели продолжается обсуждение мирного выхода из вооруженного противостояния в Донбассе. В то же время президент Украины Петр Порошенко заявляет, что военного решения не существует. Вы, как военный, согласны с ним или украинская армия могла бы в этой войне победить?
– Возможность победить быстро у нас была приблизительно 4-5 месяцев тому назад. До того, как из России начали в большей мере поступать дополнительные силы. Я знаю (и никто меня не переубедит), что там ополченцы какие-то не воюют. Я видел на расстоянии выстрела регулярную российскую армию – форма, которая используется только в России, вооружение, которое есть только у России. Например, автоматы Калашникова сотые, АК-101, АК-103: в Украине таких на 100 процентов нет. Далее танки, которых вообще нет в Украине. Когда говорят, что все это покупается в магазинах, я бы сам не прочь в такой магазин сходить, если бы мне сказали, где он. Идет гибридная война, она – непонятная. Она в большой степени окопная, в целом больших боев или столкновений нет. Много работают диверсионные группы, и только на некоторых участках фронта идет постоянный контакт с противником.
Я воюю за своих друзей, за своих братьев, сестер, чтобы их не постигла такая же участь, как людей на оккупированных территориях
У нас есть боевой дух. Понятно, что бывают такие моменты, когда кажется: "а, нас сливают, поеду домой, война ни к чему не ведет". Но я тогда вспоминаю слова командира моего батальона, который говорит: "Я знал, что рано или поздно будет война, потому что Москва исторически постоянно угнетала украинский народ". Хорошо, что война не пришла позже, сейчас я еще молодой и детей у меня нет, но они будут и я не хотел бы, чтобы их постигла такая участь. Моему брату 7 лет и сестре – 6. И я рад, что сейчас на фронте, что я приехал воевать за своих друзей, за своих братьев, сестер, чтобы их не постигла такая же участь, как людей на оккупированных территориях, весь ужас этой войны. А победить мы можем. Я вижу два варианта. Либо глобальное восстание вооруженных сил, среди которых найдутся командиры, люди, которые пойдут на штурм, пойдут вперед. А второй вариант – если наш главнокомандующий, наконец, включит нормальный здравый смысл и перестанет договариваться с террористами. Потому что никто в мире этого не делает. Украина ведет самую мягкую антитеррористическую операцию за всю историю человечества. Никто и никогда не договаривался с террористами, а они и есть противоположная воюющая сторона.
У нас хватает людей, вооружения. Может быть, не в полной мере, хотелось бы чего-то нового или более совершенного, хотя бы больше того, что сейчас есть. Потому что наш добровольческий батальон добывает оружие либо трофейное, либо другими очень тяжелыми путями. Поэтому если было бы больше вооружения и был бы приказ, эта война давно бы закончилась и мы бы радовались жизни, отмечали бы день победы.
– Вы говорите, что гибридная война – война особенная, что это война диверсионных групп. Имеется в виду, что сепаратисты могут появиться там, где находятся украинские военные?
– Конечно. Да и с нашей стороны диверсионные группы работают. При этом это окопная война. В основном работает артиллерия, как в футбол играют: туда-сюда перекидываются. Но такая окопная война напрягает.
– Какие цели этими методами достигаются? Ведь мы каждый день видим разрушения по одну и по вторую сторону линии соприкосновения, гибнут люди.
– Это имеет смысл в данной ситуации, пока у нас нет прямого приказа наступать, делать какую-то масштабную войсковую операцию. Но если подготовиться, спланировать красивую тактическую операцию, продумать ее и реализовать – то это можно сделать без проблем. Но нет приказа. Одними добровольцами это не сделаешь. А пока этого нет, то нет и военной мощи, когда все бы вместе пошли. Окопная война, конечно напрягает. На передовой у нас бывают такие моменты, когда желание послать все к чертям и пойти вперед. Уже давно бы мы пошли... А диверсионные группы работают как с их стороны, так и с нашей стороны. Самый эффективный на данном этапе метод ведения каких-то боевых действий – вылазки малыми группами, разведка, какие-то налеты как с их стороны, так и с нашей стороны.
– Существуют батальоны, подчиненные МВД, батальоны, подчиненные министерству обороны Украины. Как они между собой взаимодействуют? Бывают какие-то противоречия?
– Мы делаем одно дело, цель – одна, но пути к ней разные. Каждый идет своей дорогой, а потому нет особой координации. Уже много известно случаев, когда своих не узнали и своих же постреляли. Бывают такие моменты. Сплоченности нет, потому что это разные структуры, у каждой – разные задачи. Когда одна группа с регулярной армией выезжает на какое-то задание и знает, что там никого не должно быть, а по приезде выясняется, что там сидит группа какого-то добровольческого батальона. Этого можно избежать, если скоординировать действия, и это было бы хорошо. На передовой другая ситуация, там все друг друга знают – и батальоны, и регулярная армия, и МВД. Там знают, кто за что отвечает. Там есть хоть какая-то координация.
– Мы с вами познакомились в Доброполье еще до самых тяжелых боев. По какой причине вы решили пойти на передовую и принять участие в антитеррористической операции?
– Когда мы с вами встретились, наша общественная организация, "Патриоты Доброполья", была только на этапе развития. Сейчас это уже помощь в охране общественного порядка, патрулирование улиц, проверка, если нужно, машин, охрана важных стратегических объектов – в районе или в городе. Это и диалог с властью, чтобы сделать город лучше. Но это все уже работает, и я понял, что там моя помощь не нужна, что я могу быть полезен на линии фронта.
Город Доброполье, откуда Александр Сергеев родом и который расположен в 100 километрах от Донецка, пережил за последние месяцы то, что и многие другие города Донецкой и Луганской областей: блокирование и попытка захвата отделения милиции, референдум, а впоследствии и прибытие в город украинских военных. Сегодня здесь нет боевых действий, в том числе и благодаря сопротивлению местных жителей: в мае они сняли все флаги "ДНР", которые появились на городских зданиях, а также нарисовали украинские флаги на столбах на главной и прилегающей к ней улицах.
"Референдум проходил достаточно громко, – рассказывал тогда Александр Сергеев. – За "Донецкую республику", если быть объективным и говорить правду, а не через призму украинского или российского мнения, на самом деле было очень много людей, но не то количество, которое озвучили представители "ДНР". Максимум здесь проголосовало 4-5 тысяч человек (население Доброполья 31 514 человек. − РС). Почему? Потому что здесь было около 10 человек, грубо говоря, полтора избирательных участка, и, по нашим подсчетам и результатам, они должны были обслуживать два человека в минуту. Записать паспортные данные двух человек за одну минуту – физически невозможно. С другой стороны, было очень мало времени на организацию… В Доброполье [во время досрочных выборов президента Украины] работает 30 избирательных участков. Еще столько же – в пригородах".
