Руслан: «1994 -1995 год, Грозный. Погас свет, отключён газ. Я начал запасаться, нашёл керосин, нашёл несколько плит парафина: свечки потом делал. Нашёл керосиновые лампы. Сделал в подвале деревянные нары, лампы развесил. Самое благоустроенное убежище в городеполучилось. Лежу, читаю. Бомбёжка. Стучат. «Чё надо?». «Открой дверь». Она на засове, металлическая. Когда мне говорили «открой дверь», я спрашивал: «А зачем?». «Стрелять будем». Ну стреляйте. Я отхожу от двери, сбоку стою. Они стреляют выше головы. Я стреляю в ответ, в ноги. То есть мы не хотим убить друг друга. Они стреляют, чтоб я испугался. А я стреляю, чтобы дать понять, что я не испугался. И всё, они, получив отпор, уходят. Это боевики, мародёры. Точно так же мародёрствуют федералы. Офицеры «Уралами» вывозили мягкую мебель. Солдатик, он попроще, магнитофон может схватить. Золотишко, колечки, серёжки. В бэтээре ему холодно, взял ковёр постелил, подушками обложился. Попробуй офицеру дверь не открыть. К приходу федералов двери у всех нараспашку были».

«Документальное кино»

Лондонская тележурналистка, режиссёр и продюсер Тереза Черфас и герои её британских фильмов

Тереза Черфас: «Русский язык я начала изучать ещё в школе. После я хотела поступить в Кембриджский университет. И мне сказали, что русский язык преподают в Кембридже как латынь, как мёртвый язык, потому что считалось, что нет и не будет возможностей практиковать или использовать этот язык в жизни».

Памяти киевского врача Сусанны Алексеевны Коломийченко (Киев)

Фрагмент из передачи с участием С.А.Коломийченко:

«Идеология в какой-то степени влияла и на науку. Вы знаете, что любой учебник, который мы открывали и по патанатомии, и по другим дисциплинам, начинался с учения Маркса, Ленина - это один аспект. А второй - это то, что в Союзе существовали специальные поликлиники, специальные больницы, в которые могли попасть только особые люди. Патанатомии это в какой-то степени тоже касалось. Вот, например, когда умирал высокопоставленный чин, то вскрытие, обычно, производились при закрытых дверях и не каждый мог присутствовать на этом вскрытии: приглашалось начальство, не разглашались диагнозы, которые ставились. Так что, это влияло.

Ваша работа патологоанатома была чревата какими-то неприятностями?

Ну, у меня были неприятные моменты, когда, совершенно неожиданно, мне приходилось вскрывать знакомых и достаточно близко знакомых людей. Так складывались обстоятельства, что больше некому было это делать, и после этого на долгое время я не могла войти в секционный зал.

Ваша работа, работа патологоанатома, она чревата для здоровья?

Конечно. Но для этого существуют всякие меры предосторожности. При некоторых инфекционных, тяжелых инфекционных заболеваниях, особо опасных инфекциях, используются специальные костюмы, которые патологоанатом надевает и только в них производит вскрытие.

А какая инфекция самая опасная для патологоанатома?

Трудно сказать. Любая инфекция, если есть какое-то повреждение кожи у патологоанатома, может проникнуть и вызвать такое же заболевание у вскрывающего. Или же какие-то инфекционные заболевания, в частности, чума.

Грубую работу, так сказать, грубую работу выполняет прозектор. Среди них есть, были мастера своего дела?

Да, были мастера своего дела и не только в плане выполнения прозекторской работы, а и в плане научном, в плане чтения лекций. У нас был такой известный (ну, это родная сестра патанатомии по сути - судебная экспертиза), был известный профессор Сапожников, который читал лекции, как актер, и студенты всегда с большим удовольствием слушали его лекции.

Ваша работа или, даже можно сказать, Ваше призвание не противоречит Вашим религиозным убеждениям?

Нет, оно не противоречит. Я по своим убеждениям человек верующий, но в какой степени? Я стараюсь соблюдать библейские заповеди. В раннем детстве я была крещена двоюродной бабушкой. В доме у нас к религии относились всегда с уважением, хотя церковь посещали довольно редко. На Пасху красились яйца, на Рождество готовилась кутья, и собирались близкие люди, хотя в те времена это преследовалось. У нас был в Киевском медицинском институте - это достаточно известный профессор Пиров - он был очень религиозным человеком и тем не менее он был анатомом, не патологоанатомом, а анатомом, и всегда работал с трупами и говорил, что к трупу надо относиться и разговаривать с ним на "Вы".

Отличается ли работа патологоанатома на Западе от Вашей работы в Киеве?

Отличается. Отличается тем, что на Западе как-то больше занимаются вопросами общей патологии. У нас в Советском Союзе в свое время тоже такая общая дисциплина была, общая патология. Но она потом разделилась на патологическую анатомию и патологическую физиологию. На Западе преподают больше вопросы общей патологии, а в плане практической работы, то здесь совершенно иные условия, совершенно другое оснащение, например, вскрытия у нас производятся в совершенно ужасных условиях, в секционном зале всегда ужасный запах, обмундирование патологоанатома тоже не соответствующее, а на Западе используются специальные костюмы, одноразовые. Ну, инструментарий обрабатывается соответствующим образом. А у нас это все производится в очень тяжелых условиях. Вот раньше требовалось вскрывать любого умершего, и по закону нельзя было не произвести вскрытия, особенно умерших в больнице людей. В последнее время это несколько ослабилось, и у нас по просьбе родственников разрешается сейчас получить тело умершего без вскрытия.

Дома, вернувшись с работы, в кругу семьи вы рассказывали о своей работе?

Нет, вы знаете, о своей работе в плане исследования, допустим, прижизненно взятых тканей, биопсии, я рассказывала, а о вскрытиях... может быть, первое время, когда была увлечена всем этим, какие-то интересные случаи рассказывала, но больше всё-таки о прижизненном исследовании тканей.

Ваш отец был медиком, профессором, и вы продолжили семейную традицию. Ну, а Ваши дети, внуки?

В какой-то степени дочка начинала, хоть я ее отговаривала от этого. Я не хотела, чтобы они были патологоанатомами - это трудная профессия. Особенно, для меня по крайней мере, сложен и тяжел был момент вскрытия, хотя я старалась как-то отгородиться от всего и считать, что это только материал, органы, которые нужно посмотреть и определить, какие произошли в них изменения. Я отговаривала своих детей, в частности, дочку, но тем не менее она не послушала, она человек достаточно упрямый и выбрала себе эту профессию.

Какая история из вашей патологоанатомической жизни запомнилась Вам больше всего?

Ну, первое время, когда я только начала работать, меня все потрясало. Потому что я ничего ещё не знала. А потом никаких таких потрясений не было.

«Мои любимые пластинки» с московским драматургом Ксенией Драгунской