Год назад, 19 января 2014 года, мирные протесты Евромайдана в Киеве переросли в противостояние с украинскими силами безопасности. Это была реакция на принятые 16 января Верховной Радой Украины законы, существенно ограничившие свободу слова, право на массовые собрания и митинги, а также деятельность неправительственных организаций. В результате начались столкновения на улице Грушевского между протестующими и сотрудниками спецподразделения "Беркут", а через три дня после того, как они начались, 22 января 2014 года, стало известно о первой смерти: убит Сергей Нигоян, украинец армянского происхождения родом из Днепропетровской области. Он получил одно ранение в голову и два – в грудь. Вслед за этим появилось сообщение о гибели белоруса Михаила Жизневского, долгое время проживавшего на Украине. Эти и другие события упоминаются в книге "Fантомная боль #Майдан", которая была опубликована к годовщине начала митингов за подписание Украиной договора об ассоциации с Европейским союзом, переросших впоследствии в протесты за отставку президента Виктора Януковича.
Книга "Fантомная боль #Майдан"составлена из сотен сообщений, оставленных в "Фейсбуке" участниками Евромайдана и им сочувствующими. В ней события трехмесячного протеста на главной площади Киева описаны не посредством хроники, а эмоций, переживаний и размышлений над происходившим год назад. Вот, например, отрывок из поста киевского художника Бориса Егиазаряна, который он написал, узнав о гибели Сергея Нигояна:
"Я получаю из Армении письма и звонки. У меня спрашивают, мне говорят: "Борис, мы ждем, что ты скажешь из Киева". Что мне сказать сейчас? Я скажу про Сергея. Полтора месяца назад, мне сказали что на Майдане, со стороны Лядских ворот, стоит на посту красавец армянин, с армянским флагом. Мы с ним познакомились, обнялись, и с тех пор он стал моим младшим братиком. Я его, как сына полюбил. Он хвастался как он читал украинские вирши. Особенно чисто и красиво он читал Шевченко. А самое главное, чем он со мной поделился, как чем-то сокровенным, он достал из внутреннего кармана куртки разложенную большого формата бумагу. Это был Отче Наш на армянском. Очень красивыми буквами. Мне он сказал, что он хочет поставить это под прозрачную слюду, в рамку, и повесить над постом, который он охраняет. Я думаю, эта молитва так и была у него в кармане на груди. Я думаю, ему некогда было делать это в раму… Мне звонят из телеканалов и спрашивают состоял ли Сергей в какой-нибудь радикальной организации. И хотя я с ним не общался последние недели, я знаю, что он не состоял ни в какой радикальной организации. Он был убежденным патриотом Украины – он был защитник Майдана. Власти будут все дальше и активнее продолжать эскалацию войны с народом. Но это не конец, это только начало. Еще раз говорю, наша цель – беречь жизни, защищать жизни. Будем отстаивать Жизнь день и ночь, все вместе! Выйдите! Станьте на майданах и на улицах защищать ваших детей, их жизнь и их будущее!!!"
Этот отрывок взят из той части книги, которая описывает январские события. Всего же в семисотстраничном издании – пять частей, позволяющих проследить об изменении оценки событий на Евромайдане в зависимости от того, как власти со все большей жестокостью старались подавить протест. В ноябре речь идет в основном о разгоне студенческой демонстрации, в декабре – о том, как удивительно мирно удается митинговать, в январе – о репрессивных законах, начале противостояния на улице Грушевского и первых смертях, в феврале – о массовом расстреле участников протеста на улице Институтской, а в марте – о посттравматическом синдроме. Кроме прозы, которая, конечно, преобладает во всех социальных сетях, участники Евромайдана цитируют поэтов, находя в стихах, написанных в прошлом и позапрошлом веке, параллели с происходящим.
Составитель книги Анастасия Савицкая рассказала, что решила ничего не изменять и не редактировать вошедшие в книгу записи из "Фейсбука", поэтому она получилась на двух языках: русском и украинском. На первой странице говорится: "Посвящается людям Украины".
– Во время Евромайдана соцсети стали альтернативным источником информации. Это и вело вас к составлению книги из текстов, опубликованных за время протестов в "Фейсбуке"?
– Нет, к сожалению или просто по чистой случайности, идея появления книги принадлежит Андрею Миргородскому. Он имел отношение к фотоальбому о Майдане, который называется Maidan. History of making и вышел буквально через две недели после нашей книги. Он говорил, что было бы неплохо этот фотоальбом разбавить текстами из "Фейсбука", и попросил меня собрать их, потому что знал, что я – активный участник Майдана и практически круглосуточно в соцсетях. Я начала собирать материал, и эта работа меня очень захватила. Я не могла оторваться и все свободное время тратила на "Фейсбук", на поиск текстов. Мне все время казалось, что текстов мало, и хотелось, чтобы Андрей оценил мою работу, так как считала, что это было очень ответственное задание. Но потом я так увлеклась, что оказалось, что материала так много, что мы, оценив объем, решили рискнуть и сделать самостоятельную книгу – без фотографий, просто тексты.
– Почему вы назвали книгу именно "Фантомная боль"?
Фантомная боль относится к тому, что мы потеряли на Майдане наших лучших людей
– Мы хотели подчеркнуть то состояние, в котором все мы сейча пребываем. Мы – люди Майдана, мы – украинцы. Как известно фантомная боль – это то, чего уже нет в теле, а оно продолжает болеть. Так украинцы себя ощущают после Майдана. Как явление, относящееся к определенной территории, Майдан закончился, площади с палатками уже нет, а события еще отзываются внутри. Нам всем очень больно. И фантомная боль – это, как мне кажется, наиболее четкое, наиболее емкое название для того, что мы все ощущаем. Параллельно получилось так, что первые буквы, Ф и Б, как "Фейсбук". Я увидела эти буквы и подумала: как хорошо все складывается.
– Считаете ли вы, что цели, которые появились у протестующих за несколько месяцев протеста, достигнуты? Или это еще и фантомная боль из-за того, что не все из того, что хотелось, удалось реализовать?
– Фантомная боль все-таки относится к тому, что мы потеряли на Майдане наших лучших людей. А то, что не все реализовано, – это другая боль: неоправданные ожидания или, может быть, желание, чтобы это скорее исполнилось. Фантомная боль – это боль, связанная с прошлым. Нас долго будут тревожить смерти людей. Цели, которые ставил перед собой Майдан, безусловно, частично достигнуты. Мы хотели поменять власть – мы это сделали. Мы хотели новое правительство – мы его так или иначе имеем. Но в то же время мы все понимаем, что нам нужно всем еще много работать. Начинать нужно с себя. Мы понимаем, что Украине придется еще очень долго и тяжело работать. Не хочется упоминать Москву, но "Москва не сразу строилась". Так и с нашим государством, которое до прошлой зимы имело одно наполнение и содержание, а сейчас, мне кажется, мы идем к другому. Просто путь неблизкий и нелегкий.
– Вы упомянули Россию, а среди сообщений в сетях, которые попали в вашу книгу, я с удивлением обнаружила, что еще в январе, до всех последующих трагических и драматических событий, были упоминания о возможной реакции России на происходящее. Люди писали, что могут быть проблемы в Крыму, в Донбассе, упоминался Донецк. Казалось ли вам год назад, что Россия может отреагировать таким страшным образом? Или во время Майдана эти размышления воспринимались по-другому и все думали о том, чтобы достигнуть главных целей Майдана?
– Если говорить только обо мне, то, наверное, я так не думала. Я о России вообще немного думала в тот момент. Я была вся погружена в наш протест, в наши события. Я не анализировала и не прогнозировала поведение России по отношению к Украине. Наверное, я слишком хорошо относилась к действующему российскому правительству, недооценивала Путина. Наверное, если бы меня заставили тогда об этом подумать хорошенько, я бы все равно не представила того, что происходит сейчас.
– Ваша книга разделена на несколько частей. Одна из этих частей, довольно обширная, посвящена убийствам протестующих в январе и феврале. Есть там свидетельства тех людей, которые видели стрельбу, на глазах которых погибали люди. Хочу спросить вас не как составителя книги, а как непосредственного участника тех событий, что вы помните об этой стрельбе?
– Мы до сих пор не знаем, кто стрелял, но убивали наших мирных мужчин, у которых для защиты были только деревянные щиты и велосипедные шлемы. Сложно сказать, кто стрелял. Были ли снайперы на крышах? Кем были наняты? Кто они? Мы не знаем. Расследование до сих пор не доведено до конца. Я не была на месте стрельбы, чтобы сказать, кто в какой форме стрелял. Но могу сказать однозначно, что колоссальная агрессия и жестокость была со стороны людей, которые были по ту сторону баррикад, людей, охранявших здание кабинета министров и Януковича. Хочу подчеркнуть, что оружия на Майдане не было. Ребята шли с голыми руками, защищаться им было нечем.
– По тем текстам, которые собраны вами в книге, может сложиться впечатление, что речь шла об идеалистах, о людях, у которых была светлая идея, которая разбилась о камни той трагедии, которая произошла в феврале. У вас было такое ощущение?
Мы ожидали, что будут силой сносить палатки, разгонять людей. Вот такого применения силы мы ждали, но явно не того, что будут убивать
– Вполне возможно, что те люди, которые вышли на Майдан, отчасти – максималисты, отчасти – идеалисты. Но в то же время все мы – реалисты. Мы понимали, что протест не может быть долго мирным. Мы понимали, что стоянием просто на Майдане мы ничего не добьемся. И однозначно действующая власть нас перестоит. Мы не могли не осознавать, что рано или поздно силовой разгон неизбежен. Наверное, мы не были готовы, что будет столько смертей, что разгон будет таким силовым. Мы ожидали штурма. Мы ожидали, что будут силой сносить палатки, разгонять людей. Вот такого применения силы мы ждали, но явно не того, что будут убивать. Смертей не ждал никто. Хотя после того, как в январе на Грушевского были первые смерти, когда появились "титушки", то есть, хулиганы, избивавшие людей в лесах, когда появились пропавшие без вести, конечно, было страшно. Но мы не думали, что масштаб убийств будет таким колоссальным. После первых убитых, конечно, мы понимали, что находимся под прицелом, но что убивать будут так масштабно и так открыто, не ожидал никто. До сих пор, когда я иду по Институтской – там, где были расстрелы, – я не верю, что это центр города. У меня есть фотографии с прошлого года, где я иду по той же улице с подружкой, с коляской и ребенком – там, где убивали. Я в это до сих пор не могу поверить. Когда я об этом говорю, мне не верится, что в центре Киева в мирное время убивали людей. Поэтому, несмотря на то, что мы были такими идеалистами, мы достаточно реально смотрели на вещи, но никто не ожидал того, что случилось.
– Планируете ли вы составить из сообщений в соцсетях еще одну книгу, которая будет посвящена событиям после Майдана: вооруженному противостоянию в Донбассе, аннексии Крыма?
– Наверное, нет. Если говорить о продолжении, у нас есть мысль сделать английскую версию, но не такую объемную, чтобы иностранцам ее было удобнее читать. Еще я обратила внимание, что люди, которые были участниками Майдана, сейчас, по случаю годовщины, стали писать о том, что было год назад. Это совсем другие впечатления. Пережитые эмоции снова вспыхнули, и было очень много интересных публикаций. Возможно, я найду в себе силы и соберу их. Если, конечно, кто-то меня не опередит. Что касается аннексии Крыма и войны, я не готова собирать этот материал. Он совсем другой. Там слишком много смертей, слишком много крови. Это война.
Анастасия Савицкая вместе с соавтором Андреем Миргородским планирует потратить все средства от продажи книги на благотворительность. Поскольку половина тиража раскуплена, авторы уже приобрели оборудование для отделения хирургии киевского Военного клинического госпиталя, в котором проходят лечение бойцы украинской армии, получившие ранения в Донбассе.
