Федеральная миграционная служба России с 2015 года ужесточает правила пребывания в России для украинских мигрантов. Точнее, граждане Украины должны будут следовать общим правилам для безвизовых мигрантов. До сих пор для украинцев в России действовал упрощенный порядок въезда и пребывания. Руководство ФМС обещает благоприятствовать лишь беженцам и вынужденным переселенцам из Украины. Остальные должны будут получать трудовые патенты, которые с 2015 года окончательно придут на смену разрешениям на работу в России.

В 2014 году граждане Украины могли просто по внутренним паспортам приехать в Россию и пребывать здесь без специальной постановки на миграционный учет, устраиваться на работу по мере желания и необходимости. В 2015 году в России вводится система трудовых патентов вместо разрешений на работу, и украинцам надлежит в нее вписаться наряду с другими гастарбайтерами из стран с безвизовым въездом на территорию России.

Столь существенное изменение в российском миграционном законодательстве вступает в силу на фоне падения рубля, международных санкций и практически открытого конфликта между Россией и Украиной. И все-таки введение трудовых патентов – это история на тему борьбы с теневой трудовой миграцией и лишь во вторую очередь недружественный шаг по отношению к Украине. Эта история начала развиваться два года назад, когда иностранцам дали право получать патент для работы на физических лиц в России. Иначе любая попытка нанять в частном порядке сиделку, плиточника, няню или домработницу, например, из Киргизии или Таджикистана практически не имела шанса стать легальной за разумные деньги. Разрешения на работу по-прежнему требовались для найма к юридическим лицам. С 2015 года и для работы "на фирму", и для индивидуального предпринимательства в России приезжему достаточно будет получить патент. Такой порядок распространяется на граждан стран, с которыми у России соглашения о безвизовом въезде, а теперь и на украинцев, которые в России раньше были избавлены от миграционных формальностей.

Если для украинцев патенты – существенное усложнение, то для тех, кто проходил процедуру получения разрешения на работу, система патентов существенно облегчает процесс легализации в России. Объясняет глава интеграционного центра "Миграция и закон" Говхар Джураева:

– Мы очень долго добивались распространения патентов и на работу у юридических лиц. Очень много людей смогли легализоваться через патенты первой категории, которые выдавались для работы на физических лиц. Но когда обладателей таких патентов ловили на рабочем месте, например, в качестве индивидуального предпринимателя, они попадали под санкции. Мы хотели опустить эту совершенно сумасшедшую денежную планку, которая установилась для получения разрешения на работу. Развелись несколько армий посредников на всех уровнях миграционного процесса как на общественном уровне – это диаспоры, так и на коммерческом уровне. Цена разрешения на работу добиралась уже до 50 тыс. рублей при государственной цене около 5000. Поэтому мы очень обрадовались введению патентов, с ними люди могут попробовать легально найти работу.

Говхар Джураева говорит, что вопрос цены стал едва ли не главным и в отношении патентов. До сих пор продолжается спор правозащитников и властей о том, как дорого должен стоить патент в Москве и других регионах:

– Насколько я знаю, в Москве примерно 4500 в месяц надо будет платить, чтобы работать. Но добавляется еще добровольно-принудительное медицинское страхование. Тестирование по русскому языку, истории, праву – это тоже затраты. У меня ощущение, что в итоге будет набегать очень высокая цена из одних только платежей официальным структурам: учителям, которые будут тестировать, страхователям, которые получат деньги вперед, не важно, заболеет мигрант или нет. Заметен несвоевременный, как я его называю, подход к этим вопросам в условиях изменения экономической ситуации в России, связанной с санкциями, с падением рубля и еще многими другими факторами. Поэтому мы просим сделать переход к патентной системе не революционным, а эволюционным. Чтобы российские власти не сразу жестко обращались с теми трудовыми мигрантами, у которых на тот момент не оказалось средств для прохождения теста. Мы поддержали идею о том, что регионы смогут устанавливать свою, а не московскую цену на тестирование и страхование. Эта идея не очень нравится тем, кто будет тестировать в Москве, они хотят унифицировать процесс. Есть очень много проблем, связанных с тем, осилят ли мигранты эту новую финансовую планку, хотя условия патента, несомненно, благоприятнее, чем прежняя система разрешений на работу.

– А почему вы предполагаете, что система трудовых патентов исключает посредников, которые взвинчивают цену?

– Начинают строиться центры для мигрантов. Обратившись туда, человек не будет стоять много дней в очередях, как он до сих пор стоял. А если не мог, то посредники начинали неимоверно поднимать цену. А эти новые центры все-таки будут работать в рамках официальных требований. Естественно, там тоже будут посредники, если будет огромная очередь. Но уже заметно, как ряды этих посредников редеют. Я, например, добиваюсь, чтобы общественным организациям национального толка, особенно из стран-доноров рабочей силы, законодательно запретили заниматься коммерческой деятельностью, а конкретно коммерческим обслуживанием интересов мигрантов. Эти организации трансформировались в теневые структуры, которые под ширмой НПО, национальных общин занимаются якобы очень хорошими вещами, а на самом деле только делают на мигрантах деньги и живут припеваючи как миллионеры. Хотя, конечно, есть и нормальные общины. Но приезжему мигранту порой трудно самому сразу разобраться, кто есть кто. Упорядочение миграции всегда будет тяжелым процессом. Есть и “акулы бизнеса”, которые набирают людей на работу и потом “кидают” их. А эти брошенные работники становятся проблемой для России.

По словам Говхар Джураевой, мигрантские сообщества и правозащитные организации несколько лет боролись за отмену миграционных квот, ссылаясь на европейский опыт, который также показал неэффективность контроля миграционных процессов с помощью этого механизма – он приводит лишь к расцвету теневой миграции. Введение трудовых патентов воспринималось как альтернатива квотированию, но, по сути, квоты остались, объясняет юрист фонда "Миграция и закон" Анара Бейшеева:

– Миграционные квоты формально отменили, но на деле каждый регион имеет право выбирать лишь определенное количество мигрантов для работы. Это будет регулироваться внутри каждого региона. Сверх этого лимита нельзя выпускать патентов.

– Чем же тогда патенты лучше?

– Патентная система проще. Оформив разрешение на работу, человек должен был его продлевать, проходя процедуру постановки на миграционный учет по несколько раз. Технически это очень сложно сделать для мигрантов – нужно выстоять в очереди, ждать, когда все оформят… С разрешением на работу человек вставал на миграционный учет по месту, где он должен был и проживать. Если он в этом месте не проживал, то его выдворяли за это. Патентная система этого не предполагает. Мигранты встают на миграционный учет один раз, первоначально приезжая, оформляют для себя патент, при этом сдают отпечатки пальцев. Далее миграционный учет больше проходить не требуется, можно жить на съемных квартирах, менять их в случае необходимости, поскольку получение патента не связано с “привязкой” к определенному адресу. Это важно, поскольку проблемы с жильем случаются не редко, поэтому люди зачастую не могут все время на одном месте оставаться жить.

Юрист Анара Бейшеева говорит, что задолго до наступления 2015 года заметно увеличилось количество звонков из стран-поставщиков рабочей силы с вопросами о том, как можно получить патент на работу в России. Не на все из этих вопросов уже есть ответы. По ощущениям Анары Бейшеевой, попытка устроиться на работу в России даже при наличии патента может оказаться рискованной, если чиновники в России и странах исхода рабочей силы не разработают систему информирования о наличии рабочих мест и организованного рекрутинга:

– По новому законодательству человек, получивший патент, в течение месяца должен будет предоставить в ФМС РФ трудовой договор – показав, что он с этим патентом трудоустроился. Получается рискованно. Если человек в течение месяца не устроится, что будет с его патентом – аннулируется он или, может быть, его выдадут по другой специальности? Как это будет работать, я пока ответа не имею. В патент для работы по найму у юридических лиц будет вписана профессия, специальность, по которой должен работать обладатель патента, для этого подтвердив свою квалификацию. Работодатели выбирают и нанимают специалистов. Руководства стран исхода хотят вести организованный набор работников для России. Потенциальные места работы предварительно будут подбирать еще в странах исхода. Наверное, прямо сейчас не организуют это все, но дело идет к этому. Когда эта система заработает, будут заключаться договоренности с конкретными работодателями. Например, набирать рабочих на завод в Липецкой области исходя из полученной информации о том, сколько там нужно работников, какой квалификации. Как это делалось в советские годы.

Для того чтобы получить патент на работу в России, иностранцу необходимо будет не только приобрести медицинскую страховку, заплатить собственно за сам патент, сдать анализы на ВИЧ, но также пройти тестирование на знание правовых аспектов жизни в России, русского языка, истории России. В конце 2014 года комиссия по вопросам миграции Совета по правам человека при президенте РФ в очередной раз обращалась к этой теме. Глава комиссии Евгений Бобров напомнил, что попытки применить закон, обязывающий иностранных работников знать историю и русский язык, имеют отношение не только к трудовым патентам:

– Внесены поправки в законодательство. Теперь ко всем иностранцам предъявляется требование знать русский язык, основы права и историю. Мы в прошлом году направляли свое заключение на этот законопроект. Вкратце оно о том, что русский язык знать нужно, а вот с основами права и истории все далеко не так просто, как кажется. После этого Совет Федерации законопроект отклонил. Была создана согласительная комиссия в Госдуме, и Госдума закон все-таки приняла в апреле. Но и на том этапе мы у депутатов спрашивали – какое дело трудовому мигранту, отменено ли в России крепостное право? Он каждый день спускается с 15-го этажа, где кладет плитку, и видит, что крепостное право не отменено. Лучше бы боролись с новым “крепостным правом”, а не предъявляли заведомо невыполнимые требования. Мы с одним из членов Совета посетили Краснодар, посмотрели, как проходит тестирование этих трудовых мигрантов на знание основ русского языка, истории, культуры. Один из тестов по русскому языку звучит так: "РФ по точности прогноза погоды в мире занимает 1-е, 2-е, 10-е или 30-е место?". Я не понимаю, какое отношение это имеет к русскому языку, и в чем смысл этого теста? Минобразования следовало бы более детально это проработать, иначе все превратится в коррупцию. Приезжие, будучи не в состоянии сдать подобные тесты, окажутся в тени, и мы получим нелегалов, еще больший разгул теневой миграции.

Правозащитник и юрист Евгений Бобров также считает систему трудовых патентов более удачной и применимой для легализации трудовой миграции, чем все, что было в России прежде. Полтора миллиарда рублей получил от продажи патентов в 2014 году бюджет Московской области. И это были только патенты для работы на физических лиц. С 2015 года эта статья доходов могла бы увеличиться кратно, если бы разумная ценовая политика в продаже патентов сочеталась качественной информационной кампанией против незаконной миграции, говорит Евгений Бобров:

– Система патентов, конечно, лучше практиковавшейся до сих пор выдачи разрешений на работу. С разрешениями была связана полнейшая коррупция, когда торговали миграционными квотами за год вперед. Потому что работодатель должен был до мая предыдущего года уведомить ФМС о том, сколько же ему иностранных работников будет требоваться в следующем году. Как может руководитель, например, сельхозпредприятия это знать? Как предугадать, каков будет урожай через год с лишним и сколько людей потребуется? Система патентов, конечно, лучше. Она уже действует в течение двух лет. За 2013 год патентная система принесла только в бюджет Московской области 1,5 млрд рублей. Хотя бы поэтому патентная система заслуживает поддержки. Проблема в том, что цену патента будут назначать органы власти субъекта Федерации. На сегодняшний день эта цена по России единая и составляет 1216 рублей. Платишь такую сумму каждый месяц, и срок твоей работы у физлица продлевается на очередной месяц. Это одновременно обеспечивает и законность проживания мигранта на территории России. Планируется, что с 2015 года цена патента в Москве достигнет 5000 рублей в месяц. Это очень дорого и потому неправильно. Максимальная сумма, я думаю, для Москвы должна быть 3000 рублей, в других регионах 1500-2000 рублей. С этого надо бы начинать и смотреть, как дело пойдет. Потому что из-за слишком высоких цен на патенты люди опять уйдут в тень.

– Но теневые мигранты платят криминальным посредникам за трудоустройство и оформление фиктивных документов не меньше, а рынок нелегальной рабочей силы все равно не скудеет…

– Нужно больше афишировать процессы против покровителей незаконной миграции. Проблема, конечно, и в исполнителях – Следственном комитете, ФМС и всех остальных. На мой взгляд, они сейчас недостаточно решительно борются с продажей госдокументов, не справляются с привлечением к ответственности всех этих дельцов, которые объявления расклеивают о разных нелегальных услугах по трудоустройству и оформлению документов для работы в России. А если расклеить объявление о том, что организуешь заказные убийства, устраиваешь теракты? Мы с одним из руководителей Следственного комитета выясняли, как быстро придут за таким персонажем из органов. Мой собеседник сказал: “Наверно, вообще не придут, потому что система не работает”. Такую патентную систему много на что можно распространять. Особенно в те сферы, где вращаются финансовые ресурсы, которые трудно контролируется государством. Например, сдача жилья. И многое другое. Я думаю, это лучший способ, чтобы выводить из тени и людей, и капиталы.

– Как можно контролировать миграционные потоки в системе трудовых патентов? Известно, что патент дает право работать только в регионе, где он получен. Но ведь мигранты могут выбирать не по тому, где безработица выше, а где денег больше. Ожидаемо, что большинство гастарбайтеров будет стремиться в Москву и, может, еще в пять-шесть крупных развитых городов.

– Квота на выдачу патентов, к сожалению, сохраняется. Мы против этого. За прошедшие годы можно было отрегулировать механизм привлечения иностранной рабочей силы с помощью методов экономического стимулирования, а не администрировать. Если люди едут в Москву – пусть едут. Надо наоборот развивать строительство арендного жилья, кластеры экономического развития. Информировать об этом мигрантов, чтобы они ехали туда, где есть условия и работа. Например, очень много мигрантов едет на производство в Калужскую область. Поэтому оно так хорошо там развивается, одно из лидирующих мест в России занимает по темпам.

По словам Евгения Боброва, универсальным средством контроля миграционных процессов остается визовый режим. Однако сегодня это не только политический вопрос, но и проблема коррупции, как в странах исхода рабочей силы, так и в России. Введенная с 2015 года в России система трудовых патентов при всей своей перспективности может с самого начала не оправдать надежд всех сторон. Как выясняется, она фактически не привела к отмене коррупционного механизма миграционных квот. При этом доходность торговли патентами остается под большим вопросом еще и потому, что гастарбайтеры вне зависимости от прочих факторов массово покидают Россию из-за невыгодного курса рубля к доллару.