Будучи молодым журналистом и не менее молодым человеком, который говорит о политике, да еще и не в свете общепринятой в стране идеологии, я всегда с большим интересом слушаю мнение своих близких, членов семьи о моих статьях и вообще о выбранном мною пути. Вдвойне интересно это и потому, что меня уже давно интересует, как из такого, как я, получился тот, кого теперь в России называют "врагом народа" и "пятой колонной".

Начать, пожалуй, стоит с того, что я родился в 1994 году в семье на тот момент уже российского офицера, подполковника Михаила Васильевича. В советское время отец окончил Московское высшее военное командное училище, а затем и Военную академию имени Фрунзе. Нес знамя Победы по Красной площади, хоронил Андропова и Черненко. К знаменательному 2000 году отец занимал одну из руководящих должностей в управлении космической разведки при Генштабе России.

Мать отца, моя бабушка, по происхождению донская казачка с русским именем Мария Ивановна. Когда ей было пять лет, в 1940 году, ее семья была вынуждена бежать из родной Вёшенской станицы в Ставрополь. Главу семейства предупредили, что иначе "за ним придут". За ним – это за моим прадедом, Иваном Семеновичем, который в свое время служил царю, прошел Первую мировую. В 1941-ом он будет призван сражаться на фронтах Великой Отечественной войны. К слову, он вернулся домой живым, как и его сыновья, одному из которых уже почти сто лет.

Бабушка пережила немецкие бомбежки и малокровие в вырытой в земле яме во дворе дома. Будучи школьницей, она была одной из немногих, кто смеялся, а не плакал, когда умер Сталин. Теперь она одна из тех, кто считает, что "Путин – молодец". В своей жизни Мария Ивановна воспитала единственного сына. Он всегда и во всем был отличником, коммунистом с широкой "гагаринской" улыбкой, мечтал стать летчиком, клеил журналы о космонавтике и как завороженный глядел на иконы, когда удавалось тайком пробраться в церковь. Так вышло, что с 2000 года бабушке на старости лет пришлось воспитывать еще и нас с сестрой. Воспитывали, конечно, на примере отца.

Воспитывали и многочисленные друзья папы – его сослуживцы, одноклассники. Разговоров о политике в те годы, разумеется, не было, но был институт дружбы, семьи, ценности человеческой жизни и личности. При этом я не собирался становиться журналистом. Мне легко давались точные науки, я занимался спортом и, если бы не плохое зрение, то тот, кого большую часть жизни, забываясь, называют Мишей, почти наверняка пошел бы по стопам своего предка. В моей военной карьере, правда, не было бы ни Кремлевки в том ее виде, ни академии имени Фрунзе, расформированной в 1998 году. Нашей Родине вообще вредны теперь образованные офицеры. Благо, что полицейских для защиты от простого народа хватает.

С одним из самых близких друзей отца я общаюсь до сих пор. Его имя я раскрывать не буду, скажу только, что он полковник и работает в службе по охране первых лиц государства. В силу своего любопытства я почти каждую субботу в поисках пищи для ума пытаюсь вытянуть из него "что-нибудь интересное". Вытянуть, разумеется, не выходит. Наши разговоры полны жестов, пониженных и повышенных тонов, в них никогда не услышишь конкретные имена, но показательно вот что.

Более полугода тому назад, когда я искал работу, папин друг предложил помощь и рассказал, что у него есть "товарищ в Кремле, который курирует все наши федеральные СМИ". Мне надлежало встретиться и поговорить с этим таинственным человеком. Тогда я уже публиковался на "Эхе Москвы", познакомился с методами работы нашего доблестного ОМОНа, а затем и Тверского суда, пару раз был замечен в блогах на сайте Радио Свобода. Встреча должна была состояться через пару дней, но таинственный товарищ отправился в командировку в Крым, которая почему-то затягивалась.

Шла неделя, другая, попутно я рассказывал папиному другу, что мне предложили попробовать себя в одном из совсем не кремлевских СМИ и что я бы очень хотел там остаться. Через месяц, когда мое рабочее место более или менее было определено, на вопрос – а что там с вашим человеком в Кремле, мне ответили: "Ну, ты же не хочешь "сказки" писать – вот и правильно". Мне рассказали, что "товарищ" живет и здравствует, но, если я хочу заниматься честной и объективной журналистикой, лучше с ним не встречаться, а если нет, то познакомиться с ним можно хоть завтра.

Затем был долгий разговор о целях и идеалах, которыми должен руководствоваться настоящий журналист. Вскользь промелькнула тема о недолговечности существующего режима и вопрос, что после него будет с "патриотами" с федеральных каналов? Давать прогнозы на этот счет – дело неблагодарное, но мне почему-то кажется, что светлое будущее не принесет ничего светлого прокремлевским журналистам. Как бы то ни было, я надеюсь, что в будущем власть будет следовать букве закона, и именно закон будет вершить судьбы россиян. По версии папиного друга, все гораздо жестче – те, кто обманывает народ, "пойдут под нож".

Что касается российской журналистики, напрямую не связанной с политикой, то тут дело обстоит тоже не так радужно, как хотелось бы. Помимо меня, в нашей семье есть еще один журналист – это мой 33-летний двоюродный брат. Он работает на телевидении и вполне преуспел на своем поприще, две его развлекательные ТВ-программы в этом году получили ТЭФИ. В отличие от меня, брату хватило ума не лезть в политику, и когда он узнал о моих предпочтениях, мягко посоветовал присмотреться к чему-нибудь еще, поскольку "политическая журналистика в России невозможна".

В декабре брат переезжает в Штаты. Он уже провел там немало времени и успел создать собственную компанию по выпуску развлекательных телевизионных программ. Когда я спросил у него, "почему в США, а не здесь", то помимо очевидного "там лучше и легче жить и работать", он объяснил, что в России боятся сделать что-нибудь, что идет вразрез с политикой вождя. Даже если это выпуск вечерней юмористической программы. ТВ-индустрия из-за этого стоит на месте, и развиваться дальше определенного уровня невозможно. Когда полстраны верит Киселеву в своих советских телевизорах, ни о каком развитии речи идти не может.

Что из вышеперечисленного стало определяющим в моем выборе той стороны, которая недовольна аннексией Крыма, гибелью россиян и украинцев в войне в Донбассе, враньем и подлостью властей по отношению к своим гражданам? Может, воспитание, может, знание исторических противоречий хотя бы собственной семьи. Один из близких мне людей недавно и вовсе назвал мою позиции переходным возрастом и выразил надежду, что "это скоро пройдет", ведь это очень опасно.

Глава правительства России Дмитрий Медведев в интервью журналистам российских телеканалов на прошлой неделе ответил на вопрос о том, перестал ли он быть либералом, сомнительной цитатой: "У того, кто в шестнадцать лет не был либералом, нет сердца, а у того, кто не стал консерватором к шестидесяти – нет головы". Как оправдание собственной политической несостоятельности, честно говоря, звучит не очень, но пока руководители моей страны мыслят подобным образом, боюсь, сколько бы ни было мне лет, я буду слишком молод для такой России.

Иван Мартыненко – журналист радио Свобода, студент факультета журналистики