10 декабря для многих – важный день календаря, провозглашенный ООН Днем прав человека. Случилось это в 1950 году, спустя два года после принятия всемирной организацией знаменитой декларации. Американка Элеонора Рузвельт, председательствовавшая в комитете, разрабатывавшем документ, канадский юрист Джон Хамфри и его французский коллега Рене Кассен поработали на редкость ударно, сформулировав документ, читать который и сегодня – удовольствие.

"Каждый человек имеет право на жизнь, на свободу и на личную неприкосновенность", – напоминает нам статья третья. "Никто не должен подвергаться пыткам или жестоким, бесчеловечным или унижающим его достоинство обращению и наказанию", – утверждает статья пятая. "Все люди имеют право на равную защиту от какой бы то ни было дискриминации, нарушающей настоящую Декларацию, и от какого бы то ни было подстрекательства к такой дискриминации", – говорится в седьмой. "Каждый человек имеет право на свободу мысли, совести и религии; это право включает свободу менять свою религию или убеждения", – гарантирует восемнадцатая. "Никто не может подвергаться произвольному вмешательству в его личную и семейную жизнь, произвольным посягательствам на неприкосновенность его жилища, тайну его корреспонденции или на его честь и репутацию. Каждый человек имеет право на защиту закона от такого вмешательства или таких посягательств", – обнадеживает двенадцатая.

С тех пор, как была принята эта замечательная декларация – пожалуй, лучший документ в истории человечества, когда-либо обретший правовой статус, – прошло более шестидесяти лет. Мало сказать, что эта декларация, вопреки ее названию, так и не стала "всеобщей"; если говорить начистоту, в полной мере она не реализована ни в одной стране мира. Различные государства, в том числе считающиеся эталонами либеральной демократии, создают препоны и заслоны, призванные не допустить к себе эмигрантов из других стран, а если эти люди и допускаются, то в большинстве своем лишь как низкооплачиваемые работники на рынок труда, не имеющие равного граждански-правового статуса с "местным" населением.

Статья 13, конечно, декларировала, что "каждый человек имеет право покидать любую страну, включая свою собственную", но никакая страна не готова принимать всех иммигрантов, желающих связать с нею свою судьбу, а право на выезд, очевидно, бессмысленно без права на въезд. Статьи о свободе, личной неприкосновенности и запрете пыток, конечно, замечательны, но дело в том, что нарушаются они отнюдь не только в Исламском государстве, в Чечне и в подвалах так называемой Донецкой народной республики: секретные тюрьмы ЦРУ в разных странах, может, и были закрыты в 2009 году, согласно декрету президента Барака Обамы, но вот тюрьма в Гуантанамо действует до сих пор. Согласно списку, представленному министерством обороны США в 2006 году, через Гуантанамо прошли 558 заключенных из 41 страны. По данным, опубликованным несколько лет назад в The New York Times, американские власти этапировали в Гуантанамо почти восемьсот человек.

Разумеется, никакой декларации прав человека все это не соответствовало и не соответствует ни с какой стороны, как не соответствует гарантиям "тайны корреспонденции" программа PRISM, осуществляемая Агентством национальной безопасности США с целью массового негласного сбора информации, передаваемой по сетям электросвязи. Сомнений в том, что разведки других стран осуществляют аналогичные программы, нет, вопрос касается лишь технологических возможностей. То, что в западном мире нашлись такие люди, как американцы Брэдли Мэннинг и Эдвард Сноуден и австралиец Джулиан Ассанж, на мой взгляд, говорит о том, что в этих странах, несмотря на все усилия пропаганды милитаристского патриотизма, есть те, кто готов реально бороться за ценности Декларации прав человека и за гражданский контроль над силовыми структурами и органами государственной власти.

Тягостно думать, что в России или Китае своих Ассанжей и Сноуденов не нашлось, притом что нет никаких причин считать, будто силовые структуры и органы власти этих стран не творят как минимум вещи сравнимые с теми, которые творят АНБ, ЦРУ, Пентагон и Госдепартамент. Но на всю Россию и на весь Китай не нашлось ни одного ответственного сотрудника силовых структур или органов власти, который был бы готов поставить общечеловеческие идеалы прав человека выше ведомственных соображений чести мундира. Мэннинг оказался в тюрьме, Ассанжа защитили власти Эквадора, а Сноудена – Российской Федерации. Американцы наверняка счастливы были бы предоставить убежище российскому или китайскому коллеге и единомышленнику Сноудена, но таковых не нашлось – и это, пожалуй, один из наиболее ярких индикаторов того, насколько в этих обществах Декларация прав человека вообще никем не воспринимается всерьез.

За принятой в 1948 году Всеобщей декларацией последовали и другие документы, в частности, европейская Конвенция о защите прав человека и основных свобод, на основе которой возник Европейский суд по правам человека. Кстати, во второй половине 1960-х годов ЕСПЧ возглавлял как раз вышеупомянутый мною Рене Кассен. Тогда юрисдикция этого суда не распространялось на Российскую Федерацию, но с 1998 года ЕСПЧ рассматривает и иски, подаваемые гражданами России. До конца 2013 года судьи ЕСПЧ вынесли решения по 1475 таким делам, в 1381 случае (то есть почти в 94%) признав факт нарушения властями Российской Федерации тех или иных положений европейской правозащитной конвенции. Для сравнения: за все время существования ЕСПЧ, с 1959 года, против Франции было рассмотрено всего 913 дел, в которых нарушения были найдены лишь в 674, то есть менее чем в 74% рассмотренных случаев.

В последние годы иски против России занимают первое место в общем объеме жалоб, получаемых ЕСПЧ. Сотрудники и активисты российских политико-правозащитных организаций уверенно используют угрозы обращения в ЕСПЧ по всякому поводу, будучи уверенными, что правда на их стороне, и независимый и беспристрастный Европейский суд признает это. Более чем в 90% случаев (!) подаваемые жалобы по тем или иным процедурным вопросам вообще не принимаются к рассмотрению, но среди тех немногих, которые все-таки принимаются, решения почти всегда, действительно, оказываются в пользу заявителей. Проблема, однако, даже не в том, что высочайший процент отказов от рассмотрения дел по существу является следствием почти исключительно формально-процедурных соображений (а отнюдь не гарантией отсутствия нарушений), а решения принимаются спустя годы после оспариваемых событий, хотя и это, конечно, беда: справедливость не всегда может восторжествовать пять-семь лет спустя, до этого еще надо дожить. Проблема, однако, серьезнее, и касается она эффективности всего этого механизма в целом.

Как ни горько это признавать, мне кажется очевидным, что никакие вердикты ЕСПЧ не оказали существенного влияния на положение в сфере обеспечения прав и свобод человека в России. Отдельные граждане и организации получали денежные компенсации – и, в общем, иного эффекта решения ЕСПЧ не имели, государственные структуры и силовые ведомства принципы своей работы под влиянием этих решений не меняли. В последние годы судьи ЕСПЧ могли лишь бессильно взирать на масштабное наступление российских властей на политические права и свободы граждан. Говоря прямо, пара лет работы "взбесившегося принтера" нокаутом победили пятнадцать лет усилий ЕСПЧ.

На днях Путин сказал что-то обтекаемое о возможности ревизии российской Конституции, чтобы она соответствовала изменяющимся реалиям, и в правозащитном сообществе начались переживания на тему того, что "мы теряем последний рубеж". В принципе, изменение законов в связи с тем, что меняется мир, который эти законы пытаются регулировать, – вещь естественная. Так происходит, например, в Швейцарии, являющейся образцом прямой демократии: Конституцию 1874 года правили более сотни раз, увеличив число ее статей более чем наполовину, пока в 1999 году не заменили целиком новым Основным законом. Понятно, что Россия – не Швейцария, но все же хотелось бы спросить: помешали ли хоть какие-то положения Конституции Путину и его приближенным реализовывать тот курс, который они хотели реализовать?

Уместно напомнить в этой связи положения "сталинской" Конституции 1936 года, которую как таковую тоже нет причин ругать. Так, статья 125 гласила, что "гражданам СССР гарантируется законом: а) свобода слова, б) свобода печати, в) свобода собраний и митингов, г) свобода уличных шествий и демонстраций". Более того, та же статья гласила, что "эти права граждан обеспечиваются предоставлением трудящимся и их организациям типографий, запасов бумаги, общественных зданий, улиц, средств связи и других материальных условий, необходимых для их осуществления". Комментировать тут нечего, про наступивший сразу после принятия Конституции 1937 год все понятно и так, но достоин упоминания факт того, что когда с 1937 по 1944 год эшелонами в Сибирь и Северный Казахстан депортировали целые народы, в Конституции действовала и статья 127, гласившая, что "гражданам СССР обеспечивается неприкосновенность личности", и статья 123: "Равноправие граждан СССР, независимо от их национальности и расы, во всех областях хозяйственной, государственной, культурной и общественно-политической жизни является непреложным законом".

Кого и когда защитила в России Конституция-то? Да перепиши Путин ее хоть всю лично, что это изменит? За шестьдесят шесть лет, прошедших со дня принятия Всеобщей декларации прав человека, стала очевидной иллюзорность надежд решения политических и гуманитарных проблем правовыми способами. Резолюций принято огромное количество, но мир в целом не движется к торжеству либерально-правозащитной этики.

Можно ли это было предвидеть? Вполне. Когда в ООН принималась Всеобщая декларация прав человека, руководитель одной из делегаций справедливо указал: "Несмотря на некоторые свои достоинства, этот проект имеет ряд крупных недостатков, главный из которых заключается в его формально-юридическом характере и отсутствии в этом проекте каких бы то ни было мероприятий, которые были бы способны содействовать осуществлению провозглашенных в этом проекте основных свобод и прав человека". Так оно и есть, вследствие чего бесправие в нашем мире встречается куда чаще, чем справедливость.

Одно мешает восхититься пророческим даром этого дипломата – его собственная биография. Процитированные слова были сказаны Андреем Вышинским, генеральным прокурором СССР в годы большого террора, в послевоенные годы бывшим вначале заместителем министра, а потом и министром иностранных дел СССР. В то время, когда глава советской делегации Вышинский крокодильими слезами оплакивал отсутствие во Всеобщей декларации прав человека обязывающих механизмов ее реализации, численность совершенно бесправных заключенных в ГУЛАГе превысила два с половиной миллиона человек – рекордное число за всю историю страны. Вышинский на то и был академиком АН СССР, что умел не видеть и бревна в своем глазу, даже отметив соринки в глазах всех тех, к кому он обращался.

Фанатам легализма не нужно тешить себя иллюзиями: правовые нормы, какими бы замечательными они ни были, сами по себе не в состоянии гарантировать вообще ничего, пока гарантами соблюдения прав и свобод человека и гражданина могут быть Сталин с Вышинским. Невозможно надеяться на то, что ценности свободы в какой бы то ни было стране могут быть укоренены международными декларациями, вердиктами Европейского суда или статьями Конституции. Никакие юристы не могут навязать обществу и власти ценности, которым это общество и эта власть не хотят следовать. Осознавая это, жить довольно трудно, ибо непонятно, на что же тогда надеяться, но иллюзии тем более никого и ни от чего никогда не спасут.

Алек Эпштейн – историк и социолог

Высказанные в рубрике "Право автора" мнения могут не отражать точку зрения редакции