В понедельник, 24 ноября, истек крайний срок для подписания соглашения по ядерной программе Ирана. В итоге на переговорах в Вене Иран и государства так называемой "шестерки" не смогли решить спор вокруг иранской ядерной программы и продлили переговоры ещё на семь месяцев. Западные представители заявили, что первоначально стремились выработать соглашение к марту, но пришли к выводу, что потребуется больше времени для консенсуса по всем важным техническим деталям.
Министр иностранных дел Великобритании Филип Хаммонд сообщил, что так называемый "Совместный план действий" будет продлен до 30 июня 2015 года. В соответствии с согласованным год назад временным соглашением, о котором он говорил, Иран остановил обогащение урана в обмен на смягчение санкций и предоставление этой стране доступа к замороженным банковским счетам с доходами от экспорта нефти.
С самого начала стороны признавались, что расхождения между ними были весьма существенны. Они касаются, например, количества центрифуг, которые может сохранить Иран, и возможностей их модернизации; порядка отмены экономических санкций, введенных против Тегерана, а также самих сроков действия будущего соглашения. Но, независимо от того, удастся ли устранить все противоречия, само участие Ирана в переговорном процессе с мировыми державами по острейшему стратегическому вопросу изменило расстановку политических сил внутри страны.
В числе нерешенных проблем: режим инспекций иранских атомных объектов сотрудниками МАГАТЭ и полный отчет Ирана о своих прошлых ядерных мероприятиях, имевших, предположительно, военную направленность. Но если сосредоточиться на внутренней политике: существуют ли в иранском руководстве разные мнения относительно ядерных переговоров с пятью постоянными членами Совета Безопасности ООН плюс Германией? И если да, то насколько глубоки эти различия? Мнение эксперта "Фонда защиты демократий" Эммануэля Отоленги:
– Да, разногласия в руководстве были всегда, и касались они как самой желательности и целесообразности переговоров, так и характера компромисса, на который следует идти Тегерану ради достижения договоренности. Эти разногласия усилились в преддверии прошлогодних выборов президента и еще больше обострились после победы относительно умеренного политика Хасана Рухани. Сегодня споры уже не бушуют вокруг того, является ли само участие Ирана в ядерном диалоге признаком капитуляции перед Совбезом ООН. Утратил актуальность и вопрос об отношении к требованию международного сообщества о полной приостановке работ по обогащению урана; это требование западные переговорщики сняли по собственной инициативе. Сейчас дискуссии ведутся только о размере уступок, на которые согласится Иран, – о величине парка центрифуг, например. О модификации, но ни в коем случае не о демонтаже тяжеловодного реактора в Араке. Ну и, конечно, о том, что Иран должен просить в обмен на эти уступки у противоположной стороны.
У нас есть основания считать, что плюрализм мнений в высших эшелонах власти в Иране относительно ядерной программы не показной, а вполне реальный, транслируемый через издания, близкие к соперничающим лагерям в руководстве, что подтверждают наши осведомленные источники внутри Ирана, включая дипломатов европейских стран. Открытые сведения о ядерной программе, надо признать, не очень подробные. Впрочем, к чему подробности, если официально эта программа имеет исключительно гражданское назначение? Совсем другое дело – дешевая пропаганда, которую Тегеран распространяет с первых дней существования своего ядерного проекта, силясь представить его как мирное начинание, не имеющее ничего общего с оружейными разработками. Каковые, что совершенно смехотворно, якобы несовместимы с предписаниями шиитского ислама, – говорит Эммануэль Отоленги.
Аятолла видит залог выживания режима в ядерном оружии, а Рухани – в снятии экономической блокады с Ирана
С вступлением в должность президента Хасана Рухани в Иране все громче звучат заявления о том, что в случае успешного завершения ядерных переговоров и признания за Ираном подобающего ему важного места в регионе Персидского залива, Запад имеет все основания рассчитывать на нормализацию отношений в экономической области. А также на сотрудничество по ряду важных военно-политических вопросов, включая борьбу с террористическими организациями "Талибан" и "Исламское государство". Посулы в военно-политической области очень сомнительны, заметил Эммануэль Отоленги. Иранцы, по его словам, "сильно недолюбливают талибов", но после того, как войска США вошли в Афганистан в 2001 году, именно Тегеран поставлял моджахедам усовершенствованные придорожные мины, на которых подрывались американцы. Куда большего доверия заслуживает информация в изданиях, близких "Стражам исламской революции", выражающих тревогу по поводу перспективы возвращения западных коммерческих интересов в Иран. Эти интересы, убеждены консерваторы, являются крайне опасной формой "мягкой силы" Соединенных Штатов и их союзников. Эксперт "Фонда защиты демократий" вспомнил в этой связи о распоряжении духовного вождя Али Хаменеи, ограничивающем официальные контакты с американцами только кругом сотрудников Министерства иностранных дел:
"Рухани и другие реформаторы ради снятия экономических санкций, да и предотвращения возможной силовой акции со стороны Израиля, предлагают заключить ядерное соглашение с мировыми державами, но я очень сомневаюсь, что эти люди на самом деле стоят также за всеобъемлющий детант с Западом, – соглашается с коллегой сотрудник исследовательского института RAND Алиреза Надер. – Они не заинтересованы в установлении подлинной демократии в Ираке, ибо это продемонстрирует, что шиитский ислам совместим с политическим плюрализмом. Они страстно защищают Башара Асада. И столь же страстно отказываются обсуждать в контексте ядерного соглашения работы по созданию баллистических ракет и миниатюризации боевых блоков. У верховного вождя интересы идеологические, у Рухани – земные, практические. Верховный вождь любит повторять слова Хомейни насчет того, что революция была устроена не ради понижения цены арбузов. Аятолла видит залог выживания режима в ядерном оружии, а Рухани – в снятии экономической блокады с Ирана, которая исходно и была установлена в ответ на развертывание широкомасштабного ядерного проекта. Хаменеи и его революционная гвардия, активно вовлеченная в контрабанду, не ощущают на себе всей тяжести блокады, не несут ответственности перед народом за ту цену, которую он платит за их амбиции, а Рухани несет. И понимает, насколько велика эта тяжесть", – отмечает сотрудник исследовательского института RAND.
Они заинтересованы в бизнес-контактах с Западом. Ориентировать экономику Ирана на Россию и Китай они считают крайне неразумным
Революционная гвардия, помимо всего прочего, курирует ядерный проект и не желает никак ограничивать свою свободу действий, подчеркивает Алиреза Надер. В то же время гвардия побаивается, что в случае успеха на поприще ядерной дипломатии влияние Рухани окрепнет, и он сможет провести реформы в таких областях, как государственные финансы и особенно среднее и высшее образование, являющееся по сей день оплотом консерваторов. Гвардия видит в президенте некое связующее звено между властью и "зеленым" или, как она его называет, "подрывным" протестным движением образца 2009 года.
В отличие от консерваторов, добавляет эксперт института RAND, реформаторы учились на Западе, знают Запад и не очень его боятся. Они заинтересованы в бизнес-контактах с Западом. Ориентировать экономику Ирана на Россию и Китай они считают крайне неразумным. Как и полностью полагаться на Москву и Пекин как единственных политических и дипломатических заступников.
Надер полагает, что ядерная сделка и отмена санкций укрепят легитимность правящего режима в целом, а не обязательно только его реформаторской фракции. Иранцы, дескать, выстояли в конфронтации с внешним миром, и мало того, что добились отмены санкций, но и вынудили его признать законность своих ядерных разработок.
Угроза взрыва общественного недовольства из-за крайне тяжелой экономической ситуации, которая была вполне реальной еще полтора года назад, теперь, видимо, снята, и цену за это власть заплатила не большую, резюмировал эксперт.
Советскому режиму было 70 лет, когда его руководители осознали желательность полной смены антизападного курса в своей внешней политике. Иранский режим по своему летоисчислению сегодня находится лишь в середине пути, пройденного СССР, и потому лишь наполовину готов отступить от жесткой политической и идеологической конфронтации с Западом. Таково мнение аналитика Фонда "Наследие" Джима Филипса:
– Нет, иранский режим в своей эволюции еще не дошел до полной перестройки внешней политики. Скорость политической трансформации страны, как ни покажется странным, тормозит то, что Иран устроен менее централизованно, чем Советский Союз. А потому и глубокую смену курса ему проводить сложнее, чем было, скажем, Горбачеву. Верховный вождь Али Хаменеи видит свою главную миссию в примирении интересов различных фракций в руководстве, нежели в продвижении новых и смелых инициатив. Таким же был его предшественник Рухолла Хомейни, которого называли "стендом балансировки политических колес". Только в отличие от Хаменеи, который поначалу тесно сблизился с Ахмадинежадом и его людьми, а потом резко от них отошел, предводитель исламской революции вел более искусную игру и никогда ни одну из фракций близко к себе не подпускал, дабы она не могла бросить ему вызов, – отмечает аналитик.
Как заметил Джим Филипс, по большому счету, в Иране существует всего две политические фракции – верховный вождь и все остальные: в 2009 году президент Ахмадинежад принял предложение Москвы касательно того, что Иран будет отправлять отработавшее атомное топливо в Россию, сняв таким образом важное препятствие на пути к ядерному соглашению. Но Али Хаменеи заветировал эту идею, и сделка рухнула.
Любопытно, что нынешние усилия по достижению ядерной договоренности с мировыми державами были поручены тому же дуэту Хасана Рухани и Джавада Зарифа, который в 2003–2005 годах безуспешно пытался договориться по ядерным вопросам с Европейским союзом. После провала переговоров оба впали в немилость, особенно Зариф; часть его соратников Ахмадинежад даже отдал под суд, обвинив их в шпионаже. Похоже, в Иране действительно предпочитают балансировать "политические колеса", нежели скоропалительно объявлять их безнадежно износившимися и выбрасывать на свалку истории.
