У меня сегодня хорошее настроение, дамы и господа. Пришло несколько писем, в которых наши слушатели не ругают свою страну, а рассказывают об отрадных переменах в ней. Ещё чем они приятны – не кичатся Россией, не поднимают её до небес, не нападают на её врагов, а просто отмечают отрадные перемены.

Из Москвы пишет Никольский Александр Сергеевич: «Энтузиасты советских времён любят рисовать страшные картины сегодняшней России: страна развалена, народ вырождается и т.д. Но вот обратите внимание, какие красивые дети сейчас рождаются, как много вокруг красивых женщин, девушек, девочек! А ведь не всегда так было. Я, человек послевоенного детства, хорошо помню, как мало было в те годы красивых девочек. Одна-две красавицы на класс, а то и на два. Все были в них влюблены, а остальные, прямо скажем, были не ахти. А что сейчас? Попробуйте в школе найти дурнушку! Наверное, найдёте, но обыщетесь. В 50-е годы по Москве ходил анекдот. Тогда все смотрели трофейный фильм «Тарзан». В числе его героев была обезьянка Чита. Анекдот звучал так. Тарзан со всей семьёй переехал в Союз и живёт в Москве. Кем же кто стал? Тарзан как великий спортсмен стал тренером. Джейн поступила в театр. «А ты что делаешь?» – спросили Читу. «А я, – ответила обезьянка, – самая красивая девочка в школе!» Скажут: это всё война, голод. Но ведь война была всего четыре года. А перед этим были двадцать четыре года советской власти. И я подозреваю, что обстановка вечного страха, рабства не способствовала рождению красивых детей. После смерти Сталина страх постепенно проходил и под конец исчез совсем. И сегодня дети рождаются от свободных людей! Никольский. Москва».

Спасибо за письмо, Александр Сергеевич! То, о чём вы пишете, я впервые отметил для себя где-то в середине 70-х годов. На эту тему у меня состоялся разговор с моим другом, председателем колхоза имени Чешской компартии Одесской области Чугаем Иваном Ивановичем. Этот разговор я вставил в одну свою книжку. Иван Иванович согласился, что таки да, молодёжь становится породистее. Объяснил он это улушением питания. «Что ты! – сказал он. – У них же сейчас совсем не то питание, что было у нас». А разница-то была, в общем, только в том, что стало вдосталь хлеба. Не мяса, не овощей и фруктов, а просто хлеба. С тех пор фенотип советского человека всё улучшался. Генотип – это природные задатки организма. А фенотип – это то, что получается из взаимодействия задатков со средой, с условиями роста. Иван Иванович по образованию был агроном. Он хорошо знал разницу между генотипом и фенотипом. Его колхоз занимался растениеводством, виноградарством и животноводством. Заметно улучшить генотип пшеницы, винограда или коров Иван Иванович не мог, а вот над фенотипом трудился, не покладая рук, – и мог похвалиться немалыми успехами, что и делал, подливая мне колхозного винца и не забывая себя.

Я сказал, что от таких писем, какое прислал на «Свободу» Никольский Александр Серегеевич, у меня поднялось настроение, но, ради Бога, не поймите меня так, что я осуждаю тех, кто смотрит на свою родину, как учил Некрасов: кто живёт без печали и гнева, тот не любит отчизны своей. Нет, конечно, любовь не у всех одинакова. Можно не предаваться ни печали, ни гневу, и всё равно любить отчизну. А иной, где бы ни оказался, хоть в раю, через некоторое время начнёт отзываться о нём с такой печалью и гневом, словно живёт в аду.

Год не был в России господин Суханов. Вернулся, огляделся и вот пишет:

«Здравствуйте, Анатолий Иванович! За время моего отсутствия Великий и Могучий обогатился двумя новыми словечками. Первое – демократура. В Кремле тужатся, выдумывая подходящие определения для нашей «демократии» – то она управляемая, то суверенная. И сами чувствуют, что что-то не то! А им бы обратиться к народу, он скажет кратко и точно: демократура! Второе словечко – гламур. Поначалу даже не понял его значения, но потом так часто слышал со всех сторон, что осознал, прочувствовал и проникся. Гламурные журналы, гламурное ТВ, гламурная жизнь! Еще я обнаружил, что демократура продолжает свое победное шествие при полном одобрямсе большинства населения. Люди образованные и ранее настроенные весьма демократично, теперь относятся к Путину «с пиететом» (слова одного из них), ненавидят известных критиков своего кумира, убеждены в виновности всех, кого хватает «гэбуха» за «шпионаж». Просто какое-то массовое помрачение рассудка. Массы живут в плену мифов: что три негодяя, продавшиеся западным спецслужбам, развалили Союз, что Путин, наконец, навел порядок. Да какой там порядок! Коррупция, чиновничий произвол и милицейский беспредел, заказные убийства, убийства и избиения на национальной почве, а теперь уже и волнения на той же почве, которую удобряет сама власть. Я уж и не говорю о бандитском отъеме ЮКОСа. Как можно уважать человека, который не только разорил самое успешное и открытое предприятие в стране, но и гноит законного владельца в тюрьме, добивая его там всякими мелкими и крупными пакостями? Даже от людей думающих приходится слышать, что страна впала в нищету вовсе не потому, что наступило полное банкротство советской власти, а потому что ворюги расхватали всю собственность. Вспоминаю, как многие предприятия бывшей ГДР продавались за одну марку, о чём знаю не только из газет: как раз в то время я часто там бывал. Раньше власти только облизывались на Абхазию, Южную Осетию, Приднестровье, а теперь уже примеряются, как бы половчее их хапнуть. И своей земли не отдадим ни пяди, и чужую себе прирежем. Мало нам своих очагов напряженности? В народе стало меньше озлобленности, но больше нетерпимости и великодержавности. Народ - это все мы. Он и мудрый, и глупый, и добрый, и свирепый. А бывает, все качества объединяются в одном русском человеке – объединяются стаканом, а то и двумя-тремя. Вот такая гламурная демократура, Анатолий Иванович. Одно обнадеживает: власть глупеет на глазах. Затеяла эти смешные игры с созданием оппозиции самой себе. Теперь будут у Кремля две ноги, борющиеся между собой. Пока он будет за столом принимать эпохальные решения, его ноги будут под столом пинать друг друга, споря, кто из них больше его любит. Такой власти уготована участь советской власти. Во всяком случае, я на это надеюсь», – пишет господин Суханов из Москвы.

Он не был в России год, а слушательница, написавшая следующее письмо на «Свободу», – почти двадцать лет. Прожила она эти годы в Швеции, где укоротила своё имя: была Александрой – стала Сандрой. «Уважаемое радио! – читаю её письмо. – Я не могу перемолоть свои чувства и впечатления! Я побывала в России через девятнадцать с половиной лет. Я очень боялась все эти годы ехать туда после 1987 года, когда меня продержали на таможне семь часов якобы за контрабанду. Посчитали, что взяла слишком много вещей на три дня, даже трусов. «Против правды не попрёшь», – сказал мне Максимыч, мучивший меня семь часов. Дело в том, что по дороге, в разговоре с подругой, я критически отозвалась о газете «Правда», и подруга, видимо, успела донести. И вот мы в Пулково, Санкт-Петербург!!! – три восклицтельных знака. – Таможни никакой! Вези что хочешь. Даже нет контроля на валюту. Ввози хоть миллион. Паспортный контроль занял тридцать секунд. Я была в шоке. Легко, вежливо, доверительно! Идём по Невскому проспекту. Сидят бабульки и продают газету «Русская мысль». По мне пробежал мороз, я чуть не потеряла сознание. Ведь в своё время за чтение этой газеты меня терзали, хотели свести с ума и увезти в психушку! Спросила бабульку, откуда у неё эта газета. «Хозяин дал». Алилуйя! На Невском такое впечатление, что мы где-то за границей, в Италии или Швеции. Кругом кофе, рестораны и ресторанчики, сервис западный, молодые, прикольные официантки, быстрые, весёлые – оля-ля! В Гостином дворе есть икра (настоящая!), баночки всяких размеров. Кругом золото, бриллианты и охрана. За мной ходил охранник до кассы и до прилавка. Я купила кое-что, и он меня сопровождал, чтобы ко мне вдруг не прислонился какой-нибудь опытный карманник. А где же Максимыч и другие эти морды? Их нет. Я вернулась в Швецию, и прямо как будто это был сон, в котором я побывала в России. Единственное огорчение то, что моего мужа в гостинице покусали блохи. Меня не покусали, а его покусали. Я говорю: давай сообщим администрации. Он не захотел, побоялся, что в следующий раз не дадут визу в Россию».

Я читал письмо на радио «Свобода» от Сандры-Александры из Швеции.

На чтение следующего письма (оно прислано на радио «Свобода» из Кременчуга господином Ткаченко) ушло бы часа два, поэтому я возьму только самый конец: «Если у Земли есть будущее, путь к нему лежит исключительно через Россию. Ту самую, которую ни умом не понять, ни аршином не измерить, известную всему миру своими дураками (а где их нет?) и плохими дорогами. Иного пути не только нет, его просто быть не может. Сколько бы из кожи ни лезли заокеанские радетели, сколько бы её ни предавали самостийные, никому и никогда не сподобиться взять над ней верх, никому не удастся погубить её святую душу. Точно так, как предали Иисуса его ученики , при первом же серьёзном потрясении бросившись врассыпную, так и братские союзные республики, отвернувшись от России, побрели своим самобытным, продиктованным Западом путём. Куда угодно, с кем угодно, хоть к чёрту в зубы, хоть в любое, извините, болото, но только не к России. Что тут скажешь?».

Всё-таки одно из двух, господин Ткаченко, или «самобытным», или «продиктованным». Или «своим путём» или «куда угодно, с кем угодно». Не представляю себе, как кто-то может кому-то продиктовать самобытный путь. Может быть, вы назовёте это своей оговоркой, в которую я вцепился. Скорее всего, это и есть оговорка. Но всё же, по-моему, не совсем случайная. Одного взгляда на тот же Туркменистан, на Отца Всех Туркмен достаточно, чтобы убедиться: самобытно живут. Не нахожу я следов жизни под западную диктовку и у вас в Украине, в Кременчуге. Согласитесь, что такого взяточничества и чиновничьего «беспредела», от которого вы там не знаете куда деться, под западную диктовку не было бы. А если и Туркменистан, и Украина пятнадцать лет назад встали таки на самобытный путь, то как можно говорить, что они тем самым предали Россию? Вы невольно признаёте, что пребывание в составе бывшей Российской империи ни одному народу не прибавляло самобытности. Так во многом и было. Терялась и самобытность самой России, о чём русские в конце 80-х годов горевали едва ли громче всех. Вы говорите о предательстве Украиной России. Но чтобы не впасть в противоречие, вы должны и Россию обвинить в предательстве… Но кого? России? Есть русские, которые так и говорят: ельцинская, мол, Россия предала Россию «историческую», тем самым подав пример «предательства» Украине и остальным бывшим советским республикам. С человеком, который так рассуждает, можно нормально спорить. Он не искажает факты. Он просто оценивает их, так сказать, на «двойку», если не на «единицу», тогда как я, например – на «пятёрку». Ну, и о спасении мира, чем, по мнению господина Ткаченко, займётся Россия, и только она. Будущего я не знаю. Спасёт ли Россия мир, не могу знать. Не очень понимаю, почему его нужно спасать. Но ясно, что человек, который наделяет Россию такой ролью, должен быть уверен, что она, как пишет автор этого письма, известна всему миру, пусть хоть дураками и плохими дорогами. Это тоже не соответствует действительности. Россия известна далеко не всему миру, и – чем бы то ни было. Даже такая страна, как США, хорошо известна не всему миру. А уж о дорогах России что-либо могут сказать совсем немногие – на протяжении столетий по ним ездили единицы из иностранцев; так это, в общем, и сейчас.

Письмо из Казани: «Милостивый государь! У меня всегда было открыто критическое отношение к вам как к убеждённому последователю и защитнику вполне определённой философии – мондиализма, поставившего своей целью распространение идей и принципов так называемой западной демократии в её наихудшем виде (я имею в виду пресловутый североамериканский образ жизни). Что касается меня, то Америку я не люблю потому, что не приемлю современную цивилизацию, категорически отрицаю массовую культуру. Образцовым обществом я считаю древний Крит. О моём мировоззрении один из моих друзей как-то сказал во время интеллектуальной беседы за бутылкой вина (у нас свой кружок, выросший из старой университетской «тусовки»): «Твоя философия – это гремучая смесь махрового домостроевского консерватизма и крайнего полуанархистского либерализма, густо замешанная на сервильном верноподданическом конформизме».

Раскрытию смысла этих слов и посвящено много страниц письма, очень большого. На остальных страницах автор описывает своё необычное природное состояние: телесно и по паспорту – мужчина, а по складу – женщина. Читаю: «Я отношу себя к той группе, которая именуется «тапетками» (от французского слова, означающего «шлепок»; в переносном значении – девица). Этот термин был широко распространён в XIX – начале XX веков и х а рактеризовал вполне определённую группу: румяных грумов и накрашенных секретарей и адъютантов, то есть лиц, так или иначе связанных со светским обществом, с аристократией и даже прямо к ней относящихся. «Тапеток» сейчас не так уж много, особенно после того, как стали возможны операции по изменению пола, но мы есть, и нас, в отличие от «геев», так и следует называть, ибо мы не кто иные, как женщины в мужском обличье, близкие к ним по своим интересам, вкусам и привычкам (я, например, дома хожу исключительно в женской одежде; правда, интересуюсь футболом и политикой, но эти увлечения сформировались в школьные годы, когда ещё не стоял вопрос, кто же я на самом деле, мальчик или девочка)».

Письмо, как видим, предельно откровенное. Автор не скрывает всех особенностей, трудностей, а по мне, так и ужасов своей жизни. Человеку, например, хочется счастливой личной жизни, выйти замуж. Но это бесконечно трудно. «У меня, – говорится в письме, – был даже опыт обращения в брачное агентство, но пока что без особых успехов – желающих побаловаться с «девочкой» предостаточно, но найти себе мужа или хотя бы постоянного друга и покровителя мне пока не удалось…» Примечательным мне кажется здесь слово «покровителя». Действительно, его мог употребить только человек, чувствующий себя «румяным грумом» из французского XIX века. И в то же время, кому, как не ему, знать современную жизнь, особенно её изнанку. «У женщин, – читаю, – жизнь намного тяжелее, чем у мужчин, тем более, в России, где до сих пор почти без изменений действует формула Иммануила Канта о «четырёх К» – Кайзер, Киндер, Кюхе, Кирхе (царь, дети, кухня, церковь). Кто знает, может быть, настоящей женщине действительно больше ничего и не нужно?», – такое вырывается унылое высказывание. Автор письма в то же время – офицер запаса, хотя в армии не служил (звание получено во время учёбы в университете). Считает, что офицерский корпус России должен состоять из одних дворян и быть кастой. Главнокомандующим должен быть не президент, а царь, желательно самодержавный. Претендует на дворянство, при этом ссылается на Табель о рангах, которую отменило Временное правительство России в 1917 году, но это для него не указ. Раз офицер – пожалуйте дворянство. Среди своих предков обнаружил угро-финских князей, лишённых титула по указу Петра Первого об обязательном крещении мусульман и язычников и выселившихся за Урал, чтобы не принимать «галилейского нечестия». У меня вертелся на языке вопрос, как совмещается желание принадлежать к дворянству на основе офицерского звания с глубоким самоощущением женщины, согласной не знать ничего, кроме «четырёх К». Автор упредил этот вопрос: «Я всегда разделяю секс и политику. В сексе я женщина, а в гражданском отношении желаю быть отставным офицером-дворянином…». И в самом конце: «На конверте указаны моя фамилия и имя по паспорту и реальный адрес, но подписываюсь инициалами вследствие того, что более не могу говорить о себе в мужском роде и называться мужским именем, своё же женское имя раскрывать считаю излишним».

И тем самым поставили меня в затруднительное положение – первое, что скажу этому человеку. Мне пришлось ломать голову над тем, как о вас говорить: «он» или «она». Говорить «она» – как ни верти, получится, что я над вами насмехаюсь, а этого не хочу ни в коем случае. Говорить «он» – тоже как-то неловко. Думаю, эта моя трудность – капля воды, в которой отражается трагедия жизни «тапетки» в России, и не просто в России, а в Казани. Представляю себе, сколько ей пришлось вынести и сколько ещё предстоит вынести. Быть виноватой без всякой вины, по капризу природы… Это – как жизнь чернокожего среди расистов, еврея – среди антисемитов. Мне захотелось сказать вам что-то приятное – например, угадать ваше женское имя. Не Наташа, конечно, не Татьяна и не Елена. По-моему, вам должно нравиться какое-нибудь французское женское имя. Скажем, Аманда. В таком случае вы тёзка певицы Аманды Лир, родившейся мужчиной и сделавшей операцию по изменению пола. А на обязательный вопрос слушателей, зачем я вожусь с этим письмом, ответ будет такой: чтобы вместе с вами лишний раз подивиться разнообразию жизни, разноцветности, пестроте мира Божьего. Да и жестокости вместе с тем, причудливой жестокости природы… Мне симпатична эта казанская «тапетка». По-моему, нельзя без уважения и сочувствия читать, как она скрашивает свою необычную и тяжёлую жизнь. Чтением, кружком друзей, выбором своеобразной философии (как одного из тех нарядов, в которых любит разгуливать по дому – по дому, где всё по-французски гламурно; не водку же хлестать Аманде после операции по изменению пола, но и не чаи гонять, подобно купчихе, нет, винцо, кофеёк из маленьких чашечек, беседа о консерватизме и либерализме, об угро-финских князьях с их неприятием «галилейского нечестия»).

Один инвалид-москвич записал свою жалобу президенту России на видео и отправил ему диск. Это была далеко не первая его жалоба, и служащие, которым она поступила, повторили в ответ то, что уже много раз ему говорили. Он, в свою очередь, пишет (естественно, не им, а президенту) следующее: «Я Вам отправил обычной почтой диск CD с моими свидетельскими показаниями в виде фильма на 1 час сорок минут и отснятыми документами, подтверждающими, что это правда. Вы отправили это по прокуратурам, в которых не было возможности ознакомиться с содержанием диска из-за отсутствия у них компьютеров с обычными стандартными Windows 98 или Win9 или Windows XP, и им ничего не оставалось, как отрапортовать, что они уже отправляли мне "своё мнение". Для общего развития поясняю, что на юбилее господина Лужкова на стол было затрачено столько средств, что можно было бы купить 2400
компьютеров с чеком и гарантией и снабдить ими все правоохранительные
органы, чтобы они могли видеть материалы, отснятые современными цифровыми камерами видео, фото и аудио во всех форматах. Если у господ есть деньги только на развлечения, то я могу презентовать свой компьютер в прокуратуру, чтобы довести это дело до конца. Жду ответа по электронной почте или и Вам нужен компьютер – приезжайте, у меня на Вас хватит. Не умеете пользоваться – так научу. Я ведь только ходить не могу, да кровообращение всего-навсего на 80 процентов нарушено, зато в остальном у меня всё в порядке, и даже справка о вменяемости есть, чего не скажеш об ответчиках», – так заканчивает этот слушатель своё несчётное письмо президенту России (хлопочет об увеличении пенсии).

До чего только наука доходит! – говорили когда-то в моём селе, впервые разглядывая конфетку, внутрь которой непостижимым образом внедряется капелька начинки. Вот уже и до того дошло, что человек может послать главе государства документальное кино собственного изготовления и с собой в качестве главного героя. Чудо, на которое не сразу и внимание обратишь – так мы привыкли ко всяким диковинам. А людей, довольных жизнью и начальством, меньше не стало.