А вот в России недавно появилась книга, которую можно — с некоторыми оговорками, конечно, — поставить в один ряд с «Бабьим Яром». Профессор МГУ Рудольф Борецкий, родившийся всего на полгода позже Анатолия Кузнецова, — в 1930 году, — написал книгу воспоминаний «Качели», где рассказал о своем детстве в оккупированном Киеве: «Это книга исключительно моих воспоминаний, ощущений и чувств, — говорит автор. — Трудно говорить об одиннадцатилетнем ребенке, о его отношении. Это просто на уровне ощущения, на уровне восприятия происходившего вокруг. Я просто передал в этой книге все то, что происходило в маленьком мире моего дома на одной из центральных улиц города Киева, улице Ленина. Рассказал о моих соседях, о моих друзьях, которых я провожал в Бабий Яр, о тех людях, которые не понимали, что с ними происходит, и у них, видимо, в этой ужасной стрессовой ситуации возникла, что ли защитная реакция, мысль, надежда, вера в то, что их куда-то вывозят вот эти цивилизованные немцы, как многие думали. Я не писал с позиции сегодняшнего взрослого, старого, за 70 лет, человека о том, что происходило тогда. Я старался себя идентифицировать с тем мальчиком, воскрешая его воспоминания, который пережил это в конце сентября 1941 года».
— Когда пришел этот момент, появились объявления (как сказано дословно): «Жиды города Киева…» — вы видели эти объявления? Что вы чувствовали в этот момент?
— Я это объявление увидел где-то наклеенным возле дома и прибежал, естественно, к маме. На первом этаже жила ее подруга, а ее сын был моим старшим другом. И вот через нее, через ее понимание, этой милой, интеллигентной женщины, мы пытались тоже разобраться в том, что это было. И единственное, что я запомнил тогда: абсолютную, сегодня кажущуюся настолько нереалистичной, но все-таки убежденность в том, что их собираются вывезти. И мысль о том, как же мы встретимся с Абрашей, ее старшим сыном, лейтенантом, который уже воевал, наверное, куда-то нас вывезут, может быть, в Среднюю Азию, на границу куда-то, передадут, — это было настолько нереалистично!
Впервые я почувствовал опасность, когда возле нашего дома на следующий, может быть, день я катался на воротах, и подошли два человека, одетых в форму гайдамаков (первое время было такое украинское националистическое войско), и сказали: «Хлопчик, а ты жиденок?» Я говорю: «Нет, дядя». «Нет, ты жиденок». А второй говорит: «Петро, да мы опаздываем. Давай скорее уходить». И вот тогда я испугался. Понимаете, 11 лет, домашний мальчишка, кончивший четвертый класс, видел все это своими глазами. И когда мы помогали, собирали нашу соседку Иду Львовну с ее парализованным мужем, когда мама всю ночь сидела, собирала эту свою подругу… Такое состояние было, и это отношение, конечно, передалось и мне, мальчишке маленькому, человечку одиннадцатилетнему.
— Скажите, пожалуйста, вы помните, когда впервые появилась книга Анатолия Кузнецова «Бабий Яр», как вы к ней отнеслись?
— Я к ней отнесся, вы знаете, с внутренним трепетом, честно говоря. Она у меня была буквально настольной книжкой. Для меня это было очень дорого. Но, понимаете в чем дело, у него было как бы другое видение, даже географически другое. Он жил на окраине города, а я жил в самом центре. И я видел нечто иное. Если вот это вот соединить, это, наверное, даст более полную картину. Мне довелось видеть, как ручейками стекались люди с разных улиц, из подворотен выходили с тяжелыми чемоданами, велено было брать вещи с собой. И растерянные вот эти люди собирались обычно на мостовой и текли в сторону Львовской улицы, где уже стояли шпалеры — не немцев, а полицаев в черно-серой форме. И вот они уже, стекаясь туда, на эту улицу, оказывались запертыми. А эта улица вела прямо к Бабьему Яру.
— Вот уже несколько лет, как я сделал перевод «Бабьего Яра», книги Анатолия Кузнецова, моего отца, на украинский язык. Как это ни странно, издания «Бабьего Яра» на украинском языке нет. И сейчас не ни одного фактически издательства, которое взялось бы эту книгу издать. Как вы полагаете, почему это происходит?
— Вы знаете, я это испытал и на себе. Я передал несколько экземпляров своей книги на Украину, своим друзьям, и один мой друг, очень известный украинский писатель, пытался хотя бы рецензии получить — и ничего не получилось. Я думаю, что это явления одного порядка. Сейчас на Украине ситуация очень мутная и неясная политически. А во-вторых, сказать, что преобладают настроения сугубо националистические, что «Бабий Яр» — все-таки книга, написанная о трагедии еврейского народа, так там воспринимается, хотя она значительно шире, это книга общечеловеческих ценностей… Я думаю, это прежде всего объясняется тем, что на Украине за этим процессом самоопределения, национального возрождения и так далее утонули кое-какие проблемы и какие-то чувства стали более черствыми. Я думаю, это целый букет проблем, которые переживает сегодня Украина.
Присутствие на российском книжном рынке двух таких книг, как «Бабий Яр» Анатолия Кузнецова и «Качели» Рудольфа Борецкого и одновременное их отсутствие среди книг Украины весьма символично. Президент Украины Виктор Ющенко пообещал, что в Киеве откроется и музей Холокоста, и единый мемориал на месте Бабьего Яра. Будем надеяться, что в этом мемориале книги Кузнецова и Борецкого найдут свое достойное место. В противном случае мрачные, рвущие душу размышления тринадцатилетнего мальчика Толи — героя романа «Бабий Яр» — не будут восприниматься сегодня только как часть прошлого.
И я удивленно посмотрел вокруг — и с мира окончательно упали завесы — пыльные и серые. Я видел, что на свете нет ни ума, ни добра, ни здравого смысла — одно насилие. Кровь. Голод. Смерть. Что нет ни малейшей надежды или хоть какого-либо проблеска надежды на справедливость. Ждать неоткуда и не от кого, вокруг один сплошной Бабий Яр. Вот столкнулись две силы и молотят друг друга, как молот и наковальня, а людишки между ними, и выхода нет, и каждый хочет жить, и хочет, чтобы его не били, и хочет жрать, и визжат, и пищат, и в ужасе друг другу в горло вцепляются. И я, сгусток жиденького киселя, сижу среди этого черного мира. Зачем, почему, кто это сделал?..
