Гуманитарное образование в России продолжает терять свои позиции. Отчасти это расплата за идеологизированность гуманитарного знания советских времен, когда отдельные направления были запрещены, а другие, напротив, искусственно культивировались.

Конечно, сказалось сокращение бюджетных мест в вузах, проводившееся несколько лет подряд, и последнее событие – понижении репутации одного из лидеров – РГГУ, где в ходе проводимого Министерством образования и науки мониторинга были найдены признаки неэффективности. Правда, остаются еще МГУ и ВШЭ, но здесь гуманитарная составляющая, скорее, часть общего механизма. Кроме того, в МГУ довольно сильны традиции прошлого, а об успехах НИИ ВШЭ в этой сфере судить еще рано.

И вот теперь – новая попытка встроить гуманитариев – в Российскую академию народного хозяйства и государственного управления. В этом году здесь открывается набор в Школу актуальных гуманитарных исследований, ШАГИ. О новом проекте рассказывают декан факультета государственного управления РАНХиГС Сергей Зуев, директор Школы актуальных гуманитарных исследований Николай Гринцер и руководитель Центра теоретической фольклористики этой школы Сергей Неклюдов.
Сергей Зуев, декан факультета государственного управления РАНХИГС:

– Должен сказать, что я провожу занятия, в том числе, с чиновниками высокого уровня. И одним из наиболее востребованных курсов среди них стал "История феодальной интриги" – сравнение византийской и западноевропейской интриги на соответствующих материалах. Понятно, что тут возникает аллюзия с сегодняшней глобальной ситуацией, но важна сама идея постоянного выбора, который стоит перед студентом во всем диапазоне специализации: от менеджмента и пиара до античных исследований и классического востоковедения.

На самом деле, образование – это среда, а среду невозможно создать на моноспециализации, среда возникает – в том же Оксфорде или где-то еще – только в том случае, когда на одной площадке есть много разного.
Западное и восточное образование слишком долго исходило из того, что нет хорошего управленца без классического образования. Как известно, Оксфорд ковал кадры британской элиты, а для того, чтобы стать чиновником в Китае, невозможно было не пройти целую систему сложнейших классических экзаменов. И теперь они могут себе позволить попытаться обойтись без этого, но вряд ли эта тенденция экономически обоснована. Совсем недавно было опубликовано интервью шефа контрразведки Великобритании (а он классик по образованию), который рассказал, что, когда его брали на работу, его интервьюировал тоже классик по образованию, и его помощник тоже классик по образованию. Видимо, классическая филология так устраивает мозги, что помогает работать в разведке и контрразведке. Так что я бы сказал, что эта тенденция вполне себе продолжает существовать.
Есть много вещей, связанных с миграционными процессами в современном мире, с региональным развитием, та же экономическая география, целый ряд направлений, которые для Академии народного хозяйства и государственной службы являются актуальными, но с которыми без наличия ретроспективно-исторического либо фундаментально-гуманитарного взгляда разобраться невозможно.

Конечно, есть гуманитария ради гуманитарии, воспроизводства школы, а есть гуманитария как инструмент постановки определенного типа мышления. Для этого можно использовать математику, или историю, или лингвистику, или еще что-то. Известно, что в советской школе математика заменила латынь. Латынь в российской гимназии выполняла функцию постановки логического мышления, ушла латынь – пришла математика. В этом смысле восстановленное в правах гуманитарное знание – интересный поворот.

И что точно сейчас происходит, в чем я усматриваю актуальность социально-гуманитарного знания, – невероятную влиятельность обретают школы, построенные именно на междисциплинарных принципах. Например, историческая макросоциология – невероятно популярная в мире наука, является не только сферой фундаментальных занятий, но и зоной консалтинга при принятии политических и управленческих решений. Историческая демография, история экономики, искусственный интеллект, современные визуальные экранные культуры, которые органически затягивают в себя психологию восприятия визуальных сред, одновременно это бизнес-процессы, технологические процессы… Это не значит, что конкретные люди не могут заниматься одной узкой областью. Просто надо создавать инфраструктуры, обычно называемые университетами, в которых это пересечение становится возможным, желательным, стимулируется и так далее. Это сложная логистика, с которой нам всем надо учиться работать.

Сергей Неклюдов, руководитель Центра теоретической фольклористики ШАГИ:

– Наука, с моей точки зрения, в своей повседневности, цеховой, лабораторной работе – это удел интереса немногих, если это серьезная, настоящая наука. И в обществе запрос на гуманитарное знание специфический. Его хочется назвать искаженным, но все дело, конечно, не в искажении, а в том, что вопрос "зачем" не поддается простому объяснению. То, что было в идеологизированном советском обществе – это псевдозапрос, никакого запроса на самом деле не было. Советская наука, гуманитаристика во многих своих отношениях чудовищна! В ней, конечно, много ценного и хорошего, но гораздо больше откровенно вредного и грубо идеологизированного, косного. Хорошее, скорее, было исключением. Однако развитие, которое мы наблюдаем сейчас, у меня вызывает некоторую досаду: ориентация в оценках текущего научного процесса на открытия и какие-то яркие научные события. Их вообще очень мало! В требованиях к диссертации, например, существует "открытие", но этого не может быть, это неправда, да и не должно быть. Открытий в области фольклористики, например, совершается 3-4 на столетие, все остальное – будничная работа, более или менее удачная. И в моей области сейчас ситуация гораздо более благополучная, чем в советское время.

Что касается научных исследований в Школе актуальных гуманитарных исследований, то я рассчитываю на большую интегрированность разных направлений фундаментальной науки. Причем не только специфически гуманитарной, а шире. Образовательную часть мне не хотелось бы отделять от научной, поскольку здесь важна фольклорно-мифологическая составляющая в образовании. Какую бы профессию студент ни выбрал, всякий человек живет в культуре, причем в гораздо большей степени, чем об этом думает и знает. А что такое культура? Культура – это знание текстов. Та или иная дисциплина зиждется на наборе текстов. И у нас нет права отбросить какие-то тексты как лишние, считая, что они в дальнейшем не понадобятся. Максимальное знание о культуре, и не только своей, но и о мировой, и не только сегодняшней, оно просто необходимо. Это материальная часть наших дисциплин.
Николай Гринцер, директор Школы актуальных гуманитарных исследований:

– Разумеется, возникает естественный вопрос: что делает классическая филология или теоретическая фольклористика, классическое востоковедение в Академии народного хозяйства и государственной службы?
Но, надо заметить, что для многих фундаментальных гуманитарных дисциплин мало места в принципе. Те же классические исследования, которые я представляю, существуют в очень небольшом количестве мест, и замечательно, что появилось еще одно место, где это тоже возможно. Однако образовательные программы, которые мы собираемся предлагать в рамках РАНХиГС, будут устроены по другой модели, чем традиционные программы РГГУ, вообще классическое образование.

Нам кажется, что нынешняя ситуация в гуманитарном образовании требует инноваций. В частности, как это ни парадоксально, инновации нужны для того, чтобы сохранить и развивать как раз фундаментальные гуманитарные дисциплины. В том формате, в котором они сейчас существуют, кажется, что достигнут некоторый предел. Что касается исследовательской составляющей, то здесь специфика Академии диктует, я бы так сказал, связь фундаментального гуманитарного знания и знания прикладного.

Образование существует даже не то чтобы двух типов – прикладное и фундаментальное, образование есть некая общая система, в которой одно дополняет другое. Дело не в том, что гуманитарии должны целенаправленно учить управленцев. Для того чтобы, на мой взгляд, управленцы хорошо были подготовлены, они должны существовать в некой образовательной среде, где существуют и фундаментальные гуманитарные науки. Собственно говоря, это новая форма вполне классического университета. Просто теперь больше, чем когда-либо, это взаимопроникновение становится очевидным и естественным.
Разумеется, всякая организация на новом месте – риск, и мы своим риски осознаем. Да, в свое время существовала некая целевая группа абитуриентов, они выбирали между МГУ и РГГУ, потом появилась Высшая школа экономики, которая вначале не была гуманитарным вузом, но довольно быстро завоевала и эту позицию. Но очень часто люди, приходящие на первый курс в РГГУ, не понимали, куда они поступили, попадая вполне случайно на фундаментальные гуманитарные программы. В силу специфики наших программ бакалавриата они были обречены на то, что, если ты оказался на классической филологии, учи греческий язык четыре года или беги прочь. Именно в силу некоторой неосознанности выбора многие очень хорошие и потенциально сильные, интересные, думающие студенты терялись и уходили. И это была большая проблема для фундаментальной программы не только в РГГУ. Мне кажется, что самое важное, что нужно сделать, – предоставить студентам довольно широкий спектр дисциплин, отсрочив выбор специализации. И я не уверен, что гуманитарные программы в этом случае будут так уж сильно проигрывать прикладным.

Дело в том, что проблема гуманитарной области еще и в какой-то внутренней изолированности, как это ни странно. Многие проекты, в том числе образование, – это сетевое взаимодействие, сетевое партнерство вузов. В разных вузах разные целевые установки, и в зависимости от них можно выстраивать совместные проекты. Это происходит, кстати, и в Европе, и в Америке, где очень многие программы существуют вообще между уже университетами. А вопрос внутренней конкуренции за ресурсы, я думаю, это не то, что является существенной проблемой пока.

В этом году за ШАГИ будут закреплены две программы в рамках факультета государственного управления, где этих программ очень много. Одна программа и раньше существовала, программа по истории государства и власти с ориентацией на Россию и на глобальную историю, с двумя основными направлениями – древность и средневековье, новое и новейшее время. А вторая программа, абсолютно новая, на которую мы получили уже лицензию, – это государственный стандарт, который называется "Искусство и гуманитарные науки". Внутри него у нас тоже будут две программы, одна по востоковедению и другая – по когнитивной психологии и лингвистике. И все эти программы будут интегрированы в общую идеологию, которая сейчас вырабатывается на факультете государственного управления. Эта идеология, называется "свободными искусствами", словом новым и модным, а с другой стороны, очень древним, потому что все европейское образование начиналось ровно со "свободных искусств" в Древнем Риме.
Стачала студенты учатся в основном вместе, у них общие курсы, и только на втором году бакалавриата они определяют свою магистральную линию. При этом все равно у них остается возможность обмена, а в некоторых программах будут дополнительные специализации. Есть еще сквозные курсы, они в какой-то мере восполняют школьное образование. Например, курс великих книг, когда все, от пиарщиков до историков Древней Греции, читают великие книги, как о науке, об искусстве, так и художественную литературу. Эта ситуация выбора и некоторого существования в общем пространстве, нам кажется, может решить проблемы современного образования, о которых я упоминал.

Классный час Свободы
"ШАГИ: прагматика гуманитарного знания"