Либеральная общественность потрясенно переживала заголовок на самом посещаемом новостном ресурсе рунета "Улицкую вызвали в Следственный комитет из-за книги о семье". Из самой статьи становилось понятно, что вызывают известнейшую писательницу в связи с книгой, которую писала не она, но которая вышла в курируемой ею серии. Труд Веры Тименчик "Семья у нас и у других" был издан еще в 2006 году в рамках проекта "Другой, другое, о других"; насколько известно, за прошедшие с тех пор восемь лет тираж книги дважды допечатывался.

Во множестве сетевых дневников появились комментарии в неизменном стиле "докатились", которые, в общем, никакой содержательной нагрузки не несут; как бы никто особо и не удивился, если по-честному. Следственный комитет, правда, тут же данную информацию опроверг, сообщив, что "Улицкая ни в каком качестве не приглашалась в подразделения Следственного комитета, и проверок, о которых писательница вела речь в своем интервью, в органах СКР не проводилось и не проводится". Категорическое опровержение слов Улицкой пресс-службой СКР вызвало удивление, которое, впрочем, держалось недолго; как оказалось, в СКР вызвали автора этой книги, антрополога Веру Тименчик. Спустя еще пару часов сама Тименчик уточнила, что в Следственном комитете побывала уже довольно давно – за три недели до интервью Улицкой – и что никаких последствий этот визит не имел. На том прогрессивная общественность и успокоилась, переключившись на другие темы.

Успокоилась общественность, однако, зря. Если верить новостному порталу, беседуя со следователями, Вера Тименчик "объяснила, что книга была издана до принятия закона о запрете пропаганды гомосексуализма". Если это на самом деле так, то ситуация довольно печальна – получается, автор фактически признала: в нынешней российской политико-правовой реальности книгу о том, что не все люди на земле живут в моногамных союзах двух разнополых партнеров примерно одного возраста, издавать не следует. Лично мне как раз кажется, что именно вакханалия морализаторского квазиконсерватизма делает такие книги особенно нужными: чем сильнее противодействие ценностям равенства, свободы и прогресса, тем важнее отстаивать их. Меня, надо сказать, покоробили отдельные комментаторы, отклики которых были в стиле "нашли к кому придраться, она-то не из таких!". Вера Тименчик – человек, по всей видимости, очень приватный, не стремящейся ни к публичности, ни к известности; все ее внимание поглощает проект лектория для тянущихся к знаниям учеников младших классов, под эгидой Политехнического музея.

Некоторые из возмущающихся либералов цитировали предисловие к книге, в котором, вестимо, не без задней мысли, Улицкая деликатно указала, что автор выросла в многодетной (по российским понятиям) прекрасной семье, а ныне уже замужем и растит сына; ну, как такой человек может что-то нехорошее пропагандировать?! Тот факт, что книгу о семье может написать и человек, состоящий в одногендерном браке, не кажется возможным в России даже тем, кого справедливо относят к либералам… Прочитав лет десять назад только вышедшую тогда книгу Маши Гессен Two Babushkas: How My Grandmothers Survived Hitler's War and Stalin's Peace, я уверен, что тему "Семья у нас и у других" она в состоянии раскрыть замечательно, и тот факт, что сама она растит двоих детей вместе с другой женщиной, очень большой плюс для серии, озаглавленной "Другой, другие, о других". В одном из интервью Маша Гессен рассказала о своей семье чужими словами: "Лучше всего про это высказалась покойная моя коллега Галя Ковальская, когда нас как-то вслух назвали нетрадиционной семьей. Она сказала: "Ну что они заладили: “нетрадиционная семья”... Двое родителей, мальчик и девочка, кошка и собака – куда уже традиционнее?!"

Я думаю, Гессен права, как права и в том, что своему сыну говорит "Когда ты вырастешь большой и у тебя будет любимая девушка или любимый юноша..." (я своему годами говорю то же самое). И то, что некоторые защитники Веры Тименчик от Следственного комитета подчеркивают: сама она не принадлежит к ЛГБТ-сообществу, – говорит лишь о том, что смысла всего этого проекта они не поняли. "Другой" – это не некто униженный и оскорбленный, это не "падший", к которому переработавший строки Горация "наше все" милость призывал, это не тот, к кому нужно проявлять терпимость от безвыходности. Главное, что только и делает осмысленным такой проект, – признание юридической равноправности и социальной равноценности условных "нас" и любых других, ибо всегда можно подыскать критерий, по которому любой из "нас" окажется как раз среди "других", это только вопрос постановки вопроса.

Равноправие – это не привилегия здорового "толерантно" писать об инвалидах, белого – о черных, гетеросексуала – о гомосексуалах, богатого – о бедных, жителей столицы – о провинциалах… Равноправие строится на отсутствии иерархии, на том, что нет "последних" и нет "первых", что никакие национальность, вероисповедание, гендерная идентичность, сексуальная ориентация, место жительства и т.д. не лучше и не хуже никаких других. Борьба за права того или иного конкретного "ущемленного" сектора оправдана только тогда, когда есть понимание относительно того, что коррелирующая (компенсаторная) дискриминация для представителей этого сектора – временное явление, вызванное выправить положение на пути к обеспечению подлинного социально-культурного равноправия для всех.

Однако самое интересное в сюжете о книжке и Следственном комитете удивительным образом ухитрились не заметить почти все, кто об этом высказывался: проведение экспертизы детского проекта Улицкой, посвященного толерантности, на наличие гей-пропаганды, до завершения которой книги не выдаются читателям, инициировал отнюдь не Следственный комитет и не какая-либо другая силовая структура. Инициатива принадлежала Ульяновской областной научной (!) библиотеке, при которой есть отдельный "Центр толерантности", в которой и поступила, среди других, книга Веры Тименчик. Но даже в "Центре толерантности" терпеть ее оказались не готовы; не власти – сами сотрудники библиотеки. Причем если в либеральной прессе упоминалась исключительно книга Веры Тименчик, то государственному телевидению директор библиотеки Светлана Нагаткина рассказала, что в региональное Министерство образования на экспертизу передано несколько (!) изданий, и книга "Семья у нас и у других" – лишь одно из них. "Я бы такую книгу своим детям читать не дала", – сказала директор библиотеки корреспонденту газеты "Коммерсант". По ее словам, она известила об этом министра культуры региона Татьяну Ившину, а та попросила направить книги в региональное министерство образования для получения заключения о наличии пропаганды гомосексуализма. На одном из порталов говорится, что сотрудники Центра толерантности уже оправдываются: "Библиотека никогда не занималась этой гадостью... (!) Мы не просили эти книги, не заказывали".

Завкафедрой журналистики Ульяновского госуниверситета, председатель Ульяновского регионального отделения Союза журналистов России Олег Самарцев (почему-то прокуратура намерена привлечь в качестве эксперта именно его), сказал корреспонденту "Коммерсанта", что "как человек, воспитанный в традиционной советской семье", он "не сторонник популяризации нетрадиционных социальных отношений вне нравственного императива, а на подобных книгах смещаются понятия добра и зла". Смещаются ли? Или, быть может, восстанавливаются, если не считать, конечно, традиционные советские ценности самыми передовыми в мире.

Одна из книг покойной Доры Штурман называлась "Мертвые хватают живых", и это, мне думается, пример как раз такого рода: Советского Союза как государства нет уже почти четверть века, но традиции, привитые в "традиционной советской семье", и сегодня почему-то должны определять и круг чтения подрастающего поколения, и критерии добра и зла… И вот тут, мне кажется, мы подходим к главному. Никакой В.В. Путин и никакая Е.Б. Мизулина в "Центре толерантности" Ульяновской научной библиотеки не бывали никогда. Никакой В.В. Путин и никакая Е.Б. Мизулина не спрашивали у завкафедрой журналистики Ульяновского госуниверситета, является ли он сторонником или противником "популяризации" неведомых "нетрадиционных социальных отношений", что, вообще, такое "традиционные" и "нетрадиционные" социальные отношения, и какой именно нравственный императив к ним применим и почему. Этим людям ничего не грозило и не грозит, они могли просто поставить на полки книги, изданные в рамках курируемого Л.Е. Улицкой проекта, как они стоят на полках многих других библиотек.

Но нет, гражданская совесть не позволила. Увы, речь идет не о гопниках из подворотни, а о представителях интеллигенции, легитимность мнений которых обеспечивается их статусом в университете и научной библиотеке. Что это, как не очевидный пример того, как представители интеллигенции сами, по собственной инициативе, взялись помогать режиму еще более увеличивать пропасть между Россией и цивилизованным миром. Это – свободный выбор этой интеллигенции… Мы уже не раз видели, как учителя, составляющие очень значительную часть сотрудников территориальных избирательных комиссий, фальсифицировали итоги выборов, и, кроме считанных единиц, никто из них не выступил против этого ни в режиме реального времени, ни впоследствии. Мы уже не раз и не два читали "экспертные заключения" кандидатов всевозможных наук, позволившие судить за "экстремизм" и "разжигание" гражданских активистов, актуальных художников и арт-кураторов. Что бы мы ни думали о Путине, "сурковской пропаганде", "кровавой гебне" – никто из них не виноват в этом, никто. Российской интеллигенции нужно начать путь к свободе с самой себя.

Алек Д. Эпштейн – социолог и историк