Едва ли не главным вопросом экономической повестки открывшегося сегодня в Санкт-Петербурге очередного саммита стран G20 может стать первая в их истории программа регулирования международных финансовых рынков за пределами традиционных банковских систем. Их активы оцениваются как минимум в 67 трлн долларов, то есть 93% объема мировой экономики.
На саммитах 2010 года в Канаде и Южной Корее спорили о путях выхода из антикризисных программ, то есть о сокращении финансовых вливаний в экономики, а также о так называемых “валютных” войнах.
Через год на саммите во Франции говорили о новых правилах регулирования коммерческих банков и о налогах на финансовые операции. А в центре дискуссии на прошлогоднем саммите в Мексике оказался долговой кризис в еврозоне.
Теперь же, судя по проектам основных документов, подготовленных к встрече лидеров стран G20 в Санкт-Петербурге, они вернутся к собственным решениям на саммите осенью 2009 года в США. Именно тогда только что учрежденному G20 “Комитету финансовой стабильности” (КФС) было поручено разработать международные нормы регулирования бизнеса так называемого “вторичного” банковского сектора, представленного в мире тысячами всевозможных инвестиционных компаний или денежных фондов, страховым или залоговым бизнесом.
То есть финансовыми структурами, на которые регулирование для традиционных банков (с нормами разных обязательных резервов, страхованием вкладов и т.д.) не распространяется. Отсутствие специального для них регулирования в итоговых документах осеннего 2009 года саммита G20 и указывалось среди главных причин глобального финансового кризиса 2008 года.
На прошлой неделе, в канун очередного саммита G20, КФС представил такой проект. Он предполагает, что многоуровневая и сложная система регулирующих требований для таких финансовых компаний должна вступить в силу уже в 2015 году. А в среду, 4 сентября, свой аналогичный проект представила и Европейская комиссия.
ЕВРОПА ОПЕРЕЖАЕТ США
В последнем по времени обзоре “параллельного” финансового сектора мира КФС G20 оценивал его объемы в 67 трлн долларов, из которых 31 трлн приходился на Европу и лишь 23 трлн – на США.
Такому соотношению – неожиданному, на первый взгляд, – есть одно реальное объяснение и одно чисто статистическое, условное, полагает научный сотрудник Гуверовского центра Стэнфордского университета в США профессор экономики Михаил Бернштам. Реальная причина в том, что норма сбережений в Европе значительно выше, чем в США. То есть европейцы “сберегают” больше – значит, “традиционная” банковская система в ЕС также больше по отношению к объему ВВП, чем в США. А раз так, то и масштабы “параллельной”, то есть “вторичной” банковской системы больше.
Другая причина – искусственная. После недавнего финансового кризиса многие крупнейшие компании “вторичной” системы в США – такие, например, как банки Goldman Sachs или JP Morgan, – “объявили” себя “обычными” банками: на фоне ужесточения законодательства они предпочли подчиниться определенным регуляциям “первичной” банковской системы. Теперь и они держат резервы в центральном банке, а частные денежные вклады в них застрахованы.
“Поэтому, хотя эти банки и остаются частью “параллельной” системы, формально их активы в ней уже не учитываются, – продолжает Михаил Бернштам. – Если же их учесть, то объемы “параллельной” банковской системы во всем мире составили бы не 60-70 трлн долларов, а как минимум 100 трлн”.
КЛАССИФИКАЦИЯ ФИНАНСОВЫХ ПОСРЕДНИКОВ
КФС стран “Большой двадцатки” представил новую классификацию, разделив все компании “параллельной” финансовой системы на четыре группы. К первой, самой крупной и уже как-то регулируемой, отнесли, например, различные инвестиционные и хедж-фонды, брокерские и дилерские компании, а также страховые и трастовые.
Во вторую включены так называемые “залоговые” финансовые компании, одалживающие деньги под залог определенных видов ценных бумаг – например, акций или облигаций (операции репо).
Третью группу составляют взаимные фонды денежного рынка, в которых вкладчики владеют не собственным счетом, а определенным пакетом акций этого фонда, пропорционально вложенным в него средствам. Они инвестируются, главным образом, в краткосрочные облигации – государственные или корпоративные. Соответственно, доход вкладчиков фонда составляют не проценты по вкладу, а дивиденды по его акциям.
Наконец, четвертая группа объединяет компании, занимающиеся секьюритизацией тех или иных сторонних активов – например, долги компаний и предприятий или ипотечные кредиты. То есть выпуском самых разных производных ценных бумаг, к этим активам привязанных.
Бизнес компаний четырех групп значительно отличается как спецификой, так и по уровням риска. Обнародовать конкретные новые нормативы для них КФС планирует весной 2014 года, а начать проверку их соблюдения отдельными странами G20 – в 2015 году.
Тем не менее, отдельные из новых требований называются уже сейчас. И касаются они, в первую очередь, финансовых компаний второй и третьей групп.
Например, от взаимных фондов денежного рынка впервые требуют создать (не сразу, в течение трех лет) резервы – не менее 3% от всех активов. Таково, например, предложение Европейской комиссии. Фонды, естественно, сопротивляются: если они будут часть привлеченных средств держать “просто в деньгах”, то они не будут зарабатывать проценты, как если бы они были вложены в облигации, поясняет Михаил Бернштам.
Однако значимость таких фондов для кредитования экономики весьма велика. Дело в том, что к их услугам, особенно в условиях, когда доступный банковский кредит получить непросто, как в последние годы, прибегают сотни компаний и предприятий самых разных секторов экономики, которым необходимы именно краткосрочные займы. Например, на выплату зарплаты персоналу или оплату аренды помещений: немалые суммы нужны целиком и точно в срок, а собственных средств по каким-то причинам в этот момент не хватает – они появятся, скажем, лишь через неделю-другую.
Кстати, осенью 2008 года, когда в США бизнес такого рода финансовых посредников фактически замер, на грани остановки оказались и целые группы промышленных предприятий. Пришлось срочно вмешаться министерству финансов США, гарантировав миллионам пайщиков фондов денежного рынка, что их вклады как стоили раньше, в акциях фондов, из расчета один доллар за каждый вложенный доллар, так и продолжают стоить. В результате удалось сдержать массовое изъятие вкладов из этих фондов, объем которого в считаные дни превысил тогда 2 трлн долларов.
Для залоговых финансовых компаний КФС предлагает установить минимально допустимый процент – по тем же облигациям, например. Не менее 0,5% по операциям с краткосрочными облигациями, до одного года, и не менее 4% – для остальных. Если разница, продолжает профессор Бернштам, между ценой покупки этой компанией ценной бумаги у клиента, который обратился к ней за деньгами, и ценой обратного выкупа через определенное время бумаги клиентом оказывается минимальной, такие заимствования становятся для заемщиков слишком привлекательными.
А финансовые регуляторы, наоборот, стремятся не допускать чрезмерного расширения этого сектора рынка – фактически “финансовых ломбардов” – ради его же устойчивости. Ведь среди основных клиентов таких “ломбардов” – как обычные коммерческие банки, так и промышленные компании.
ДВА ПРОЕКТА
КФС и Европейская комиссия представили свои проекты будущих международных правил регулирования “параллельной” банковской системы почти одновременно – в канун нынешнего саммита стран G20. Не отличаясь принципиально, они, тем не менее, разнятся в подходах.
Европа уделяет особое внимание нормативам собственного капитала для компаний этого сектора и готова предъявить к ним даже более жесткие требования, чем к обычным коммерческим банкам в рамках соответствующих новых правил, известных как “Базель-3”. Плюс – требование создать обязательные резервы ликвидности (как и для обычных банков), которые могут быть использованы в экстренных ситуациях.
КФС же обращает больше внимания на другие аспекты – в частности, бизнес страховых компаний. “Крах крупнейших страховых компаний в США в 2008 году привел к гигантским расходам государства на то, чтобы их спасти, а фактически – чтобы не пропали страховые полисы населения”, – говорит Михаил Бернштам.
Кстати, КФС еще в начале лета впервые представил список из девяти самых крупных страховых компаний, которые он считает стратегически значимыми для мирового финансового рынка в целом. В него включены три компании из США, пять – из Европы и одна – из Китая. Этот список теперь также будет представлен лидерам стран G20.
Но в целом европейский проект в большей мере, чем проект КФС, напоминает свод правил “Базель-3”, то есть регулирования “классического” банковского сектора. Они действительно во многом схожи, соглашается президент Баварского финансового центра в Мюнхене профессор Вольфганг Герке.
Для страховых же компаний в Европе существует отдельное регулирование. Эту директиву часто называют “Базелем-3 для страхового бизнеса”. Уже вторая ее версия (Solvency II) была принята в 2009 году и должна вступить в силу с января 2014 года.
Внедрение контроля компаний “вторичного” банковского сектора со стороны регуляторов станет непростым делом – это очень сложный и длительный процесс, продолжает профессор Герке. Да и многие страны сами весьма заинтересованы сохранять этот сектор, ставший огромной частью их экономик: “Вспомним хотя бы Лондон, как крупнейший финансовый центр Европы. Видимо, поэтому на первом этапе проект регулирования “параллельного” финансового сектора, представленного Европейской комиссией, очень напоминает и директиву по страховым компаниям, и свод банковских правил “Базель-3”.
Эти правила международного банковского регулирования, особенно в части графика их внедрения, также станут предметом обсуждения на саммите G20 в Санкт-Петербурге – в очередной раз.
В ТЕНИ РЕШЕНИЙ ФРС
Нынешний саммит проходит за полторы недели до очередного заседания руководства Федеральной резервной системы, центрального банка США, от которого рынки ждут сигнала о начале сворачивания программы “количественного смягчения” – финансовой поддержки американской экономики. Каким бы оно ни оказалось, в любом случае программу, видимо, свернут за время до следующего ежегодного саммита G20.
В этом случае инвесторы, да и правительства ожидают неизбежного повышения стоимости заемных денег во всей мировой финансовой системе, коль скоро текущая доходность гособлигаций США, которая уже выросла, является для этой стоимости определяющей. Что особенно болезненно для стран, сильно зависящих от притока капитала из-за рубежа или заимствований для финансирования собственных дефицитов – бюджетного или торгового, когда импорт значительно превышает экспорт.
Одним из следствий программы “количественного смягчения” в США, позволяющей удерживать процентные ставки на минимальных уровнях, оказалось то, что инвесторы, получив весьма “дешевые” деньги, начали вкладывать их в такие страны, как Бразилия, Индия, Турция или Индонезия, говорит сотрудник исследовательского Milken Institute в Калифорнии Джеймс Барт.
“Однако эта программа в США может быть свернута быстро, что станет для перечисленных стран – с отрицательными платежными балансами – чем-то вроде шока: приток капитала сменится его оттоком, что, собственно, уже и происходит. Особенно явно – в Индии. Главные опасения в этом плане сегодня связаны именно с такими странами, как Индия и Бразилия”.
Для Европы сворачивание в США программы “количественного смягчения” может означать некоторое ослабление евро, раз процентные ставки в самих США повысятся, что привлечет сюда новые капиталы, отмечает руководитель международного отдела немецкого Института мировой экономики в Кёльне Юрген Маттес. А снижение курса евро будет способствовать расширению европейского экспорта в США – главный экспортный рынок для Европы. “Но все же я не ожидаю из-за сворачивания финансовых стимулов в США очень уж заметных перемен”.
НАЛОГОВАЯ РЕФОРМА
На саммите в Санкт-Петербурге главам 20 государств представят уже одобренный руководителями их финансовых ведомств на июльской встрече в Москве проект реформирования целого ряда основ международного налогового законодательства, подготовленный Организацией экономического сотрудничества и развития (ОЭСР).
Одна из главных его целей – противодействие выводу бизнесом своих прибылей из-под налогообложения. В частности, действующие правила, сформулированные почти 80 лет назад, фактически допускают перевод компаниями части своей прибыли, полученной в одних странах, в другие, с более либеральной налоговой системой.
Поэтому ОЭСР, объединяющая 34 наиболее индустриально развитые страны мира, предлагает G20 внести соответствующие изменения в национальные налоговые законодательства с тем, чтобы, с одной стороны, под налогообложение подпадали прибыли компаний и предприятий независимо от того, переведены ли они в другие страны. А с другой стороны, пресечь возможности сокращения налогооблагаемой базы за счет запутанной системы внутрикорпоративных контрактов – между различными структурами компании или целого холдинга.
Можно предположить, что теперь и лидеры стран G20 этот план одобрят. Но чтобы предложенные меры стали общей нормой, их должны еще поддержать национальные парламенты. А этого добиться будет гораздо труднее, чем просто поддержки на саммите.
Необходимость реформирования международного налогового законодательства назрела уже давно: увы, политики годами об этом говорили, но ничего не предпринимали, говорит Юрген Маттес.
Сейчас же, по его словам, политический климат изменился. В частности, под огромным давлением США и Швейцария была вынуждена пойти на уступки, существенно ослабив прежние требования “банковской тайны”. А рост государственных долгов и продолжающийся экономический спад заставляют многие страны активнее противодействовать уклонению бизнеса от налогов.
Хотя налоги на прибыль компаний отнюдь не относятся к основным источникам наполнения госбюджетов, напоминает Михаил Бернштам: куда большее значение имеют налоги на потребление – НДС или налог на прибыль.
“В том, что касается эффективности внедрения этих мер, определенный скептицизм действительно сохраняется, – продолжает Юрген Маттес. – Но, с другой стороны, меня впечатлило то, сколь стремительно этот процесс стал развиваться в последнее время”.
Все стремятся избежать налогов – транснациональные корпорации предпочитают держать деньги в тех странах, где налоговое бремя минимально, добавляет Джеймс Барт. Например, американские компании, не желающие возвращать свои доходы в США из-за высоких здесь налогов. Конечно, необходимо найти какие-то механизмы, которые поощряли бы и возврат бизнесом прибыли в свою страну, и уплату налогов.
“Но прийти к согласию будет очень сложно. В разных странах – слишком разные налоговые законы. К тому же страны фактически конкурируют между собой за то, чтобы крупные компании базировались и платили налоги именно в них”, – поясняет Барт.
Все это – лишь часть вопросов повестки саммита G20, да и то лишь в экономической ее части. Ситуация в Сирии, например, к ней явно не относится. А лидеры 20 стран пробудут в Санкт-Петербурге всего лишь сутки.
На саммитах 2010 года в Канаде и Южной Корее спорили о путях выхода из антикризисных программ, то есть о сокращении финансовых вливаний в экономики, а также о так называемых “валютных” войнах.
Через год на саммите во Франции говорили о новых правилах регулирования коммерческих банков и о налогах на финансовые операции. А в центре дискуссии на прошлогоднем саммите в Мексике оказался долговой кризис в еврозоне.
Теперь же, судя по проектам основных документов, подготовленных к встрече лидеров стран G20 в Санкт-Петербурге, они вернутся к собственным решениям на саммите осенью 2009 года в США. Именно тогда только что учрежденному G20 “Комитету финансовой стабильности” (КФС) было поручено разработать международные нормы регулирования бизнеса так называемого “вторичного” банковского сектора, представленного в мире тысячами всевозможных инвестиционных компаний или денежных фондов, страховым или залоговым бизнесом.
То есть финансовыми структурами, на которые регулирование для традиционных банков (с нормами разных обязательных резервов, страхованием вкладов и т.д.) не распространяется. Отсутствие специального для них регулирования в итоговых документах осеннего 2009 года саммита G20 и указывалось среди главных причин глобального финансового кризиса 2008 года.
На прошлой неделе, в канун очередного саммита G20, КФС представил такой проект. Он предполагает, что многоуровневая и сложная система регулирующих требований для таких финансовых компаний должна вступить в силу уже в 2015 году. А в среду, 4 сентября, свой аналогичный проект представила и Европейская комиссия.
ЕВРОПА ОПЕРЕЖАЕТ США
В последнем по времени обзоре “параллельного” финансового сектора мира КФС G20 оценивал его объемы в 67 трлн долларов, из которых 31 трлн приходился на Европу и лишь 23 трлн – на США.
Такому соотношению – неожиданному, на первый взгляд, – есть одно реальное объяснение и одно чисто статистическое, условное, полагает научный сотрудник Гуверовского центра Стэнфордского университета в США профессор экономики Михаил Бернштам. Реальная причина в том, что норма сбережений в Европе значительно выше, чем в США. То есть европейцы “сберегают” больше – значит, “традиционная” банковская система в ЕС также больше по отношению к объему ВВП, чем в США. А раз так, то и масштабы “параллельной”, то есть “вторичной” банковской системы больше.
Другая причина – искусственная. После недавнего финансового кризиса многие крупнейшие компании “вторичной” системы в США – такие, например, как банки Goldman Sachs или JP Morgan, – “объявили” себя “обычными” банками: на фоне ужесточения законодательства они предпочли подчиниться определенным регуляциям “первичной” банковской системы. Теперь и они держат резервы в центральном банке, а частные денежные вклады в них застрахованы.
“Поэтому, хотя эти банки и остаются частью “параллельной” системы, формально их активы в ней уже не учитываются, – продолжает Михаил Бернштам. – Если же их учесть, то объемы “параллельной” банковской системы во всем мире составили бы не 60-70 трлн долларов, а как минимум 100 трлн”.
КЛАССИФИКАЦИЯ ФИНАНСОВЫХ ПОСРЕДНИКОВ
КФС стран “Большой двадцатки” представил новую классификацию, разделив все компании “параллельной” финансовой системы на четыре группы. К первой, самой крупной и уже как-то регулируемой, отнесли, например, различные инвестиционные и хедж-фонды, брокерские и дилерские компании, а также страховые и трастовые.
Во вторую включены так называемые “залоговые” финансовые компании, одалживающие деньги под залог определенных видов ценных бумаг – например, акций или облигаций (операции репо).
Третью группу составляют взаимные фонды денежного рынка, в которых вкладчики владеют не собственным счетом, а определенным пакетом акций этого фонда, пропорционально вложенным в него средствам. Они инвестируются, главным образом, в краткосрочные облигации – государственные или корпоративные. Соответственно, доход вкладчиков фонда составляют не проценты по вкладу, а дивиденды по его акциям.
Наконец, четвертая группа объединяет компании, занимающиеся секьюритизацией тех или иных сторонних активов – например, долги компаний и предприятий или ипотечные кредиты. То есть выпуском самых разных производных ценных бумаг, к этим активам привязанных.
Бизнес компаний четырех групп значительно отличается как спецификой, так и по уровням риска. Обнародовать конкретные новые нормативы для них КФС планирует весной 2014 года, а начать проверку их соблюдения отдельными странами G20 – в 2015 году.
Тем не менее, отдельные из новых требований называются уже сейчас. И касаются они, в первую очередь, финансовых компаний второй и третьей групп.
Например, от взаимных фондов денежного рынка впервые требуют создать (не сразу, в течение трех лет) резервы – не менее 3% от всех активов. Таково, например, предложение Европейской комиссии. Фонды, естественно, сопротивляются: если они будут часть привлеченных средств держать “просто в деньгах”, то они не будут зарабатывать проценты, как если бы они были вложены в облигации, поясняет Михаил Бернштам.
Однако значимость таких фондов для кредитования экономики весьма велика. Дело в том, что к их услугам, особенно в условиях, когда доступный банковский кредит получить непросто, как в последние годы, прибегают сотни компаний и предприятий самых разных секторов экономики, которым необходимы именно краткосрочные займы. Например, на выплату зарплаты персоналу или оплату аренды помещений: немалые суммы нужны целиком и точно в срок, а собственных средств по каким-то причинам в этот момент не хватает – они появятся, скажем, лишь через неделю-другую.
Кстати, осенью 2008 года, когда в США бизнес такого рода финансовых посредников фактически замер, на грани остановки оказались и целые группы промышленных предприятий. Пришлось срочно вмешаться министерству финансов США, гарантировав миллионам пайщиков фондов денежного рынка, что их вклады как стоили раньше, в акциях фондов, из расчета один доллар за каждый вложенный доллар, так и продолжают стоить. В результате удалось сдержать массовое изъятие вкладов из этих фондов, объем которого в считаные дни превысил тогда 2 трлн долларов.
Для залоговых финансовых компаний КФС предлагает установить минимально допустимый процент – по тем же облигациям, например. Не менее 0,5% по операциям с краткосрочными облигациями, до одного года, и не менее 4% – для остальных. Если разница, продолжает профессор Бернштам, между ценой покупки этой компанией ценной бумаги у клиента, который обратился к ней за деньгами, и ценой обратного выкупа через определенное время бумаги клиентом оказывается минимальной, такие заимствования становятся для заемщиков слишком привлекательными.
А финансовые регуляторы, наоборот, стремятся не допускать чрезмерного расширения этого сектора рынка – фактически “финансовых ломбардов” – ради его же устойчивости. Ведь среди основных клиентов таких “ломбардов” – как обычные коммерческие банки, так и промышленные компании.
ДВА ПРОЕКТА
КФС и Европейская комиссия представили свои проекты будущих международных правил регулирования “параллельной” банковской системы почти одновременно – в канун нынешнего саммита стран G20. Не отличаясь принципиально, они, тем не менее, разнятся в подходах.
Европа уделяет особое внимание нормативам собственного капитала для компаний этого сектора и готова предъявить к ним даже более жесткие требования, чем к обычным коммерческим банкам в рамках соответствующих новых правил, известных как “Базель-3”. Плюс – требование создать обязательные резервы ликвидности (как и для обычных банков), которые могут быть использованы в экстренных ситуациях.
КФС же обращает больше внимания на другие аспекты – в частности, бизнес страховых компаний. “Крах крупнейших страховых компаний в США в 2008 году привел к гигантским расходам государства на то, чтобы их спасти, а фактически – чтобы не пропали страховые полисы населения”, – говорит Михаил Бернштам.
Кстати, КФС еще в начале лета впервые представил список из девяти самых крупных страховых компаний, которые он считает стратегически значимыми для мирового финансового рынка в целом. В него включены три компании из США, пять – из Европы и одна – из Китая. Этот список теперь также будет представлен лидерам стран G20.
Но в целом европейский проект в большей мере, чем проект КФС, напоминает свод правил “Базель-3”, то есть регулирования “классического” банковского сектора. Они действительно во многом схожи, соглашается президент Баварского финансового центра в Мюнхене профессор Вольфганг Герке.
Для страховых же компаний в Европе существует отдельное регулирование. Эту директиву часто называют “Базелем-3 для страхового бизнеса”. Уже вторая ее версия (Solvency II) была принята в 2009 году и должна вступить в силу с января 2014 года.
Внедрение контроля компаний “вторичного” банковского сектора со стороны регуляторов станет непростым делом – это очень сложный и длительный процесс, продолжает профессор Герке. Да и многие страны сами весьма заинтересованы сохранять этот сектор, ставший огромной частью их экономик: “Вспомним хотя бы Лондон, как крупнейший финансовый центр Европы. Видимо, поэтому на первом этапе проект регулирования “параллельного” финансового сектора, представленного Европейской комиссией, очень напоминает и директиву по страховым компаниям, и свод банковских правил “Базель-3”.
Эти правила международного банковского регулирования, особенно в части графика их внедрения, также станут предметом обсуждения на саммите G20 в Санкт-Петербурге – в очередной раз.
В ТЕНИ РЕШЕНИЙ ФРС
Нынешний саммит проходит за полторы недели до очередного заседания руководства Федеральной резервной системы, центрального банка США, от которого рынки ждут сигнала о начале сворачивания программы “количественного смягчения” – финансовой поддержки американской экономики. Каким бы оно ни оказалось, в любом случае программу, видимо, свернут за время до следующего ежегодного саммита G20.
В этом случае инвесторы, да и правительства ожидают неизбежного повышения стоимости заемных денег во всей мировой финансовой системе, коль скоро текущая доходность гособлигаций США, которая уже выросла, является для этой стоимости определяющей. Что особенно болезненно для стран, сильно зависящих от притока капитала из-за рубежа или заимствований для финансирования собственных дефицитов – бюджетного или торгового, когда импорт значительно превышает экспорт.
Одним из следствий программы “количественного смягчения” в США, позволяющей удерживать процентные ставки на минимальных уровнях, оказалось то, что инвесторы, получив весьма “дешевые” деньги, начали вкладывать их в такие страны, как Бразилия, Индия, Турция или Индонезия, говорит сотрудник исследовательского Milken Institute в Калифорнии Джеймс Барт.
“Однако эта программа в США может быть свернута быстро, что станет для перечисленных стран – с отрицательными платежными балансами – чем-то вроде шока: приток капитала сменится его оттоком, что, собственно, уже и происходит. Особенно явно – в Индии. Главные опасения в этом плане сегодня связаны именно с такими странами, как Индия и Бразилия”.
Для Европы сворачивание в США программы “количественного смягчения” может означать некоторое ослабление евро, раз процентные ставки в самих США повысятся, что привлечет сюда новые капиталы, отмечает руководитель международного отдела немецкого Института мировой экономики в Кёльне Юрген Маттес. А снижение курса евро будет способствовать расширению европейского экспорта в США – главный экспортный рынок для Европы. “Но все же я не ожидаю из-за сворачивания финансовых стимулов в США очень уж заметных перемен”.
НАЛОГОВАЯ РЕФОРМА
На саммите в Санкт-Петербурге главам 20 государств представят уже одобренный руководителями их финансовых ведомств на июльской встрече в Москве проект реформирования целого ряда основ международного налогового законодательства, подготовленный Организацией экономического сотрудничества и развития (ОЭСР).
Одна из главных его целей – противодействие выводу бизнесом своих прибылей из-под налогообложения. В частности, действующие правила, сформулированные почти 80 лет назад, фактически допускают перевод компаниями части своей прибыли, полученной в одних странах, в другие, с более либеральной налоговой системой.
Поэтому ОЭСР, объединяющая 34 наиболее индустриально развитые страны мира, предлагает G20 внести соответствующие изменения в национальные налоговые законодательства с тем, чтобы, с одной стороны, под налогообложение подпадали прибыли компаний и предприятий независимо от того, переведены ли они в другие страны. А с другой стороны, пресечь возможности сокращения налогооблагаемой базы за счет запутанной системы внутрикорпоративных контрактов – между различными структурами компании или целого холдинга.
Можно предположить, что теперь и лидеры стран G20 этот план одобрят. Но чтобы предложенные меры стали общей нормой, их должны еще поддержать национальные парламенты. А этого добиться будет гораздо труднее, чем просто поддержки на саммите.
Необходимость реформирования международного налогового законодательства назрела уже давно: увы, политики годами об этом говорили, но ничего не предпринимали, говорит Юрген Маттес.
Сейчас же, по его словам, политический климат изменился. В частности, под огромным давлением США и Швейцария была вынуждена пойти на уступки, существенно ослабив прежние требования “банковской тайны”. А рост государственных долгов и продолжающийся экономический спад заставляют многие страны активнее противодействовать уклонению бизнеса от налогов.
Хотя налоги на прибыль компаний отнюдь не относятся к основным источникам наполнения госбюджетов, напоминает Михаил Бернштам: куда большее значение имеют налоги на потребление – НДС или налог на прибыль.
“В том, что касается эффективности внедрения этих мер, определенный скептицизм действительно сохраняется, – продолжает Юрген Маттес. – Но, с другой стороны, меня впечатлило то, сколь стремительно этот процесс стал развиваться в последнее время”.
Все стремятся избежать налогов – транснациональные корпорации предпочитают держать деньги в тех странах, где налоговое бремя минимально, добавляет Джеймс Барт. Например, американские компании, не желающие возвращать свои доходы в США из-за высоких здесь налогов. Конечно, необходимо найти какие-то механизмы, которые поощряли бы и возврат бизнесом прибыли в свою страну, и уплату налогов.
“Но прийти к согласию будет очень сложно. В разных странах – слишком разные налоговые законы. К тому же страны фактически конкурируют между собой за то, чтобы крупные компании базировались и платили налоги именно в них”, – поясняет Барт.
Все это – лишь часть вопросов повестки саммита G20, да и то лишь в экономической ее части. Ситуация в Сирии, например, к ней явно не относится. А лидеры 20 стран пробудут в Санкт-Петербурге всего лишь сутки.
