Американский писатель и журналист Дэн Сэведж – один из наиболее известных в США борцов за права сексуальных меньшинств, основавший видеокампанию It Gets Better ("Все изменится к лучшему") в поддержку молодых людей, подвергающихся угрозам и унижениям из-за своей нетрадиционной сексуальной ориентации.
Сегодня Сэведж активно занимается правами членов ЛГБТ-сообщества в России, против которых, как он считает, власти начали настоящую пропагандистскую войну. Об этом он говорил в интервью Радио Свобода.
– Вы и ваш партнер Терри Миллер в 2010 году запустили кампанию It Gets Better после самоубийства 15-летней девушки, которую травили в школе из-за ее гомосексуальной ориентации. В России есть ли какой-то подобный случай, повлиявший на ваше решение, из-за которого вы и занялись проблемами российского ЛГБТ-сообщества?
– Я, как и многие другие, в последние годы наблюдал за растущей волной нетерпимости и разного рода насилия в России, и одновременно мне казалось, что с этим ничего нельзя поделать. Они называют организации гей-активистов "иностранными агентами", и теперь, что бы мы ни предприняли здесь, на Западе, в их поддержку, это лишь сыграет на руку ханжам и фанатикам и, вероятно, лишь обострит ситуацию. Однако насилие растет, и дело зашло так далеко, особенно после принятия этого российского закона, других законов, которые, как, например, в Петербурге, запрещают проводить гей-парады, что мы уже просто не можем далее молчать. По моему мнению, любые действия уже не сделают положение вещей хуже, чем оно есть сейчас.
– Этим летом при вашем участии в США начался бойкот русской водки в знак протеста против давления на права ЛГБТ-сообщества в России. Все большее число баров в Америке, а также в Канаде, в Западной Европе, в Австралии присоединяются к этой акции. Некоторые люди считают этот бойкот неэффективным, однако вы настаиваете на его полезности.
– Идея бойкота такого культового русского национального продукта, как водка, заключается в том, что людей нужно заставить говорить о России, привлечь их внимание к причине, по которой мы призываем к бойкоту. Никому ранее не было дела до того, что происходит в России, что делают с членами ЛГБТ-сообщества в этой стране, – до этих ужасающих законов, пока мы не призвали к бойкоту. Никто и не предполагает, что бойкот русской водки пошатнет власть президента Владимира Путина, никто не хочет поставить Россию на колени или подорвать ее экономику.
– Вы также поддерживаете идею бойкотирования зимних Олимпийских игр в Сочи?
– Я думаю, что сейчас самый лучший вариант – это поддерживать общественное возмущение. Я не верю в то, что Олимпийские игры отменят или что их проведут в другом месте. Но я считаю, что так следует поступить. Лично я выступаю за их бойкот.
– Если Олимпийские игры не подвергнутся бойкоту и их не перенесут, какие иные формы протеста вы предлагаете?
– Я не знаю, что могут сделать спортсмены. Международный олимпийский комитет ведет себя как-то трусливо. Его руководство заявляет, что не потерпит никакой политической активности или политических заявлений. А российские власти запретили любые демонстрации, митинги и протесты во время проведения игр в Сочи. Поэтому я не знаю, что там будет. Некоторые атлеты уже проявили мужество и сделали громкие заявления по этому поводу. Также и некоторые члены российского ЛГБТ-сообщества призвали к тому, чтобы люди приезжали в Сочи и устраивали акции протеста. И как это будет устроено, на фоне того, что российское правительство говорит о запрете демонстраций, о возможных арестах людей, геев или гетеросексуалов в случае, если они нарушат эти отвратительные законы? Я предсказывать не берусь, однако ситуация выглядит все более взрывоопасной.
– Вы поддерживаете связь с российскими ЛГБТ-активистами, чтобы знать, что происходит на месте событий?
– Я ясно представляю себе картину событий. Сам я живу в Сиэтле, на северо-западе Америки. Здесь нет большой русской диаспоры и уж тем более гей-диаспоры. Большое число русских, в том числе русских геев, живет в Нью-Йорке. И я внимательно читаю все их заявления и сообщения, слежу за их собраниями, которые они проводят. В 1990 году я приезжал в Москву и встречался там с геями. И сейчас у меня просто разрывается сердце, потому что тогда они были полны таких надежд в отношении своего будущего. У них была вера в прогресс, в то, что их страна совсем скоро присоединится к цивилизованному миру.
– В России очень большое число общественных активистов традиционной ориентации присоединились к поддержке ЛГБТ-движения в своей стране. Вы считаете это значительным достижением?
– Это очень важно! Ничто так не способно придать силу и ускорение борьбе ЛГБТ-сообщества России за равные права, чем поддержка со стороны гетеросексуалов. Положение геев в США и в целом на Западе радикально изменилось когда-то, потому что они начали совершать камингауты, и в сердцах и в умах их друзей, членов их семей и коллег навсегда что-то тоже поменялось. Ведь трудно поверить в то, что геи – это какие-то чудовища, когда ты лично знаком с геем и видишь, что мы – не монстры. Гетеросексуалы изменились и начали смотреть на наше человеческое сосуществование так, как они никогда не делали ранее, потому что ранее мы никогда и не признавались в нашей гомосексуальности. Именно поэтому новый российский закон наиболее опасен тем, что он ставит вне закона такие признания.
– Российские геи и лесбиянки постоянно живут с чувством опасности, что они подвергнутся насилию или аресту. Что они могут сделать перед лицом этих угроз?
– Люди должны уметь защищать себя физически. Если они хотят перебраться на Запад и попросить здесь убежища, то нет ничего такого, что в их поведении было бы неразумным с рациональной точки зрения. Однако я вспоминаю общественные движения, которые возглавляли Махатма Ганди и Мартин Лютер Кинг. Людей травили собаками, сбивали с ног водой из пожарных шлангов, бросали в тюрьмы. Убивали! И в том, и в другом случаях люди шли по лезвию бритвы, чтобы бороться за справедливость. Я считаю, что ненасильственные акции гражданского неповиновения перед лицом санкционированного государством насилия иногда совершенно необходимы. Но это выход не для каждого. Тех, кто чувствует, что у него не хватает на это сил, ни в коем случае не следует критиковать, им нечего стыдиться того, что они не готовы выйти на передовую линию. Однако иногда все это происходит.
– Почему вы сравниваете то, что происходит сегодня в России, с ситуацией в нацистской Германии в 30-е годы XX века?
– Нацистский террор и Холокост не случились в течение одного дня. Это была непрерывно растущая волна антисемитизма, перекладывания вины за все трудности на определенные группы общества, поиск внутренних врагов и эскалация дозволенного властями насилия. Никто не сравнивает то, что происходит сегодня с российскими геями, с тем, что нацисты сделали с евреями в 40-х годах. Однако ситуация напоминает то, как к евреям в нацистской Германии начали относиться в 1933-34 годах. Сравните те кампании преследования, надуманные обвинения, введение политики антисемитизма в законы страны – и сегодняшнюю фанатичную нетерпимость. Здесь есть идентичность.
– Если бы у вас был шанс поговорить с президентом России Владимиром Путиным, что бы вы ему сказали?
– Люди, которые правят с помощью страха, редко становятся потом любимыми отцами нации и государства, которых с любовью вспоминают следующие поколения. Убийства журналистов, преследование национальных меньшинств, преследование инакомыслящих, преследование сексуальных меньшинств, преследование политических оппонентов… Это не тот курс, которого следует придерживаться, если вы хотите, чтобы история назвала вас человеком, который оставил страну (которую вы любите, как вы говорите) в гораздо лучшем положении, чем нашел ее когда-то.
Сегодня Сэведж активно занимается правами членов ЛГБТ-сообщества в России, против которых, как он считает, власти начали настоящую пропагандистскую войну. Об этом он говорил в интервью Радио Свобода.
– Вы и ваш партнер Терри Миллер в 2010 году запустили кампанию It Gets Better после самоубийства 15-летней девушки, которую травили в школе из-за ее гомосексуальной ориентации. В России есть ли какой-то подобный случай, повлиявший на ваше решение, из-за которого вы и занялись проблемами российского ЛГБТ-сообщества?
– Я, как и многие другие, в последние годы наблюдал за растущей волной нетерпимости и разного рода насилия в России, и одновременно мне казалось, что с этим ничего нельзя поделать. Они называют организации гей-активистов "иностранными агентами", и теперь, что бы мы ни предприняли здесь, на Западе, в их поддержку, это лишь сыграет на руку ханжам и фанатикам и, вероятно, лишь обострит ситуацию. Однако насилие растет, и дело зашло так далеко, особенно после принятия этого российского закона, других законов, которые, как, например, в Петербурге, запрещают проводить гей-парады, что мы уже просто не можем далее молчать. По моему мнению, любые действия уже не сделают положение вещей хуже, чем оно есть сейчас.
– Этим летом при вашем участии в США начался бойкот русской водки в знак протеста против давления на права ЛГБТ-сообщества в России. Все большее число баров в Америке, а также в Канаде, в Западной Европе, в Австралии присоединяются к этой акции. Некоторые люди считают этот бойкот неэффективным, однако вы настаиваете на его полезности.
– Идея бойкота такого культового русского национального продукта, как водка, заключается в том, что людей нужно заставить говорить о России, привлечь их внимание к причине, по которой мы призываем к бойкоту. Никому ранее не было дела до того, что происходит в России, что делают с членами ЛГБТ-сообщества в этой стране, – до этих ужасающих законов, пока мы не призвали к бойкоту. Никто и не предполагает, что бойкот русской водки пошатнет власть президента Владимира Путина, никто не хочет поставить Россию на колени или подорвать ее экономику.
– Вы также поддерживаете идею бойкотирования зимних Олимпийских игр в Сочи?
– Я думаю, что сейчас самый лучший вариант – это поддерживать общественное возмущение. Я не верю в то, что Олимпийские игры отменят или что их проведут в другом месте. Но я считаю, что так следует поступить. Лично я выступаю за их бойкот.
– Если Олимпийские игры не подвергнутся бойкоту и их не перенесут, какие иные формы протеста вы предлагаете?
– Я не знаю, что могут сделать спортсмены. Международный олимпийский комитет ведет себя как-то трусливо. Его руководство заявляет, что не потерпит никакой политической активности или политических заявлений. А российские власти запретили любые демонстрации, митинги и протесты во время проведения игр в Сочи. Поэтому я не знаю, что там будет. Некоторые атлеты уже проявили мужество и сделали громкие заявления по этому поводу. Также и некоторые члены российского ЛГБТ-сообщества призвали к тому, чтобы люди приезжали в Сочи и устраивали акции протеста. И как это будет устроено, на фоне того, что российское правительство говорит о запрете демонстраций, о возможных арестах людей, геев или гетеросексуалов в случае, если они нарушат эти отвратительные законы? Я предсказывать не берусь, однако ситуация выглядит все более взрывоопасной.
– Вы поддерживаете связь с российскими ЛГБТ-активистами, чтобы знать, что происходит на месте событий?
– Я ясно представляю себе картину событий. Сам я живу в Сиэтле, на северо-западе Америки. Здесь нет большой русской диаспоры и уж тем более гей-диаспоры. Большое число русских, в том числе русских геев, живет в Нью-Йорке. И я внимательно читаю все их заявления и сообщения, слежу за их собраниями, которые они проводят. В 1990 году я приезжал в Москву и встречался там с геями. И сейчас у меня просто разрывается сердце, потому что тогда они были полны таких надежд в отношении своего будущего. У них была вера в прогресс, в то, что их страна совсем скоро присоединится к цивилизованному миру.
– В России очень большое число общественных активистов традиционной ориентации присоединились к поддержке ЛГБТ-движения в своей стране. Вы считаете это значительным достижением?
– Это очень важно! Ничто так не способно придать силу и ускорение борьбе ЛГБТ-сообщества России за равные права, чем поддержка со стороны гетеросексуалов. Положение геев в США и в целом на Западе радикально изменилось когда-то, потому что они начали совершать камингауты, и в сердцах и в умах их друзей, членов их семей и коллег навсегда что-то тоже поменялось. Ведь трудно поверить в то, что геи – это какие-то чудовища, когда ты лично знаком с геем и видишь, что мы – не монстры. Гетеросексуалы изменились и начали смотреть на наше человеческое сосуществование так, как они никогда не делали ранее, потому что ранее мы никогда и не признавались в нашей гомосексуальности. Именно поэтому новый российский закон наиболее опасен тем, что он ставит вне закона такие признания.
– Российские геи и лесбиянки постоянно живут с чувством опасности, что они подвергнутся насилию или аресту. Что они могут сделать перед лицом этих угроз?
– Люди должны уметь защищать себя физически. Если они хотят перебраться на Запад и попросить здесь убежища, то нет ничего такого, что в их поведении было бы неразумным с рациональной точки зрения. Однако я вспоминаю общественные движения, которые возглавляли Махатма Ганди и Мартин Лютер Кинг. Людей травили собаками, сбивали с ног водой из пожарных шлангов, бросали в тюрьмы. Убивали! И в том, и в другом случаях люди шли по лезвию бритвы, чтобы бороться за справедливость. Я считаю, что ненасильственные акции гражданского неповиновения перед лицом санкционированного государством насилия иногда совершенно необходимы. Но это выход не для каждого. Тех, кто чувствует, что у него не хватает на это сил, ни в коем случае не следует критиковать, им нечего стыдиться того, что они не готовы выйти на передовую линию. Однако иногда все это происходит.
– Почему вы сравниваете то, что происходит сегодня в России, с ситуацией в нацистской Германии в 30-е годы XX века?
– Нацистский террор и Холокост не случились в течение одного дня. Это была непрерывно растущая волна антисемитизма, перекладывания вины за все трудности на определенные группы общества, поиск внутренних врагов и эскалация дозволенного властями насилия. Никто не сравнивает то, что происходит сегодня с российскими геями, с тем, что нацисты сделали с евреями в 40-х годах. Однако ситуация напоминает то, как к евреям в нацистской Германии начали относиться в 1933-34 годах. Сравните те кампании преследования, надуманные обвинения, введение политики антисемитизма в законы страны – и сегодняшнюю фанатичную нетерпимость. Здесь есть идентичность.
– Если бы у вас был шанс поговорить с президентом России Владимиром Путиным, что бы вы ему сказали?
– Люди, которые правят с помощью страха, редко становятся потом любимыми отцами нации и государства, которых с любовью вспоминают следующие поколения. Убийства журналистов, преследование национальных меньшинств, преследование инакомыслящих, преследование сексуальных меньшинств, преследование политических оппонентов… Это не тот курс, которого следует придерживаться, если вы хотите, чтобы история назвала вас человеком, который оставил страну (которую вы любите, как вы говорите) в гораздо лучшем положении, чем нашел ее когда-то.
