В животе беременной блондинки раздается крик. Она поднимается с постели, подходит к проигрывателю, выбирает легкомысленную музыку, но тут же снимает пластинку и ставит Баха. У "новой волны" в чехословацком кино нет точной даты рождения, и первым ее фильмом обычно называют "Крик" Яромила Иреша. "Крик" снят в 1963 году (не верьте IMDB, там ошибка), в 1964 году попал в Каннский конкурс (гран-при тогда достался "Шербурским зонтикам"), и новую волну заметили за железным занавесом. Я родился через месяц после 17-го фестиваля в Каннах, так что беременная блондинка ставит Баха для меня.

Теперь уже можно признать, что ребенок не удался: мое поколение оказалось ничтожным во всех отношениях, родители были умнее и смелее. Именно они затеяли две революции – не вполне удавшуюся социальную и великолепную сексуальную, ее плоды мы до сих пор срываем с райских деревьев.

Первый фильм, эти две революции предсказавший, – "Солнце в сети" Штефана Угера, так что новая волна началась с него, но он был снят в Словакии и не вошел в канон. В прошлом году на Карловарском фестивале показывали отреставрированную к пятидесятилетию копию "Солнца", а сейчас я хожу в пражский музей кино на юбилейную ретроспективу фильмов новой волны. Просуществовала она недолго и была уничтожена "нормализацией" Густава Гусака. Последним фильмом волны – тоже очень условно – можно назвать "Шутку" (1969) Иреша, так что этот режиссер и слепил глиняного человека, и похоронил.


Я заинтересовался чехословацким кино 60-х довольно поздно, поначалу оно казалось мне слабой копией французской новой волны, к тому же искаженной цензурой. Нравились только два фильма – зловещий "Крематор" Юрая Герца и кислотные "Маргаритки" Хитиловой, а забираться глубже было лень. Главным популяризатором чешского кино в России был известный многим энтузиаст Антон, торговавший видеокассетами на "Горбушке" (вот тут хранится древняя заметка кинокритика А. Долина с упоминанием его коллекции, теперь в этом обзоре появилось нечто инопланетное). Место на "Горбушке" пало жертвой прожорливого рутрекера, но Антон по-прежнему заказывает переводы редких фильмов. Давным-давно я спросил его, почему он так любит чешскую новую волну, и Антон, поразмыслив, ответил, что это фильмы добрые. Ответ меня ничуть не вдохновил: маленькую доброту, известное дело, следует, как шляпу, оставлять в прихожей. Впрочем, Антон ошибался: ничего особенно доброго в чешской новой волне нет.

Герой "Крика" целый день не может дозвониться в роддом (зверская была жизнь без мобильных телефонов) и ближе к вечеру, стоя у телефонной будки, подслушивает разговор старушки, которую сын выгоняет из дома: долгожданные дети оказываются сволочами, истребляющими родителей. За кадром все случилось наоборот: во времена Гусака время пошло вспять, и глупые отцы задавили детей, которые занимались любовью в "Крике" и "Солнце в сети". Первые фильмы новой волны снимались всего через 12 лет после казни Милады Гораковой, и тень виселицы видна во многих сценах. Славек из "Крика", ремонтирующий телевизоры, заходит в школу к младшеклассникам, стучит по монитору, и начинается ядерная война: паранойя 50-х живее всех живых. Еще один визит: к кинокритику, диктующему секретарше рецензию на итальянский фильм. Вместо "капиталистический" приспособленец произносит "социалистический": можно представить, какие истерики устраивали из-за этой оговорки члены комиссии, принимавшей фильм. Другие намеки и тайные фиги сейчас уже не разглядишь. Какая-то странная склока на почтамте: вроде бы расист оскорбляет обуреваемого негра, начинается потасовка – наверняка нечто бунтарское, но за 50 лет яд испарился, и в этом эпизоде осталось не больше смысла, чем в ужимках Бастера Китона. Разумеется, от этого он стал только лучше. Влюбленные из "Солнца в сети" работают в колхозе, это была гнусная трудовая повинность, но теперь назидательность исчезла, сохранился только всемирный абсурд сельского труда. Готвальда только что выволокли из мавзолея, и блондинка из Братиславы надела модные солнечные очки и раздобыла транзисторный приемник.



Тень виселицы, которая в "Крике" едва заметна, в "Шутке", снятой во время Пражской весны, появляется на первом плане. Персонаж романа Милана Кундеры мстит своему бывшему однокурснику-марксисту, по вине которого попал сначала в казарму для политически неблагонадежных, а потом на перевоспитание в каменоломни: соблазняет его глупую стареющую жену. Изощренная месть оказывается бессмысленной: у марксиста молодая любовница, а унылая карга ему не нужна. Когда тетка понимает, что ее обманули, она пытается покончить с собой, но вместо снотворного глотает слабительное и застревает в деревенском сортире. Чешская новая волна не успела подняться до циничных высот югославского черного вала, "Шутку" показывали какое-то время после советского вторжения, а потом запретили. Тут-то все и кончилось.

Недавно на сайте Colta.ru критики вспоминали недооцененных режиссеров. Мой список возглавили бы Иреш и Угер. Теперь, когда нет ни соцреализма, который они подрывали, ни цензуры, которую они обманывали, и политика ушла с прошлогодним снегом, в их фильмах осталось лучшее: расхристанность юности, тестостерон, недомолвки, алчная скорость 60-х, растерянность круглолицых блондинок, вечно занятые телефонные будки.